Москва, Орда и Дональд Трамп

8 октября 1480 г. войско княжича Ивана Молодого отразило попытки орды хана Ахмата форсировать пограничную реку. Так началось «Стояние на Угре». 11 ноября Ахмат ушел в степь, не требуя более дани. Этот момент считается концом ордынского ига, начавшегося с «Батыевого погрома» 1237-40 гг. Но есть и альтернативная точка зрения.

Она состоит в том, что ига как такового не было. Правда, содержание «Стояния на Угре» от этого принципиально не меняется.

Предположение о том, что «монголо-татарское иго» игом, собственно, не было, для меня, конечно, не новость. Однако еще лет двадцать назад такой концепции придерживались только очень своеобразно мыслящие историки, такие как Лев Гумилев. Сейчас же предположение об отсутствии враждебных отношений между русскими князьями и ордынскими ханами является широко признанным. Именно в этом направлении мыслит известный российский историк Антон Горский (Горский А. «Москва и Орда». — М.: «Наука», 2003).

Основные его выводы можно свести к следующим рассуждениям.

После событий 1237—40 годов русские князья признали себя вассалами ордынского хана. И именно этим объясняется использование в летописях слова «царь», которое обозначает более высокий статус, чем «князь». При этом хан занял место, которое ранее занимал византийский басилевс. Правда, автор не углубляется в особенности русско-константинопольских отношений и не указывает, были ли русские князья связаны с императорами отношениями вассалитета.

Не углубляется Горский и в то, почему именно русские князья признали над собой власть ордынского «царя». Другие авторы поясняют это особенностями средневекового религиозного мировоззрения — ордынское нашествие и власть хана расценивались как наказание Господне за грехи, подобно вавилонскому пленению иудеев. Соответственно, и выступление против хана расценивалось как выступление против воли Бога.

Ханы, в свою очередь, устраивали походы на Русь только в тех случаях, когда русские князья нарушали свои вассальные обязательства. Например — выступали против чиновников хана, задерживали выдачу дани (именно это было причиной походов 1380, 1382, 1480 годов). В общем, «ига» не было — брали ровно то, что должно было в отношениях вассалитета.

Ордынские ханы не давали чрезмерно усилиться ни одному из княжеств, выступая в конфликтах на стороне более слабого.

Соответственно, автор отбрасывает романтические гипотезы о, например, «хитром плане Узбека», который сознательно создавал противовес Литве на основе Московского княжества. Усиление Москвы, по его версии, произошло случайно, из-за того, что в силу «замятни» Орда потеряла контроль над процессом.

Тут я, скорее, склонен с Горским согласиться. Ну не верю я в «хитрые планы». Тем более что, например, историк Николай Борисов, описывая упомянутый «хитрый план», одновременно обращает внимание на авантюрную политику тверских князей, которая не могла не привести их к краху.

Русские князья были лояльны к законным правителям-чингизидам, но в случаях конфликтов в Орде позволяли себе ориентироваться на разных ханов (рубеж XIII—XIV веков) или даже прямо выступать против нелегитимных правителей (1380 год).

Ключевым моментом в биографии Дмитрия Донского автор полагает неудачную в военном отношении кампанию 1382 года. Во-первых, Дмитрий Иванович продемонстрировал готовность воевать с законным ханом (до этого, правда, не дошло). Во-вторых, несмотря на эту свою готовность, он заставил Тохтамыша признать первенство Москвы на Руси, в частности — наследственные права на Великое княжение Владимирское.

Интересно, что первым Великим князем Московским, которого стали именовать «царем» при жизни, был Василий Темный. До этого князья удостаивались такого титула только иносказательно и посмертно. Василий же Васильевич был так назван, поскольку сопротивлялся Флорентийской унии (место оказалось «вакантным», так как византийский император, поддержавший унию, тем самым быть православным царем перестал).

Случай Ивана III рассматривается с той точки зрения, что, перестав платить дань узурпатору, он не стал ее платить и законному хану Ахмату. Именно это было причиной походов татар 1472 года (когда был сожжен Алексин) и 1480 года (закончился «Стоянием на Угре»).

Горский даже ставит события 1472 (отказ от восстановления платежей) и 1476 (отказ Ивана ехать в Орду по вызову хана) годов выше событий 1480-го. Последнюю дату он считает выдумкой Карамзина и уверяет, что независимость надо отсчитывать от того момента, когда страна сочла себя независимой.

Гипотеза странная. Во-первых, можно сказать, что мудрец свободен и в тюрьме, но он не перестанет быть в тюрьме, установив этот факт. Мало не платить дань, надо, чтобы сам хан расхотел ее брать. А именно это и произошло в 1480 году. Во-вторых, сам Горский отмечает непоследовательность Ивана Васильевича, который ведет себя как суверенный правитель где угодно, но только не в Орде.

Казалось бы, всё это — старая история, но как похожа она на ситуацию в современном мире, где роль ордынского хана играют президенты США, а «суверенные» главы других государств молчаливо признают свой вассалитет. Впрочем, приход к власти «узурпатора» Трампа создает некое окно возможностей для тех политиков, которые стремятся играть на противоречиях между партиями в США (что интересно, первой тут отметилась совершенно, казалось бы, подконтрольная украинская власть).