Мэган Виртанен о том, почему покупать все самое новое — больше не модно
Историк моды и наш колумнист Мэган Виртанен рассказывает, почему увлечение винтажом — это бегство в идиллию, зачем дизайнеры переиздают вещи из прошлой эпохи, и стоит ли нам вообще покупать что-то новое. «Все новое — это хорошо забытое старое». Впрочем, в наши дни эту фразу Роз Бертен можно перефразировать: «Все новое — это старое». Каких-то 15 лет назад интерес к винтажу и историческому костюму воспринимался как странная прихоть. Сейчас вещи с «Уделки» удостаиваются модных шоу, дизайнеры бесконечно черпают вдохновение в прошедших десятилетиях, а мифы о дореволюционной России хотя и поистаскались за последние двадцать лет, все еще имеют отличный коммерческий потенциал. Куда ни посмотри, кругом ностальгические по своей сути проекты, даже если речь идет о внезапной моде на стиль 1990-х. Наследие — один из важнейших типов «незримых товаров», привлекательность которого в безопасности и мнимой простоте. В периоды резких переломов в обществе, будь то изменения в типе хозяйствования и производства или же экономические депрессии, культура всегда ищет опору в историческом мифе о более комфортных временах. Желательно, чтобы эти времена были достаточно давними, и живых свидетелей уже не осталось, ведь тогда можно пользоваться удобными представлениями о прошлом, а не реальными фактами. Когда теории постоянного прогресса и уверенность в исключительно благотворных последствиях развития техники дают сбой, когда мир из стройной вселенной превращается в хаос, а внятной идеи «светлого будущего» сформулировать не удается, то на помощь приходит бегство в идиллию исторического мифа, где все были довольны и счастливы. Желательно, чтобы времена были давними: тогда можно пользоваться не реальными фактами, а удобными представлениями о прошлом Индустриализация и разрушение старого хозяйственного уклада уже к 1820-м породили в Европе интерес к средневековью и барокко, проявившийся в том числе и в одежде, а к концу века дали нам этнографию и научную археологию. Период Великой Депрессии в США стал временем, когда впервые начали серьезно изучать национальные культурные особенности, и тогда же американские дизайнеры одежды впервые удостоились внимания прессы и публики, перестав быть безымянными копиистами французских моделей. В России сложная и в чем-то травматическая реакция на приход капитализма выразилась как в «противоборстве между фраком и армяком» западников и славянофилов, так и в интересе к народным вышивкам и возникновении к 1880-м нового стиля, названного «русской стариной». Миф о допетровской боярской Руси эксплуатировали нещадно, в том числе и в рекламе парфюмерных товаров компаний «Ралле» и «Брокар», предлагавших «парфюмерию русских бояр». Есть какая-то ирония в том, что в наши дни возрождение исторических ароматов этих компаний проходит под знаком мифа о «дореволюционной императорской России» с соответствующими образами и орфографией. В мире, где благодаря автоматизации началась новая индустриальная революция, грозящая переопределить и понятие трудовой занятости, и все социальные роли, а экономическая игра в вечный рост того и гляди закончится, консервативная реакция «верните все как было во времена (нужное подставить)» вполне естественна и в ближайшее десятилетие будет проявляться все ярче. Идея неограниченного и безостановочного потребления всего самого нового и современного не то чтобы теряет актуальность, но несколько утрачивает блеск. Новизна очень долго была нашим культом, но, кажется, взгляд этого бога становится гневным. Фото: Александр Пахомов, Александра Суворова, Андрей Чистяков, Есения Арасланова, Мария Переродина, Денис Сверинов
