Приглашение к переговорам обернулось кровавой бойней
13 июня 1941 года в Литве начались депортации. О том, как это выглядело, за год до своей смерти автору этих строк рассказывал Народный артист СССР, бывший депутат Верховного Совета СССР Донатас Банионис. — Мне было семнадцать. Первого июня 1941 года я был зачислен в Паневежисский театр как актёр-кандидат. Меньше чем через две недели после этого начались депортации. Мы видели, как людей везут в грузовиках, тут же дети плачущие... ох, думаем, скорее бы немцы пришли... Наверное, девяносто процентов людей в Литве ждали немцев. Думали, они спасут от большевиков и Сибири. Актёры выкопали под полом своего общежития схрон. Если бы пришли люди из НКВД, актрисы сказали бы им, что мы сбежали. Наш город ждал войну, и 22 июня действительно начали бомбить аэродром. Спустя несколько дней появились немцы, в театре обосновался штаб литовской самообороны. Я пол-дня таскался с винтовкой, а потом главный режиссёр Юозас Мильтинис выгнал штабистов, и мы снова начали репетировать. При немцах мы жили неплохо, потому что считались муниципальными служащими... Все ждали войну и делали вид, что её не будет В Паневежисе знали, что скоро начнется война, то же самое происходило на всём протяжении советско-германской границы. Мемуаристы вспоминают об этом по-разному: советский лётчик танцует с местной девушкой в приграничном городке, в Белоруссии, та говорит ему, что война начнется через несколько дней. Другому командиру сообщили об этом на базаре. Никакой мистики: недавно установленная граница не была не проницаемой, через неё переходили контрабандисты и беженцы. Global Look Press/Scherl Немецкие войска в Литве В приграничном Бресте на идущие вглубь СССР поезда нельзя было достать билеты, и они уходили переполненными. Те, кому немецкая оккупация грозила смертью, бежали на Восток. Незадолго перед началом войны командование Западного особого военного округа запретило командирам увозить семьи. Генералы следовали опубликованной 13 июня 1941 ноте ТАСС, где говорилось следующее: «...1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь места; 2) по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с друг ими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; 3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными; 4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии по меньшей мере нелепо». Global Look Press/Scherl Немецкий солдат и литовские евреи, 1941 Часть современных историков считает, что эта нота была приглашением к переговорам. Советское правительство видело, что дело идет к войне, и сообщало об этом германскому. Ответа на ноту не последовало, и это значило, что война стала реальностью. В ноте ТАСС всё было ложью. Во время визита наркома иностранных дел Молотова в Берлин Гитлер вёл с ним переговоры о более тесном союзе, переброска германских войск к советской границе сильно тревожила Сталина. А передислокация частей Красной Армии, проводившаяся под видом больших учебных сборов, возможно, спасла СССР. На Запад перебрасывали около восьмисот тысяч человек: большая часть этих частей погибла в июле-августе 1941 года, но немцев они задержали, что позволило эвакуировать заводы и провести мобилизацию. Самомнение, страх и формализм В июне 1941 сложилась парадоксальная ситуация: о близкой войне знали все, к ней готовились, но начальство не хотело в неё верить. Берия отправляет к Сталину сообщения разведчиков, где говорится о близкой войне, оговариваясь, что это чушь. Вождь называет это дезинформацией, и Берия велит стереть свои источники в «лагерную пыль». Курирующий внешнюю разведку нарком, елико возможно подстраховавшись, сообщает, что война близко, но Сталин ничего не хочет об этом слышать. Сообщившего о начале войны немецкого перебежчика пытают и, вероятно, расстреливают. На мир с Германией была сделана слишком большая ставка, и Сталин не мог признаться в том, что прогадал. В этом должны разбираться психиатры: очень умный, чрезвычайно хитрый, абсолютно беспринципный человек стал жертвой всеобщей лести и собственного самомнения, перестав адекватно воспринимать реальность. Вождь выполнял свои обязанности, и готовил страну к войне как к одному из вариантов развития событий. И при этом в неё не верил. Global Look Press/Scherl Литовские беженцы, 1941 Местному командованию адекватно реагировать мешал страх. Большой Террор основательно проредил армию, НКВД был страшнее, чем Гитлер. Советские генералы слепо придерживались курса, который определяли директивы сверху. Рядом с Брестом, в Западном особом военном округе, доты строились прямо у границы, на виду у немцев, и в случае войны толку от них не было бы. Обоснованием такого странного размещения укреплений были слова Сталина, сказанные им в 1930 году, и ставшие советской мантрой: «ни одной пяди чужой земли не хотим, но и своей земли, ни одного вершка не отдадим никому...» Разрешить подчиненным отправить на Восток свои семьи генералы боялись. После того, как «Известия» напечатали ноту ТАСС, это и вовсе стало невозможным. Global Look Press/Scherl Немецкие войска в Литве На недавно присоединенных к СССР территориях и без того было неспокойно: в Бресте активисты польского Сопротивления нападали на красноармейцев, незадолго до начала войны они обстреляли шедших в баню бойцов, было много убитых. А Литву депортации превратили в кипящий котел с закрытой крышкой. Части РККА уходили из республики, отбиваясь от местного подполья, страшную цену заплатили литовские евреи. Среди них было много советских активистов, но литовцы, не разбирая правых и виноватых, убивали всех. Доверие к Советской власти было подорвано надолго, от возвращающейся Красной Армии литовцы бежали на Запад. Донатас Банионис вспоминал об этом так: — В Паневежисе тогда жила очень хорошая писательница Люне Янушите, Она вернулась в Литву из Парижа и была лесбиянка. Немцы таких преследовали, и для вида она вышла замуж за главрежа Мильтиниса. Люне интересно гадала, причём, принимала не деньги, а водку. Во время оккупации её было трудно достать. wikipedia.org/public domain Люне Янушите Я подумал, что и мне надо пойти к Люне. Она смотрела-смотрела на карты и выдала: — Ты будешь директором театра! Ну, думаю, это потому, что я тоже водочку принёс. Но я действительно стал директором театра. Еще она нагадала, что я попытаюсь уйти на Запад, но в результате останусь. Сбылось и это. Мы пытались уйти от большевиков. Я, Мильтинис и артист Бледис, с которым у него была симпатическая любовь. Большевики нас догнали. Когда это случилось, мы обрадовались, заулыбались: дескать, хорошо, нас освободили... А потом я попал в СМЕРШ. На допросе чекисты сказали, что около Паневежиса таких артистов, как я, много, и нас надо расстреливать. В итоге меня обматерили и выпустили, и я вернулся в театр... Прошло время, все сгладилось. Банионис стал Народным артистом, депутатом Верховного Совета и лауреатом Госпремии, Литва при СССР пожила неплохо. Старые раны затянулись, обиды забылись. Чтобы вспомниться во время горбачёвской перестройки. А 13 января может считаться днем, олицетворяющим ненужную жестокость и обернувшуюся огромной кровью ошибку. Депортации до сих пор помнят в Литве, нота ТАСС сбила с толку армию и страну, и стоила СССР большой крови.
