Как мусульмане России воспринимают операцию в Сирии

30 сентября — третья годовщина российской военной кампании в Сирии. Москва ставила цель — уничтожить террористов запрещенного в России «Исламского государства» и сохранить сирийские институты, не забывая проводить параллель с развалом Ливии после свержения режима Каддафи в 2011 году. Однако через три года иллюзии окончательно рассеялись: военная поддержка алавитской верхушки во главе с президентом Башаром Асадом постепенно сменилась политической, а реформирование модели власти стало сводиться к диалогу баасистского режима с выпестанной им же и его союзниками марионеточной оппозицией. Москве удалось навязать силовой сценарий при понимании раздробленности сирийской внутренней и внешней оппозиции и использовании конъюктурных факторов, а именно — отсутствия чёткой сирийской повестки у Вашингтона, саудовско-катарского кризиса, внутренних проблем в Персидском заливе и общей усталости внешних игроков от сирийского кризиса, которые не только прекратили помощь оппозиционным фракциям, но и фактически окончательно раскололи их на изолированные фрагменты. В качестве ключевых военных союзников Кремля в Сирии выступают шиитские Тегеран, ливанская «Хезболла» и другой проиранский интернационал. При этом подавляющее большинство населения Сирии так же, как и подавляющее большинство из более чем 20 миллионов мусульман России, — сунниты. Провластная коалиция, несмотря на все противоречия и разногласия, остаётся относительно единой как в военном, так и в политическом плане. Тем не менее, выстраивая своё взаимодействие с Тегераном, Москва пыталась избежать втягивания в региональные вопросы в качестве инструмента решения задач иранской политики. Этому втягиванию препятствовали договорённости России с Израилем о свободе действий ВВС ЦАХАЛ, а также активизация контактов с суннитскими монархиями Персидского залива на фоне испорченных администрацией Обамы американо-саудовских отношений. Часть проживающих на территории РФ мусульман негативно восприняла вмешательство Москвы в конфликт на стороне официального Дамаска. В то же время, это недовольство не вылилось в масштабные протесты и теракты. Представители официального муфтията заявляли о поддержке политики Кремля, отмечали, что действия России в Сирии «направлены на прекращение убийств людей, восстановление мира и стабилизации обстановки в регионе». Независимые социологические вопросы свидетельствовали о достаточно большом числе недовольных среди российской уммы (община мусульман). В 2016 году, согласно социологическому опросу, около 24% мусульман республики Татарстан и 22% мусульман республики Дагестан высказались против вмешательства России в сирийский конфликт, 6% опрошенных дагестанских мусульман и 3% татарских мусульман рассматривали сирийскую войну как конфликт между суннитами и шиитами. «Респонденты могли солгать… вопрос о том, поддерживаете ли вы войну, является довольно деликатным, и некоторые люди могли решить, что ложь безопаснее», — указывало издание The Washington Post. О том, какие формы приняло недовольство вмешательством РФ в сирийский конфликт среди российских мусульман, и во что оно может вылиться в дальнейшем, News.ru спросил у экспертов. Екатерина Сокирянская, директор Центра анализа и профилактики конфликтов, эксперт по Северному Кавказу: Реакция российских мусульман на начало военной операции в Сирии была разной. Чтобы точно понять, как это выглядит в процентном отношении, нужно проводить социологические опросы. Условно российских мусульман по их отношению к вмешательству России в сирийское вооружённое противостояние можно разделить на три категории. Во-первых, люди, получающие информацию из центральных каналов. Они восприняли эту войну в геополитической плоскости, как противостояние России и Запада и как часть борьбы с мировым терроризмом. То есть, отнеслись к этой войне так же, как среднестатистические россияне. Я думаю, таких людей среди российских мусульман и в частности в мусульманских республиках Северного Кавказа большинство. Во-вторых, часть мусульман Северного Кавказа сильнее идентифицирующих себя с глобальной суннитской уммой и получающих новости не только из центральных и местных телеканалов. Они отнеслись к политике России критично. В Интернете достаточно широко распространялась и активно обсуждалась информация о том, как страдают от режима Асада и бомбардировок ВКС мирные жители. Среди этой части верующих действия Асада и России вызывают негативную оценку. В-третьих, самая радикальная часть мусульман — она поехала воевать в Сирию и Ирак именно потому, что Россия вступила в эту войну. Россияне из Северного