Черногория: славянская Спарта

На крайнем юге славянской Адриатики черты балканских характеров кажутся особенно выпук­лыми. Французско-российский антрополог и картограф Жозеф Деникер, совершив в конце XIX века путешествие по юго-восточному европейскому полу­острову, перечислил признаки отдельного антропологического типа, динарского, который счел типичным для населения горных районов Далмации и Черногории. Высокий рост, стройное телосложение, продолговатое лицо, прямой нос, матовая кожа. Красивые, волевые, смелые, грубоватые люди, устроившие свою жизнь на непростой территории. На этой каменистой земле, где складчатые горы тугой гармошкой согнаны к берегу моря, столкнулись сразу несколько цивилизаций. Славянские племена обитали в местных долинах и на взгорьях с VI или VII века. Приморскую полосу еще до нашей эры колонизировали римляне, их сменили Византия и Венеция, а в начале XIX века область Которского залива перешла под власть Габс­бургов. Континентальные края в конце XV столетия подчинились османам, но сопротивление завоевателям здесь никогда не прекращалось, отсюда в романтические времена и возникло определение Черногории как «православной Спарты». Свети-Стефан, самый гламурный черногорский курорт, расположен на небольшом острове, который соединен с материком тонким перешейком. По сути, все 80 зданий Свети-Стефана, за вычетом трех храмов и художественной галереи, образуют один огромный отель. Остров популярен среди знаменитостей вроде голливудских «звезд» и топ-моделей. В 1992 году на Свети-Стефане проходил шахматный матч между Робертом Фишером и Борисом Спасским Термин «Черногория» впервые в узком географическом смысле употребил в 1376 году летописец из Рагузы (Дубровника). Визуальным символом «земель над морем» считают мрачные вершины горного массива Ловчен. Безжизненные шапки гор здесь действительно темно-серого оттенка, это прекрасно видно и с берега, и с палубы яхты, и с самолета. Черногорцы считают себя народом воинов и поэтов. С песней смерти на устах и оружием в руках они, обороняясь от османов, продержались пятьсот лет на страже своих суровых Фермопил. Историки считают, что причиной тому не только неуступчивость горцев, но и особенности местной географии: мало какому басурману хотелось лезть на двухкиломет­ровую верхотуру с риском получить пулю в лоб из-за скалы угольного цвета. Географические парамет­ры черногорского участка адриатической зоны действительно крайне своеобразны. Южные области Динарской горной цепи — пронзительно красивый, но на редкость негостеприимный и самый дождливый район Европы: в местечке Црквице выпадает восемь тысяч миллиметров осадков в год. Устремленные к пустому небу скалы кое-где перемежаются бездонными провалами. Глубина самого известного каньона реки Тары превышает 1300 метров, и этой пропасти нет равных в Европе. Конница здесь бесполезна, с пушками сюда не подняться. Условия для прибыльного хозяйствования в черных горах долго не складывались, и многие, но малочис­ленные славянские племена, кормившиеся скотоводством, вели полуголодное полукочевое существование — зато становились крепче, закаляя в лишениях волю. Эти люди были готовы к вечной обороне от любых захватчиков и любых природных катаклизмов. Они жили общинами, по законам кровного братства и кровной мести, убежденные в том, что только так и возможно зацепиться за жизнь в угрюмых горах. Мораль диктовалась обычаями предков, священник был не только пастырем, но и товарищем по оружию, ценность женщины определялась ее способностью поскорее нарожать побольше сыновей. На западе Европы уже совершилась промышленная революция, а в Черногории все еще сохранялось натуральное хозяйство. Горные села существовали в изоляции друг от друга, первую гужевую дорогу здесь проложили в 1840 году, через семь лет после открытия первой начальной школы. До 1878 года в области с населением в сто или сто пятьдесят тысяч человек не было городов. Котор — город типичной для восточного побережья Адриатики византийско-венецианской архитектуры. В храме Святого Луки два алтаря, католический и православный, и это тоже типично для общей истории южнославянских народов, населяюших эти края почти полтора тысячелетия Политической самостоятельности от османов Черногория добилась в 1796 году, после битв у Мартиничей и