«Мы предлагали восстановить эти каретные сараи»

Директор Центра культурных исследований и экспертиз Евгения Дутлова рассказала МОСЛЕНТЕ, как с 1970-х годов ведет работу по постановке на государственную охрану московских памятников архитектуры, находит финансирование и помощников во все времена и при любых властях. Евгения Дутлова, директор Центра культурных исследований и экспертиз 10 тысяч владений внутри Садового 4 декабря прошлого года мы с коллегами отмечали 30-летие создания 17-й мастерской. Двенадцать сотрудников нашего «Центра культурных исследований и экспертиз» - это все, что осталось от когда-то могучего коллектива в 80 человек. Очень многие известные сейчас эксперты, возглавляющие исследовательские центры через нее прошли. Изначально мы были «бригадой искусствоведов» в составе мастерской Владимира Яковлевича Либсона при архитектурно-строительном институте «Моспроект – 3». Это была старейшая реставрационная мастерская в Москве, созданная в 1948 году для проведения работ в Кремле. Потом количество объектов расширилось и искусствоведов со всех бригад объединили в одну. Именно оттуда выросло такое отношение к каждому объекту, когда любая историческая сторожка для нас, - как признанный памятник архитектуры. За эти годы мы с коллегами обследовали более 400 кварталов в пределах Садового кольца, 10 тысяч владений, каждое из которых может состоять из одного дома, а может - из трех. В любой такой работе содержатся: фотографии фасадов на момент исследования, исторические виды и планы с приложением архивных чертежей, перечень владельцев, список использованных архивов вплоть до XVII века. Дата строительства сохранившегося здания, архитектор, заказчик – полная информация. Поначалу с нами еще ходили инженеры, которые описывали состояние помещений. Книксон Первым объектом нашего комплексного исследования стали Волхонка и Китай-город. Мы все отфотографировали, изучили в архивах, описали. Стоило нам закончить работу, как практически вся Волхонка, почти весь квартал, примыкающий к Кремлю, был снесен. Объяснили это мерами безопасности: в мае 1972-го во время официального визита в СССР там должен был проехать Никсон. Последствия были катастрофические: осталось только одно угловое здание, открылись зады домов, которых раньше никто не видел, потому что перед ними был фронт застройки. В народе этот правительственный жест назвали «Книксоном». Когда все это на моих глазах произошло, я совершенно по-новому посмотрела на нашу работу. И решила ее не бросать, в надежде, что многие здания удастся спасти, а снесенное, может быть, когда-то и восстановят. Помню, как я - тогда еще второкурсница, простая чертежница с зарплатой 60 рублей, стала писать в графе предложения/примечания: «Рекомендуется к постановке на гос. охрану». И до сих пор я те же самые слова пишу в заключение экспертизы то по одному, то по другому объекту, который мы описывали еще в начале 1970-х. У меня стаж – скоро уже 50 лет будет, я теперь – признанный эксперт. Надо было пройти такой путь, чтобы писать эту фразу, уже имея на это полное право. История с Волхонкой уже в 2010-х могла иметь хорошее продолжение, но, к сожалению, - не вышло. Три года назад я случайно попадаю на совещание, на котором обсуждается, что ФСБ отдают несколько квартир в уцелевшем доме. И я им говорю: эта территория – охранная зона, по закону там можно проводить только реставрационные работы. Представляете, сколько площадей под свои нужды вы получите, если восстановить Волхонку в реставрационном режиме? Мы с коллегами подготовили экспертизу, в которой по архивным чертежам и фотографиям отрисовали, как могла бы выглядеть улица после реставрации, что появилось бы на том месте, где сейчас – пустота. Из разверстки исключили только одно из типовых зданий, на месте которого сейчас - фрагмент Большого Каменного моста. Мы предлагали восстановить историческую застройку и на месте, где установили памятник князю Владимиру, но нам сразу сказали, что эта точка неприкосновенна. К сожалению проект, уже пройдя ряд согласований, так и не воплотился: сменилось руководство ФСБ, все затормозилось и вся активность в этом направлении постепенно сошла на нет. Голубой ампир Для нас первым заказчиком исследований стало московское отделение ВООПИК-а (Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры). В 1971 году они заказали нам работу на 12 кварталов. Тогда ее результаты только выложили на выставку в музее архитектуры, и на этом наше взаимодействие остановилось. Вместе с Константином