Находится ли Германия сегодня в «предфашистской» фазе?

Привлекать всеобщее внимание — одна из функций некоторых профессий. Но иногда слишком много внимания может принести больше вреда, чем пользы. Можно предположить, что именно это случилось с Найкой Форутан (Naika Foroutan), исследователем ислама и социологом из берлинского Университета имени Гумбольдта. В воскресенье в интервью берлинскому изданию «Тагесшпигель» (Tagesspiegel) она сделала следующее заявление о современном развитии Федеративной республики Германии: «Общественные процессы развиваются в сторону предфашистской фазы». Действительно, у Германии есть сейчас проблема с ростом популярности одной правопопулистской, в некотором смысле даже правоэкстремистской антипартии. Без всякого сомнения, эта партия настроена враждебно по отношению к иностранцам, некоторые ее представители высказывают к тому же еще и антисемитские взгляды. Кроме того, эта партия агрессивно относится к инакомыслящим, ориентируется не на консенсус и не на баланс интересов в обществе, а на радикальные требования, независимо от того, насколько они выполнимы. Но можно ли все-таки говорить о некой «предфашистской фазе»? Сначала нужно вспомнить следующее: леворадикальная террористическая группировка «Фракция Красной Армии» (Rote Armee Fraktion) использовала это искусственное слово для уничижительного обозначения своего врага — демократического правового государства. Первый раз оно было употреблено в печально известной «Концепции городской партизанской войны» (Konzept Stadtguerilla) в апреле 1971 года, идеологической основе преступной деятельности группировки, но затем и в более поздних заявлениях. В серьезных исследованиях термин «предфашистский» используется для критического обозначения политической философской школы «Консервативной революции». Термин использовали для сознательной диффамации интеллектуалов, которые хотя и формулировали ярко выраженные национальные, иногда даже националистические мысли, но не сумели подняться до уровня идейных вдохновителей в европейских фашистских обществах двадцатых и тридцатых годов. В качестве примеров таких интеллектуалов можно назвать Освальда Шпренглера (Oswald Spengler) и Эрнста Юнгера (Ernst Jünger) в Германии, Бенедетто Кроче (Benedetto Croce) и Гаэтано Моска (Gaetano Mosca) в Италии или Жоржа Сореля (Georges Sorel) во Франции. Их всех роднило антилиберальное и элитарное мышление, на основе которого они скептически относились к западной, то есть основанной на равенстве граждан демократии. Конкретной политикой они занимались редко или не занимались вообще, их страшили практические дела, и поэтому они предпочитали обитать в интеллектуальных сферах. Но Найка Форутан явно не имеет в виду мыслителей этого круга, когда употребляет термин «предфашистский». Вероятно, она хочет сказать, что Германия и Европа движутся к новому фашизму. По-другому ее интервью трудно понять, хотя она и ссылается на книгу Фритца Штерна «Культурный пессимизм как политическая опасность» (Fritz Stern «Kulturpessimismus als politische Gefahr»), его диссертацию 1961 года, вышедшую на немецком языке в 2005 году. Культурный пессимизм и интерпретируемый в этом смысле предфашизм были всегда лишь интеллектуальным феноменом, а не массовым движением. Лишь настоящий фашизм придал ему политическую величину. С нынешним расцветом правого популизма эти интеллектуальные движения имеют мало общего. Правда, иногда и возникала некая связь между действительными предфашистскими мыслителями и настоящим фашизмом. Так, писатель Габриеле Д'Аннунцио (Gabriele d'Annunzio) стал идейным вдохновителем Бенито Муссолини. Возможно, что и бывший главный советник Трампа Стив Бэннон (Steve Bannon) надеется выполнять схожую роль. Но что такое фашизм? Если рассматривать это понятие, отойдя от его произвольной и сегодня давно утратившей первоначальный смысл трактовки как политического боевого феномена, то стоит обратиться к докторской диссертации Эрнста Нольте (Ernst Nolte) 1963 года «Фашизм в своей эпохе» («Der Faschismus in seiner Epoche»). Независимо от того, как относиться к последующему сдвигу Эрнста Нольте на самый правый край политического спектра, бесспорно одно: эту книгу и спустя почти полвека после ее первой публикации необходимо прочесть. Нольте писал, что фашизм следует понимать как особый вариант националистических течений, постоянно присутствовавших в большинстве стран Европы с начала XIX века. Решающим критерием, объединявшим все самые различные национальные фашизмы, была фокусация на одном и том же противнике. Книга Нольте показывает это на примерах движения «Французское действие», итальянского фашизма, от которого понятие и получило свое название, и немецкого национал-социализма. В этот ряд примеров можно было бы включить и «Испанскую фалангу», и «Британский союз фашистов», и хорватских «Усташей». При сравнении типичных признаков этих трех примеров (Нольте называет свой метод «феноменологическим», что, по сути, означает ни что иное, как «сравнительный») он приходит к следующему выводу: «Фашизм — это антимарксизм, который пытается уничтожить противника путем формирования радикально противоположной и тем не менее сходной идеологии и применения практически идентичных, но все же по своему характеру модифицированных методов, но при этом всегда в твердых рамках национального самоутверждения и национальной автономии». Это очень полезное определение, дающее возможность сделать основательный, независящий от особенностей той или иной страны анализ политических процессов. И он показывает, что сейчас не имеет смысла предостерегать от «предфашистской» опасности. Потому что современный правый популизм в Европе — начиная от «Национального Фронта или, как он теперь называется, «Национального объединения» во Франции, «Швейцарской народной партии» (SVP), немецкой «Альтернативы для Германии» (АfD), «Австрийской партии свободы» (FPÖ) и до польского «Права и справедливости» (PiS) и венгерского «Фидеса» (Fidesz) — это нечто другое. Эти движения хотя и вызывают опасения, но бороться с ними нужно другими методами. Они базируются не на глубоком чувстве унижения, испытываемого их сторонниками, а на их разочаровании в неповоротливой демократической системе и на страхе перед наплывом чужаков. Типичный в той или иной степени для всех фашистских движений антисемитизм (радикальнее всего выраженный, конечно, в НСДАП) основывался на чистой фикции. А подогреваемое сейчас правыми популистами отрицательное отношение к исламу коренится в действительной проблеме, хотя и не в таком масштабе, как ими утверждается. Кроме того, современные право-популистские группы представляют собой протестные движения, как правило, пожилых мужчин, такие исключения как Марин Ле Пен (Marine Le Penn) и Алис Вайдель (Alice Weidel) лишь подтверждают правило. А динамика европейского фашизма в период между мировыми войнами основывалась как раз на их молодежном характере, к нему часто добавлялся и военный опыт. Если же современный правый популизм заметно помолодеет, то это будет, конечно, еще одним тревожным сигналом. И наконец, привлекательность современных право-популистских движений основывается не на риторике их руководителей: ни Ярослав Качиньский (Jaroslaw Kaczyński), ни Александр Гауланд (Alexander Gauland), да и ни Кристоф Блохер (Christoph Blocher) не являются убедительными народными трибунами. Что же все это означает? Без сомнения, правый популизм представляет собой большую опасность для европейских демократий. С ним необходимо, с одной стороны, аргументированно бороться всеми подходящими политическими средствами, а с другой стороны, противодействовать возникновению опасных процессов в различных областях. Делу не поможешь, говоря о «предфашизме» или «фашизме». Это однозначно иные феномены, требующие принятия других мер. Тот, кто борется с воображаемыми противниками, только помогает врагам демократии.