при Крусах. Выплата дани султану тут же прекратилась. Стара Црна Гора — гористый овал размером примерно семьдесят на тридцать километров вокруг монастыря Цетине — превратилась в ядро будущих страны и нации. Род Петровичей-Негошей, управлявший Цетинской митрополией, а потом и княжеством, соединял в своих руках бразды светской и духовной власти. Поскольку монахам полагалось быть бездетными, властные полномочия передавались от дяди к племяннику. Петровичи-Негоши добивались расширения своих земель. Постепенно к Старой Черногории присо­единили прилегающие к Цетине с севера земли, Брда («горы») и районы Черногорской Герцеговины с центром в Никшиче. Еще столетие назад демографы точно подсчитывали домо­хозяйства, управлявшиеся черногорскими племенами. Каждое собиралось из братств-кланов, связанных родственными узами по мужской линии. Влияние братств, как считают знающие люди, и по сей день сказывается на схемах распределения финансовых потоков, а отчасти даже на некоторых действиях черногорской власти. На протяжении многих десятилетий в черногорской истории особую роль играл «русский культ», оглядка и опора на империю Романовых. Молодой митрополит Данило Петрович-Негош установил первые связи с Россией в 1711 году, после чего получил от Петра I грамоту с призывом к восстанию против османов. Но черногорская мина тогда не сработала: армия султана подавила бунт, а поход русского царя через реку Прут на другом фронте войны окончился поражением. Каждый правитель из династии Петровичей пытался избавить родные земли от бедности и лишений, сбросив иностранную зависимость. Каждый уповал на защиту Петербурга, и каждый такую поддержку, пускай иногда лишь моральную, получал. Сербы из Черногории ездили в Россию на учебу; черногорские солдаты носили русские мундиры старых образцов и стреляли по врагам из русских ружей; черногорских княжон выдавали замуж за родственников русского императора. Романовы в политическом и духовном смыслах утверждали Петровичей-Негошей на престол. В общем, на северо-востоке Европы и на ее дальнем юго-востоке молились одному Богу, говорили на близких языках, вместе ненавидели турок. У постепенно сложившегося мифа о нерушимой дружбе русских и черногорцев обнаружилась серьезная теоретическая основа: Россию в общесербской традиции принято рассматривать как исторический субъект, препятствующий торжеству зла и антихриста. На вилле «Милочер» когда-то отдыхала югославская королева Мария Кара­георгиевич. Нравы с той поры стали демократичнее, зато цены на морепродукты подросли В 1806 году князь Петр I Петрович-Негош даже вы­двинул идею создания славяно-сербского царства с русским соправителем на троне, но затея совместной державности провалилась. Его преемник Радивое (в монашеском постриге Петр, князь Петр II), как гласит предание, посетил могилу Пушкина, чтобы вдохновиться на создание стихов. Из этого вдохновения, надо полагать, и вышло главное произведение черногорской литературы — эпическая поэма «Горный венец». В 1834 году Петр Негош организовал в Цетине на русские деньги типографию, в которой печатал и свои стихотворения. Священник и поэт Петр II назвал родной край «свободы сербским гнездом». И вел себя соответственно: при посещении Рима отказался приложиться к веригам, которыми был опутан в темнице апостол Петр: «Черногорцы не целуют цепей». Потомок князя-поэта Никола, пожалованный званием генерал-фельдмаршала российской армии, отец двенадцати детей, известный в столицах разных стран по прозвищу «европейский тесть», выдал двух своих дочерей за внуков Николая I Романова. Цетинские невесты, Анастасия и Милица, окончили Смольный институт; обе княжны были умны и влиятельны, но отличались высокомерием, за что их недолюбливали при русском дворе и дразнили «черногорскими воронами». После Русско-турецкой войны 1877–1878 годов Черногория получила международное признание, государство расширилось, из крошечного превратилось в маленькое, а в 1910 году стало королевством. Скадарское озеро, самое большое на Балканском полуострове, находится на границе Черногории и Албании. Это уникальный природный заповедник, некоторые участки озерного дна расположены ниже уровня моря. На северо-западе в озеро впадает короткая и невероятно живописная синяя речушка Риека-Црноевича, названная по имени