о Евгении Евтушенко и месте литератора в советском проекте

«Евтушенко свободно перемещался по континентам, ногой открывал дверь в ЦК (читай: авгиевы конюшни) и мог легко привезти из США 124 запрещённые книги для личного пользования. И тут не так важно, насколько все эти истории правдивы. Тут скорее важно, что государство в какой-то момент решило, что именно поэт может на такое место героя претендовать. Может занимать его. Пусть отчасти и фантазируя, пусть рисуя самого себя. Может ощущать себя героем — стержнем эпохи, объединяющей силой, источником атмосферы и главной силовой установкой». Евтушенко в России больше чем поэт — да что там, он одной Россией не исчерпывается. Явление совершенно планетарное. И я бы никогда об этом не вспомнил, если бы не вышла книга Соломона Волкова «Диалоги с Евгением Евтушенко». Пять лет назад эти диалоги в трёх частях показывали по телевизору. Теперь, прочитав книгу, я вижу, что в те передачи вошло процентов 40 от записанного материала. А книга получилась прекрасным калейдоскопом недоразумений и свидетельств, а также универсальным ответом на вопрос о месте художника в советском проекте. Эта книга состоит из бесконечного количества историй сколь захватывающих, столь и фантастических. Создаётся ощущение, что поэтом Евтушенко заполнена вся Вселенная без остатка. И та вселенная, где Кеннеди с Макнамарой — министром обороны США, и та, где Хрущёв с Семичастным — председателем КГБ. Мы привыкли думать, что вселенные эти могли соприкасаться только по дипломатической линии, а для простого обывателя так и вовсе были недоступны даже умозрительно. А оказывается, основной центростремительной силой второй половины XX века был русский поэт Евгений Евтушенко. Вот он беседует с Ричардом Никсоном. Причём беседа эта проходит в Белом доме по инициативе американского президента. В неформальной обстановке. Но главное тут — суть встречи. Оказывается, Никсон пригласил гастролировавшего тогда по США Евтушенко для того, чтобы проконсультироваться с ним, когда ему, американскому президенту, лучше ехать с визитом в СССР. О чём говорить с советским народом? Что сказать на телевидении? Куда лучше всего сходить? В Театр на Таганке? Ага, записываю. А как вы думаете, mr. Evtushenko, советский народ не обидится на меня, если сначала я съезжу в Китай? Вот Евтушенко сидит на встрече Никиты Хрущёва с деятелями современного искусства. Хрущёв кричит на Эрнста Неизвестного. Окружающие понимают: наступает новый террор, закончилась «оттепель», вольница, красивая жизнь. Сейчас всех не просто расстреляют, а сотрут в порошок! А тут ещё неприятный Сергей Михалков ходит со своим сыном и говорит всем: «А вот, посмотрите, ещё один Никита Сергеевич»! Кто спасёт эпоху? Встаёт русский поэт Евгений Евтушенко и говорит: «Знаете, сейчас не те времена! И не надо тут кричать»! И Хрущёв осекается, замолкает, тушуется. Спасён авангард советской культуры. Спасена «оттепель»! Но политическая активность Евтушенко — это далеко не всё. Им, его духом, его стихами пронизана вся действительность вообще. Сидит однажды Евтушенко у себя дома (в это трудно поверить, потому что, судя по другим его рассказам, времени на то, чтобы сидеть, у него просто не могло быть) — звонок в дверь. Евтушенко открывает, а там стоит солдатик. И оказывается, что солдат этот служил вместе с одноклассником Евгения Александровича. А одноклассник был танкистом и вот буквально сейчас участвовал во вторжении советских войск в Чехословакию. Стало быть, на дворе 1968 год. И вот солдат, служивший с одноклассником поэта, рассказывает, что тот во время прохода колонны танков через чешское село задавил девочку. Не выдержал этого, высунулся из танка, достал пистолет и выстрелил себе в сердце. А в нагрудном кармане у бойца лежала книга стихов Евгения Евтушенко. И солдатик её сейчас привёз поэту домой — простреленную книгу стихов, которую взял с собой в Чехословакию танкист и по совместительству одноклассник поэта. Или, скажем, такое: Евтушенко где-то в Чили на приёме у президента Альенде слушает выступление местного поэта. Сидящий рядом человек в очках спрашивает у героя: «Откуда вы»? — «Я из Советского Союза»! — «Да ну! Вы ещё скажите, что вы Евтушенко»! — «Вот, представьте себе, я и есть Евтушенко»! — «А я Пиночет», — отвечает человек в очках. Понятно, упор в рассказе сделан на то, что для Пиночета встретить великого Евтушенко — событие несоизмеримо более важное, чем для Евтушенко встретить... да хоть бы и инопланетянина! На каждой третьей странице возникают реплики интервьюера — Соломона Волкова: «Потрясающая история! Невероятная»!. Истории действительно невероятные. Особенно в такой концентрации. Книга эта, конечно, в большей степени художественная — это очередной проект поэта Евтушенко. Как его фильм «Похороны Сталина» или его стихотворение «Бабий Яр», это в первую очередь инструмент самоактуализации. Манифест собственной значимости, если не сказать величия. Но в этой книге есть главное: повод построить мост от этого красочного фантастического комикса к некоторому обобщению. Какое, собственно место, какое пространство предполагалось в Советском Союзе для художника? Для поэта. Как-то так вышло, что в закрытом и жестоком тоталитарном обществе, в обществе постоянного дефицита, цензуры и унижения человеческого достоинства супергероем стал поэт. Да даже и не супергероем, а просто героем в античном смысле этого слова. Поэт стал Гераклом, совершающим подвиги, стравливающим разные крылья власти, спасающим невинных, выступающим на стадионах. Да у него и сверхспособности были совершенно как из комиксов или мифов. Он свободно перемещался по континентам, ногой открывал дверь в ЦК (читай: авгиевы конюшни) и мог легко привезти из США 124 запрещённые книги для личного пользования. И тут не так важно, насколько все эти истории правдивы. Тут скорее важно, что государство в какой-то момент решило, что именно поэт может на такое место героя претендовать. Может занимать его. Пусть отчасти и фантазируя, пусть рисуя самого себя. Может ощущать себя героем — стержнем эпохи, объединяющей силой, источником атмосферы и главной силовой установкой. Ближе к финалу книги речь заходит о перестройке. И тут герой начинает теряться. Всё чаще проскакивают реплики: «Да откуда я знаю»? «Да меня там не было», «Спросите кого-нибудь другого». Схлопнулся воздух, время поменялось, место поэта исчезло. Это не проблема страны, это проблема скорее вселенская. Время прошло не в историческом, а в каком-то астрономическом смысле. Потому что не может у планеты быть вечно один герой. Но если вы посмотрите на того, который был, вы поймёте, что на его месте никого нет. Возможно, и не будет. Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.