Моисеевичем Губельманом, который, по сути, и основал 17 мастерскую, моими старейшими коллегами и союзниками - Татьяной Васильевной Князевой и Аллой Семеновной Гурецкой, мы разработали наше ноу-хау: методику исследования и описания городских зданий. Делая обследования по отдельным объектам, мы научились собирать по архивам их историю и, выяснив, где находить информацию по владельцам и другие важные данные, стали составлять информационные карточки на владения и составляющие их строения. Вначале мы делали альбомчики, посвященные отдельным домам. Тогда было принято на схемах время постройки здания обозначать разной штриховкой: полосками, пунктиром, - и все это совершенно не читалось. А я не была чертежником, в 1971-м, когда я пришла в мастерскую, мне было 19 лет и я училась в МГУ на искусствоведа. И я придумала обозначать разные эпохи цветом: красный – XVIII век, допожарная Москва – малиновый, ампир – голубой, коричневый – эклектика и желтый – советские постройки. Со временем это обозначение стало общим языком для всех исследований, стандартом. Только советскую эпоху уже в последнее время разбили на салатовый - конструктивизм и зеленый – послевоенный период, а здания, построенные после 1991 года обозначают серым. Так как каждое обследование мы сдавали в трех экземплярах, а делалось все вручную, то раскраивать схемы в альбомах мы отдавали детям. Когда кто-то из сотрудников приводил ребенка на денек в мастерскую, мы ему приносили наши альбомчики, выдавали карандаши и отмечали: здесь – малиновым, здесь – голубым, тут – желтым. Дети сидели, с удовольствием раскрашивали. 440 исторических кварталов Дмитрий Кульчинский, бригадир «палаты номер шесть», как нас – искусствоведов, называли в «Моспроекте-2», попробовал тогда в продолжение этой работы проводить массовые, поквартальные обследования по отдельным территориям Москвы: по Арбату, Швивой горке и так далее. Так мы дожили до 1978 года, когда вышел закон об охране памятников. И тогда новый руководитель Управления по охране памятников Москвы, Анатолий Савин, заинтересовался нашей работой. Дело в том, что к ним постоянно поступали звонки от чиновников, которые спрашивали, можно или нельзя сносить то или иное здание. Савин заявил, что ему было бы интересно получить карту Москвы с «исторической раскраской» зданий, чтобы, его сотрудники могли в ответ на любой звонок быстро открыть материал по территории интересующего квартала, и увидеть, какого времени там застройка. Наша группа состояла тогда из четырех человек: меня, Князевой Т. В., Гурецкой А. С. и Лучшевой В. А., которые, прошерстив все архивы Москвы, проработали все 440 исторических городских кварталов, определив время постройки расположенных в них зданий. В результате в 1988 году московское отделение ВООПИК, пройдясь по альбомам, которые мы делали с 1973 года, создал списки домов, которые они подали на постановку на охрану. Так что первый большой транш поставленных объектов был сделан в результате анализа нашей работы. В том же 1988 году на уровне советского правительства было озвучено, что Москва теряет свой исторический облик и этот процесс нужно остановить. Тогда руководитель нашей бригады искусствоведов обратился в правительство с письмом, в котором писал, что для выполнения такой задачи нужно создать специальную мастерскую, специализирующуюся на сборе информации, по которой можно было бы восстанавливать исторический облик зданий. И вот по «Моспроекту-2» вышел приказ о создании этой мастерской, и каждый из нас - четыре человека из исследовательской группы, двое из «группы паспортов зданий» и еще двое из «группы охранных зон», получили разрешение набрать себе по 10 помощников. Вмиг на месте 8 человек появились 80. К нам пришли не только искусствоведы, но и архитекторы, архивисты, люди инженерных профессий. Много пришло архитекторов, которых не удовлетворяло современное строительство. Среди них была Е. Е. Соловьева, которая возглавляет сейчас организацию при Мосгорнаследии, сын известного московского архитектора - А. А. Белоконь, знаменитый московский краевед В. А. Киприн, который в то время был радиоинженером, но, услышав про наш клич, пришел ко мне на собеседование и оказался принят. Мы брали людей, которые пришли, потому что хотели заниматься сохранением исторического наследия и изучением старой архитектуры, а не по каким-то другим мотивам. Компьютеров не было, а, чтобы выполнять большое количество чертежей, требовалось много рабочих рук. На эти ставки к нам тогда приходили даже художники. С