«Новый год встретили отлично — громили гитлеровскую орду»: читаем письма уральцев с войны

В годы Великой Отечественной войны со Свердловского почтамта было получено и отправлено более 20 миллионов писем. 20 миллионов посланий о радостях и горестях военных лет. Во многих семьях и в различных архивах бережно хранятся письма, рассказывающие о судьбе тех свердловчан, которые не вернулись с фронтов страшной войны с нацизмом. «…Ответить Вам, что говорил Ваш брат перед смертью, не могу, так как я, в частности, в это время был намного впереди его, вёл бой и не могу ответить конкретно его положение, так как мы прорвались и ушли далеко вперёд на Запад…», писал один из сослуживцев погибшего «свердловца» (как говорили в 1940-е годы) — Лебедева. Таких писем уральские жёны, матери и дочери не ждали и боялись. Но сохранились и другие строки самих юных солдат, только-только ушедших со школьной скамьи на передовые участки войны. Так, Маврикий Голландский отправил своем маме письмо со стихами. Пока письмо достигло своего адресата — вчерашний школьник погиб: Я мечтал о стихах, О свободной любви, Никогда не мечтал быть военным. Никогда не мечтал Я испачкать в крови Своих мыслей и дум во Вселенной! Странна наша судьба! Изменчива жизнь... Кто бы мог, мне скажите, подумать, Что я буду стрелять В человека-врага, Что я стану сердитым, угрюмым?! Я теперь уж не тот, Я мечтал о другом, Добивался признанья и славы, Но фашистская мразь Изменила во всём Наши думы, стремленья и нравы! Я теперь уж не тот, Каким помните Вы. В моём сердце желание мести. И на смерть я пойду, Не склонив головы, Чтоб погибнуть с улыбкою вместе! Мне хотелось ещё Побывать среди Вас, Лаской нежной любви насладиться, Но я ехал на фронт, И мой долг, в грозный час, Было именно там находиться. Моя бедная мать Волновала меня. В её сердце читал я тревогу, Мне ль её не понять! От ушедшего дня Никогда не забуду дорогу... И вот совсем другие послания, в которых нет ни капли страха. Это уже письма победителей. Пётр Пермяков писал на родное предприятие: «Товарищи столяра, и станочники, и станочницы, и весь коллектив. Разрешите Вас поздравить с Новым годом! Во-первых, должен Вам сообщить, что Новый год встретили на отлично, только не так, как встречали 1940-й год в актовом зале, здесь совсем иное, громили гитлеровскую орду, очищаем города и населённые пункты от фашистских захватчиков». Это письмо было неформальным, это был «крик с фронта», чтобы все помнили, что солдаты живы. «Хоть и много затрачено времени, но то, что сделано выше, но писать совершенно некогда. Сама видишь, пишу даже не чернилами, а карандашом, который оказался в сумке. Ведь события юга не проходят нигде бесследно. Вот уже полмесяца как у нас идут непрерывные бои. Много, очень много фрицев никогда не увидят своей родины. Ведь закон такой — «когда враг не сдаётся — его уничтожают. Только несколько часов в сутки становится относительно тихо, но это только относительно...» — писал воин Лебедев. За троеточиями писем мы так и не узнаем, что не давала тогда сказать солдатам военная цензура. «Пишу письмо из Киева — сегодня мы заняли Киев — родной город. Вот, дорогие, наш подарок любимой Родине с годовщиной Октября. Сейчас сижу в доме, это замечательный многоквартирный дом строительства наших дней, но фрицы — эти сволочи вывезли отсюда всё, что можно было, — вплоть до мебели», — писал один из фронтовиков 6 ноября 1943 года. А всего через несколько месяцев на Урал летело уже другое послание: «...Живу хорошо. Идём сейчас по Румынской земле. Начинают чувствовать по-настоящему эти союзнички «башкой», что такое война!... Вы пишите, что у Вас стаял снег, и здесь уже и деревья-то распустились».