Кавказа и других регионов уезжали воевать в Сирию с самого начала вооружённого конфликта, но для тех, кто уезжал после 2015 года именно начало операции ВКС России стало решающим фактором в принятии такого решения. Многие увидели в поездке в Сирию открывшуюся возможность воевать на этом фронте против Кремля. К этой мобилизационной волне присоединились также некоторые уроженцы северокавказских республик, проживавшие в Европе. Социального и политического взрыва внутри России не произошло, потому что самая радикальная и пассионарная часть недовольных внешней политикой РФ мусульман уехала воевать в Сирию и Ирак. Кроме того, перед зимней Олимпиадой 2014 года в Сочи силовики провели жёсткую зачистку религиозного поля на Северном Кавказе, в результате которой многие активные харизматичные мусульманские лидеры фундаменталисткого толка покинули страну. А лидеры традиционных мусульман встроены в государственную систему и поддерживают внешнеполитический курс. Таким образом, накануне вступления России в сирийский вооружённый конфликт в РФ практически не осталось лидеров, способных мобилизовать протестную часть уммы. Кроме того, я бы не стала преувеличивать влияние сирийских событий на российских мусульман. Сирия далеко. Среднестатистические россияне гораздо ближе принимают к сердцу конфликт на культурно близкой Украине, чем в далёкой и непонятной Сирии. А мусульманские регионы Северного Кавказа, хотя и обладают собственной спецификой, похожи на другие российские регионы. Поэтому у большинства реакция была, в основном, такая же, как и везде по стране. Ахмет Ярлыкапов, старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО: Среди части простых верующих негатив по отношению к политике Кремля после начала операции в Сирии существенно усилился. Серьёзных и масштабных акций протеста, демонстраций и, тем более, беспорядков не было. Это просто отразилось на настроениях, на мыслях, на идеях. И этот негатив будет иметь долгосрочный эффект. Протестов пока может не быть, но умонастроения людей изменить сложно. К счастью, пока обошлось без серьёзных конфликтов между российскими суннитами и шиитским меньшинством. Это произошло благодаря положительному опыту мирного сосуществования двух общин на постсоветском пространстве, в частности, в Азербайджане и в Грузии. Шииты и сунниты уживаются мирно и зачастую молятся в одних мечетях. Но после вмешательства России в сирийский конфликт высказывания суннитов и шиитов друг о друге, и без того не лестные, стали ещё резче. Особенно сильны антишиитские настроения среди салафитской (салафиты — направление в суннитском Исламе, — News.ru) молодёжи, но есть антисуннитские настроения и среди молодых религиозных суннитов. Никакой заслуги Кремля в том, что недовольство российских мусульман не вылилось в серьёзный конфликт, нет. Дело в том, что с началом военной операции ВКС России тысячи молодых людей из Северного Кавказа, Поволжья, других регионов уехали в Сирию воевать. Не только на стороне ИГ, но и на стороне других многочисленных оппозиционных групп. Все они уехали воевать на стороне суннитов. И всех их вела одна и та же идея: «Асад устраивает в Сирии геноцид мусульман, а Россия ему помогает, надо защитить братьев». Иными словами, протест российских мусульман выразился в Хиджре (переселение из земли, подконтрольной неверным, на земли Ислама — News.ru), а не в активных действиях дома. В начале отток был достаточно масштабным. Так, по некоторым оценкам в Сирию уехало около 5000 дагестанцев и не менее 3000 чеченцев. Сейчас радикальной молодёжи просто некуда ехать, процент территории, контролируемой ИГ и оппозицией в Сирии резко сократился, прекратилась работа вербовочных сетей на территории России. Но тех, кто придерживается подобных настроений, в частности, на Северном Кавказе, ещё много. Отмечу, что противостоять радикалам на идейном уровне очень сложно. Официальное исламское богословие не может предложить единой внятной идейно-религиозной альтернативы радикализму. Но это скорее мировая проблема, она характерна для всего мира, в том числе для Ближнего Востока. Но исламский радикализм в России имеет не только религиозные причины. Если говорить о Северном Кавказе, где радикальные настроения особенно сильны, люди там недовольны очень многим: безработицей, социальной политикой, коррупцией, неравенством. Проблема в том, что отсутствуют легальные каналы выхода протестных настроений. Поэтому молодым людям предлагается радикальный выход. Повторюсь, протестный потенциал очень высокий. Он фиксируется и социологическими опросами, и, к сожалению, последними террористическими актами в северокавказских республиках.