средневекового сербского феодала В Цетине Никола обустроил двухэтажный дворец —­ по русским меркам поместье аристократического рода среднего достатка — с библио­текой, индонезийским и венецианским салонами, чайной комнатой, бильярдным столом. Царствовавший по узурпаторской традиции Негош в то же время по мере сил приближал Черногорию к европейским цивилизационным стандартам. В столице его маленькой страны работали одиннадцать дипломатических представительств, выходили шесть газет. Цетине, очаровательный в своей скромности город с десятитысячным населением и парочкой исторических кварталов, и теперь помнит своего единственного короля, ему даже посвящена международная велогонка «По дорогам Николы». Однако не он, одержавший много военных побед, но проигравший главную историческую схватку, — культовый герой Черногории: выбирая между двумя правителями, поэтом и солдатом, их потомки предпочли поэта. В Черногории уверены, что именно Петр II, мечтая о счастливом будущем, первым употребил название «Югославия». Национальные святыни на одной из вершин горы Ловчен, в мрачном мавзолее, потолок которого покрыт золотой крошкой, — гробница Петра II Петровича-Негоша и 28-тонный памятник ему. Каменный пастырь восседает на троне, погруженный в тяжелые думы, за его спиной простирает крылья черногорский орел. К мемориалу Негоша ведет лестница из пятисот ступеней, но вершина Ловчена вознаградит за утомительное восхождение: отсюда открывается редкой убедительности панорама — и старочерногорские горы, и новочерногорское море, и вечночерногорское небо. По преданию, остров Богоматери-на-Скале появился в XV веке, когда на рифе в Которском заливе нашли чудотворную икону. За два века риф благодаря кораб­лям, которые затап­ливали здесь местные жители, разросся до 3000 квадратных метров В вихре Первой мировой Черногория, сражавшаяся в лагере победителей, неожиданно потеряла и королевскую династию, и свою выстраданную кровью государственность, причем беда пришла не от тех, кого в Цетине считали врагами. Сербия воспользовалась выгодной политической ситуацией и, выражаясь современным языком, «отжала» у черногорцев независимость. Черногория из равноправного военного союзника Сербии превратилась в лишенную даже автономии область, подотчетную Белграду. Обстоятельства, при которых Великое народное собрание сербского народа, так называемая Подгорицкая скупщина, принимало решения о низложении Петровичей-Негошей и объединении с Сербией, квалифицируют по-разному. Сторонники собственной монархии, выступавшие под лозунгом «Один король, одна страна, один народ», подняли восстание, но их отряды были быстро рассеяны. Теперешние черногорские власти считают незаконным созыв Подгорицкой скупщины, а пребывание своей родины в королевстве Кара­георгиевичей называют сербской оккупацией. При этом черногорцы составляют в Черногории чуть меньше половины населения; а тех, что ощущают себя сербами, здесь примерно треть. Известны семьи, в которых один брат считает себя сербом, а другой черногорцем. Когда Сербия изгнала Негошей и превратила Черногорию в часть южнославянского королевства, многое изменилось. Цетине потеряло столичный статус. Подгорица, на­оборот, его приобрела. Этот важный опорный пункт османской власти, который турки звали Богуртлен (в переводе «ежевика») разрастался вокруг крепости у слияния речек Морача и Рибница. В 1878 году, когда решением Берлинского конгресса он был передан княжеству Петровичей, каменные укреп­сооружения разрушили. В годы Второй мировой британские бомбардировщики совершили на оккупированный нацистами город семьдесят налетов, которые оставили в Подгорице четыре тысячи мертвых — почти треть населения. Под бомбами союзников уцелело немногое. Послевоенное бетонное восстановление принесло Подгорице урбанизацию, но не принесло особого уюта. «Инжир» по-сербски (а теперь и по-черногорски) будет «смоква». Отправляйтесь за ним на фруктовый рынок в Которе! Ограниченную государственность Черногории вернули коммунисты-титовцы, провозгласив ее одной из шести республик своей федерации, да еще добавили землицы: почти две сотни километ­ров побережья с Которским заливом, самым большим на Адриатике. Ожерелье курортных городков латинско-византийской архитектуры — Херцег-Нови, Пераст, Котор, Будва, Бар, Улцинь — добавляет