площади Маяковского мы тогда переехали в бывший детский садик на улице Танеевых. В нашем распоряжении оказался один кабинетик для начальника и четыре огромных зала, в которых мы все и поселились, разбив подрамниками это пустое пространство на отдельные сектора. Поселились, и взялись за поквартальное историко-архитектурное обследование Москвы. Результатом этой работы стала постановка на охрану тысяч домов. Центральные дома Большой заслугой нашего начальника было то, что он поставил вопрос о нашем финансировании в департаменте экономической политики, где на нашу мастерскую выделили средства. В итоге получилось, что мы разработали методологию исследования и сумели убедить государство систематически оплачивать эту работу. Наше обследование, проходившее с 1989 по 1997 годы, было очень ценным с точки зрения съемки московского быта. С нами по коммунальным квартирам на Тверской и переулках ходили многие известные фотографы, которые в те лихие годы потеряли работу: Б. С. Томбак, Н. В. Серебрянский. И потом из отснятого материала они делали прекрасные выставки в начале 1990-х: и в ЦДХ, и в Третьяковке. Мы всегда ставили своей целью не просто исследование, а сохранение памятников. Не просто в стол работали, наша работа имела практический результат. К тому же очень важно, что мы были в составе проектного института: и мы знали обо всех начинающихся стройках, и архитекторы взяли за правило в начале работы заходить в наш кабинет, чтобы разобраться, есть ли шанс возвести здание на выделенном им участке, не нарушая исторический облик застройки. Когда в конце 1960-х мы приступили к нашим исследования, в Москве охранялось 700 зданий. Когда мы закончили поквартальное обследование, которое длилось с 1988 по 2012 год, охраняемых объектов по городу было уже 5 тысяч. Как золотоискатели просеивают песок в поисках самородков, также и мы в каждом квартале старались найти что-то ценное и в нижней графе информационной карточки рекомендовали постановку этого здания на государственную охрану, что тогда не имело фактически никакой силы. Из отдельных домовладений мы складывали потом историю квартала: как он выглядел в XVIII веке, в первой, а потом второй половине XIX века и так далее, до сегодняшних дней. Объекты, которые мы сделали – это все центральные дома: и владение Моссовета, Московская консерватория и знаменитые винные подвалы у нее во дворе, дом гражданского генерала-губернатора – Тверская 20, мавзолей Ленина, Кремль, Пречистенка, дворец Долгорукова, провиантские склады, Волхонка, Метрополь, храм Христа Спасителя, Большой театр. Так что Москомнаследие в пределах Садового кольца на 75-80 процентов работает на материалах историко-архитектурных исследований, проведенных нашей «Мастерской 17». 569 постановление В 1999 году, когда нас слабо финансировали, я написала письмо Лужкову. Написала, что есть такая мастерская, и в виде иллюстрации нашей работы приложила к ней информацию с архивными чертежами о той московской территории, где он сам родился, это возле Данилова монастыря. Я назвала эту статью «Земля города Москвы» и передала ему ее через префекта ЦАО. После чего «Моспроект-2» получил официальный ответ со словами «почему мастерская, которая так много делает для города, так плохо финансируется». Нами снова заинтересовались. А потом, в 2000 году я осмелела настолько, что сама написала постановление, которое было принято московским правительством. Это знаменитое 569 постановление, в котором я написала, что обследованием Москвы занимается «Мастерская 17» и приложила план исследовательских работ со строчкой «Финансировать». Постановление было принято и мы еще на 12 лет получили возможность продолжить исследовательские работы. Потом все юристы, которые его читали, говорили, что такого не бывает. Готово было и следующее такое постановление, но в тот день, когда его должен был подписать Лужков, его сняли. Мы к тому моменту закончили исследования в пределах Садового кольца и планировали продолжить работу в границах Москвы XVIII века, камер-коллежского вала, но этого не случилось. Наши работы мы сдавали в архив Главного управления по охране памятников города Москвы (сейчас это - департамент культурного наследия города Москвы). Посетители архива постоянно спрашивают, а где продолжение? Там, как не войдешь, на каждом столе, у всех инспекторов, у всех сотрудников, пачками лежат наши альбомы. Потому что, основываясь на представленных там данных, можно ответить на любой вопрос: и по архитектурной и мемориальной ценности, и кому