«Я мертвого уговорю»: правила бизнеса миллиардера Геннадия Тимченко

Долларовый миллиардер, друг Путина, гражданин Финляндии, один из первых российских бизнесменов, попавших под санкции, фигурант скандального отчета Sberbank CIB, в котором его структуры назывались в числе настоящих бенефициаров инвестпрограммы «Газпрома». Forbes собрал самые яркие высказывания Геннадия Тимченко, чье состояние оценивается в $16 млрд. Мне, мастеру цеха, платили 280 рублей в месяц, профессор в университете тогда (в конце 80-х. — Forbes) получал 300 рублей. Но я работал почти два года в жутком режиме — четверо суток утром, четверо — вечером, и четверо — ночью, между ними — полтора дня выходных. Спать приходилось в автобусе, держась за поручень: из Питера ездить нужно было с тремя пересадками. У меня есть и российское, и финское гражданство. Но я всегда был российским гражданином по сути и по духу. Эта теория (о том, что Тимченко стал состоятельным человеком после прихода Путина к власти. — Forbes) все время повторяется в прессе. Приведу один аргумент: в 2000 году, когда он [Путин] стал президентом, я уже был 28-м в списке крупнейших финских налогоплательщиков, я уже был миллионером. Если вспомнить о чековых аукционах, скажите — за какие деньги олигархи 1990-х получили все свои компании? За десятки, сотни миллионов. А сегодня сколько они имеют? Миллиарды. То есть произошло кратное увеличение. Вот и у меня все то же самое, только я никогда ничего не приватизировал. Я считаю, что я на своем месте. Я умею торговать, это мое. Нескромно, но знакомые говорят, что я мертвого уговорю. Меня деньги не очень интересуют. Тогда (в конце 80-х Тимченко учил иностранные языки, знание которых давали прибавку 10% к зарплате. — Forbes) другое дело, нужно было семью кормить. А когда у тебя $500 000 или $1 млн — это уже непринципиально. Самое ценное для бизнесмена — не деньги, а время. Я вот новости в интернете не читаю и по ночам сплю спокойно. Деньги далеко не всегда гарантируют успех, что, в частности, подтверждает пример российского футбола. От себя могу сказать четко и определенно: если понадобится, завтра же передам все государству. Или на благотворительность. Лишь бы пошло на пользу». Вопрос для меня больше философский. Решение (о допуске независимых производителей газа к экспорту. — Forbes) должно принимать правительство, обдумав и взвесив все «за» и «против». А лично я, конечно, был бы рад хоть завтра поставлять газ на экспорт« Деньги деньгами, а жизнь здесь, в России, мне даже больше нравится теперь. Попутешествовал, я многого не видел в России до санкций, а сейчас страну открываю заново для себя — Горный Алтай очень понравился». Я к реформам отношусть скептически и с опаской. У нас часто в России бывает — особенно в последнее время — мы начинаем реформы, потом появляется ситуация внешняя — кризис — и реформа останавливается. И то, что работало четко до нее, начинает сбоить. На мой взгляд, это [реформы] не панацея. Конечно, реформы надо проводить, это возможно и в газовой отрасли, но надо внимательно смотреть. Если говорить о серьезности сегодняшнего вектора на Китай, мне кажется, важно понять, что Европа нас отталкивает от себя — и это продолжается последние лет десять. Такой разворот может покажет европейцам, что у нас есть возможности и перспективные рынки в Юго-Восточной Европе. Сам факт попадания меня в этот лист (санкционный. — Forbes) был слегка неожиданным, но достаточно почетным. Я понял, что это оценка моих инвестиций в Россию. Мои компании инвестируют в основном в Россию. Это миллиарды долларов. При подготовке статьи использованы материалы Forbes, ТАСС, YouTube, ТАСС, YouTube, телеканала «Дождь»