Черногории европейского стиля и привлекательности. Приморский юг и горный север до сих пор остаются двумя главными и со­всем разными регионами страны — богатым и бедным, оптимистическим и депрессивным. Туризм и торговля развиваются на исторически новоприобретенном юге, а на севере кажется, что жизнь замерла. В социалистической Югославии Черногория была экономически отсталой, но важной федеративной единицей. В годы Второй мировой черногорцы играли яркую роль в коммунистическом движении сопротивления. Позднее процент выходцев из этой республики в партийном и государственном аппаратах Социалистической Федеративной Республики Югославия, а также в Народной армии заметно превышал 2,5 процента черногорцев в общей численности населения страны. Титовские времена многим жителям республики до сих пор представляются благословенными. Понятно, почему: слаборазвитым территориям социализм давал больше, чем тем, кто делал основные взносы в федеральный бюджет. Но единство южных славян уже в прошлом — как и продлившийся до 2006 года непростой союз Подгорицы с Белградом. В конце концов этот государственный брак, как и все прочие в Югославии, был признан неудачным. Началась новая эпоха государственного строительства. На протяжении почти всего XX столетия «особые» русско-черногорские связи оставались утопленными в проблемах советско-югославских отношений. Новый поворот произошел в новом веке. Бизнесмены из Москвы и Петербурга зачастили в Черногорию с проектами и инвестициями, оживились контакты в других сферах. В Подгорице перебросили пешеходный Московский мост через Морачу, воздвиг­ли памятник Пушкину с Натальей Николаевной, а также Владимиру Высоцкому, вспомнив, что каждый из этих русских поэтов сказал свое черногорское слово. С Пушкиным вышло забавно: в 1834 году он попался на уловку Проспера Мериме и принял выдуманные им прозаические переводы песен «полудиких народов» за подлинные «иллирийские легенды». Дюжину литературных мистификаций — одна из них посвящена черногорской борьбе с Наполеоном — Пушкин вольно пересказал в цикле «Песни западных славян». Нам сдаваться нет охоты, — Черногорцы таковы! Для коней и для пехоты Камни есть у нас и рвы... Теперь металлический Александр Сергеевич обречен бесконечно декламировать эти строки своей супруге, сидящей под фонарем между зданиями парламента и центрального банка. На лавочке достаточно места, чтобы сделать эффектное селфи с четой Пушкиных. Владимир Высоцкий побывал в Черногории в 1974 году, когда снимался в военной кинодраме «Единственная дорога». Тогда же местные журналисты сняли о нем документальный фильм: стоя на морском берегу, Высоцкий читает стихотворение «Черногорские мотивы» о доле и яростном счастье умереть за родину, «не дожив до тридцати». Ныне бронзовый Высоцкий — в динамической позе, с гитарой в руке, голый по пояс, с философским черепом у босых ног — навечно встал у подгорицкого моста. Примечательно, что оба русских поэта с интервалом без малого в полтора столетия эксплуатировали главный балканский исторический миф — о славной смерти во имя свободы, то есть о смерти, которая ценится выше жизни. Это первое и часто единственное из того, что известно о черногорцах за пределами южнославянского мира. То, что и черногорцы знают о себе самих. Ведь в их поэтической Библии сказано: Тяжек ваш венец, зато плод сладок, Ведь без смерти нет и воскресения! Историческая часть Котора в буквальном смысле слова прилеплена к отвесной скале высотой 250 метров. Этот неприступный склон широким кольцом охватывают стены крепости Святого Иоанна, «по оврагам и чрезмерной крутизне неподражаемым образом укреп­ленные», как писал один из очевидцев в начале XIX века В Черногории, в основном в ее приятной приморской зоне, ныне обосновались тысячи выходцев из России. В Которе расцветают и отцветают арт-проекты галериста Марата Гельмана, в Будве и Петровце для русскоязычных открываются косметические салоны, фитнес-центры и детские сады. С новостями и полезными советами знакомит «Русский вестник», любимые песни на ультракоротких волнах транслирует «Русское радио», вилла за пару миллионов евро продается в жилом комплексе «Царское село». История замкнула необычный круг: когда-то в поисках лучшей жизни отправлялись на северо-восток Европы с ее юго-востока, а не наоборот.