принадлежало, и какие были границы московского владения в разные исторические периоды. «Земля города Москвы» В 2007 году издательство Главархива Москвы выпустило мою книгу - «Земля города Москвы». В ней показано, как земля диктовала размеры участков и ту последующую застройку, которую мы в некоторых случаях видим и сегодня. Иногда непонятно, почему такие кривые границы участков, а откроешь план XVII века и видишь, что там овраг проходил: по нему и «нарезали» землю. В основе структуры центра современной Москвы - застройка, возникшая на основе типового размера земельного участка XVII века и неоднократно впоследствии дополнявшаяся. Здания надстраивались или сносились, уступая место новым, а участки были, как живые модули: когда-то к ним прикупали, присоединяли соседние земли, а когда-то их, наоборот, частично продавали. Больше всего такие территории преобразовывались в эпоху модерна: классические дворянские и боярские дворы лучше всего подходили под архитектуру того периода. Такие крупные участки давали в центре возможность строительства большого объема. И город согласился оплатить мне эту книгу, потому что это было не столько архитектурное исследование, сколько экономическое. И в ней я объясняла необходимость проделанной нами работы, и в целом практики, при которой определяется не только финансовая стоимость земельного участка, но и историко-культурная ценность расположенных на ней объектов. И в свое время такая практика даже была введена: когда с конца 1990-х в Москве работало Управление градостроительного кадастра, в документах которого описывали все, что касается стоимости территории. Мы тогда делали 12 страницу документа Градостроительного кадастра, посвященную историко-культурной значимости расположенных на участке строений. И каждый собственник, получая кадастровый план своей территории, получал и эту информацию. Но, к сожалению, градостроительный кадастр Москвы был аннулирован как незаконный, потому что противоречил федеральным законам, и эта практика прекратилась. Результаты исследований Даже специалисты часто не знают тех деталей, которые мы раскрываем в ходе своей работы. Например, при подготовке исследования по мавзолею выяснилось, что поначалу, в 1920-х и 1930-х, на нем не было главной трибуны: не полагалось над Лениным стоять. Члены правительства располагались на первом ярусе, по бокам от входа. Более того: на архивных изображениях отчетливо видны границы облицованного белым камнем рва 13-метровой глубины, проходившего вдоль кремлевских стен. А когда мы взялись за территорию старообрядческого храма на Рогожской заставе и по итогу проделанной экспертизы выступали с метровыми чертежами-планшетами, весь зал на этом совещании был забит: эксперты с круглыми глазами сидели, вообще не знали этого объекта. А там – настоящая машина времени: туда можно приехать и оказаться в дониконовской Москве: в главном храме нет и никогда не было электричества, и иконы XIV-XV века, Третьяковке на зависть. Рогожская застава – звездный час наших обследований. В институт пришел заказ на комплексное благоустройство, причем про историю этого объекта ничего не было сказано. Изначально предполагалось, что мастерская будет делать только историко-архитектурное обследование, как обычно. Я ходила по институту, всем предлагала, спрашивала, кто возьмется за все остальное? Объект недорогой, далеко расположенный, никто не хотел за него браться. В результате я подписалась, что мастерская берется за все: наняла инженера, электрика, выделила им рабочие места у себя в кабинете. Был 2010 год, и мы взялись за эту территорию, находившуюся в очень тяжелом состоянии. Перед нами был яркий пример того, как при сохранении объектов можно разрушить пространство. Большое пространство старообрядческой общины: храмы стоят, а располагавшийся там поселок из деревянных домов снесен. Чего только не было на этой территории: и мастерские Большого театра, и типография, и конно-спортивный манеж, - множество совершенно несуразных построек. И вот мы занялись приведением в порядок этой территории с прохождением через комиссии, на которые предоставляли исторические материалы, доказывающие, на что она должна быть похожа. Выяснилось, например, что манеж расположен на месте, где прежде были пруды, в которых отражались все стоявшие вокруг храмы, а между ними была поставлена иордань, в которой проходили крещения. Мы прошли все комиссии, доказывая отсутствие ценности несуразных новых построек, и добились в результате права все их снести. Настоятель старообрядческой церкви добился постановления о приведении территории в порядок и финансирования. В результате мы нашли изображение иордани, восстановили и ее и пруды, и территория стала такой, какой мы знаем ее сейчас. Туда когда попадаешь, как будто на машине времени откатываешься в XVI-XVII век. Когда инженеры узнали, что там нет ни электросети, ни счетчиков, они встали в тупик, потому что восстанавливаемый дом причта нуждался в электричестве. А мы - на территории памятника, на которой закон не позволяет строить новые здания. Что мы сделали: нашли в архиве изображения всех зданий центральной улицы, которая находилась на территории и вела к храму. И в придали фасаду трансформаторной подстанции облик исторического здания, которое прежде там стояло. Каретные сараи Множество сделанных нами исследований так и не пошли в работу. Например, в 2005-2007-м, когда встал вопрос о строительстве в городе новых гаражей, мы для градостроительного кадастра Москвы детально проанализировали архивную информацию о каретных сараях. Раньше они располагались в конце каждого участка и были снесены в 1930-х, когда вводились новые нормы по озеленению участков. Что, кстати, размыло их границы. А во всех посольствах, занимающих старинные усадьбы, в этих сараях до сих пор находятся гаражи, благодаря чему границы участков сохраняются. Мы предлагали восстановить эти каретные сараи - гаражи в исторической части города, где самая сложная ситуация и современные постройки возвести невозможно. Трех зайцев убивали бы сразу: и восстанавливали границы земельных владений, и возвращали приемлемые фасадные решения, которые гармонично завершают их облик, и создавали гаражи. Я считаю, это было бы грамотное решение назревших проблем, но наше предложение не было реализовано, так как все внимание и финансы городские власти тогда направили на программу создания многоэтажных гаражей. Наше решение было – на века, но его обошли. Непотопляемый кораблик С 2014 года «Моспроект -2» нашу мастерскую сократил. И тогда мы продолжили работу, основав ООО «Центр культурных исследований и экспертиз». После 25 лет непрерывной работы в Москве мы выполняем теперь исследования по самым разным городам на просторах нашей необъятной родины. Сейчас в Кисловодске здание филармонии спасаем-спасаем, и вот, кажется, спасли. Подмосковный город Видное удалось поставить на охрану – удивительное место, там в послевоенные годы был создан настоящий город-сад, сказка по тем временам. В данный момент работаем в Вольске на Волге и в Кяхте на границе с Монголией. Нам не страшно никакое будущее, пока мы вместе: Князева Татьяна Васильевна - искусствовед, главный архитектор, одна из создателей нашей мастерской и методики историко-архитектурных исследований (стаж работы по историко-архитектурным исследованиям - 50 лет); художник, главный архитектор проектов Гурецкая Алла Семеновна (стаж - 47 лет); искусствовед, доктор искусствоведения, главный архитектор проектов Чекмарев Владимир Михайлович (стаж - 45 лет); Пономарев Анатолий Александрович - архитектор, главный архитектор проектов (стаж - 39 лет); Караваева Наталья Ивановна - архитектор, главный архитектор проектов (стаж - 40 лет); архивист-архитектор Арзамасов Александр Петрович (стаж-40 лет), Руденко Ирина Александровна (стаж - 36 лет), архивист Лариса Николаевна Астахова (стаж-25 лет); Борисова Надежда Вениаминовна - инженер-архитектор (стаж - 20 лет); молодое поколение - архитектор Норман Елена Борисовна(стаж у нас - 2 года), и мой заместитель - специалист по высшей математике, Юдина Надежда Анатольевна (стаж -10 лет, но каких!). Так что наш кораблик оказался непотопляемым: плывет и плывет. И мы постоянно шутим, что с каждым переездом – все ближе к Кремлю. Сейчас вот в Гостинном дворе офис снимаем. А я, как лорд-хранитель печати, повсюду таскаю все наши сохранившиеся старые работы. Но сейчас уже полноценного архива у нас нет: есть только подсобка, в которой лежат папки из старых альбомов. У нас было пять переездов, самый последний – наиболее трагический, потому что нас лишили архива. В «Моспроекте-2» остался персональный архив мастерской со всеми исследованиями, которые мы проводили, начиная с 1988 года. А поскольку над «Моспроектом-2» сейчас вообще нависла угроза ликвидации, мы боимся, что результаты всей нашей работы в один день просто вынесут на помойку. Но большое количество наших материалов попало в Московский городской архив и в архив Мосгорнаследия, так что, надеюсь, наш многолетний труд все-таки сохранится.