Традиционные ценности — идеологическое оружие современной России
Выступая на большой ежегодной пресс-конференции 2016 года, Путин связал победу Трампа с представлениями о «традиционных ценностях», которые у россиян и американцев якобы совпадают. Год спустя, на Архиерейском соборе РПЦ, Путин заявил, что «размывание традиционных ценностей» во многих странах «ведет к деградации, взаимному отчуждению общества, обезличиванию людей» а также к росту радикализма, ксенофобии, конфликтам на религиозной почве, и все это происходит когда «разрушающий человека эгоизм превращается в агрессивный национализм». Обращение к традиции — распространенный прием, применимый в любой обстановке. Политик в США может сослаться на демократическую традицию, заложенную Декларацией Независимости, а авторитарный политик сошлется на традиции поклонения авторитарному лидеру из прошлого. Но у таких обращений есть общая черта. Ссылка на традицию чаще всего используется в оборонительных целях, когда политическое пространство, на котором идет игра, находится под гипотетической угрозой. «Традиция» в этом случае играет роль виртуальной защитной стены, отделяя защищающихся от «опасных» и «разрушающих» социальных конструктов. К примеру, идеология СССР, носившая в период его экспансии наступательный характер, призывала не к защите традиций, а к их слому, и к построению нового общества, живущего по новым правилам. Идеологические укрепления на завоеванных территориях советские идеологи стали возводить только тогда, когда наступление выдохлось, да и то на первых порах делали это довольно небрежно. «Моральный кодекс строителя коммунизма», небрежно передранный с моисеевых заповедей, был скорее, еще одним документом, который, вместе с советской Конституцией, никто не читал, и которому никто не следовал. В постсоветской же России ссылки на традицию первоначально носили маргинальный характер. К ним прибегали идеологические эпигоны КПСС — от КПРФ до «Трудовой России» и «Национал-большевиков» (запрещенная в России организация — прим. ред.), а также «почвенные» русские националисты. Ситуация начала меняться в 2005 — 2007 годах, когда волна ксенофобии, прежде всего, по отношению к выходцам с Кавказа, достигла Москвы и превратилась в серьезную проблему, и для общества, и для государства. Конечно, межнациональные отношения в России всегда были непростыми, но в этой ситуации на них наложился еще и конфликт центра и периферии, обострившийся после отмены прямых выборов глав субъектов федерации. В сочетании с отсутствием четкой идеологии, позволяющей провести мобилизацию общества, направив недовольство в безопасное для властей русло, это создало для режима серьезные проблемы. Попытки канализировать назревший конфликт вовне, высшей точкой которых стал конфликт в Грузии, замедлили, но не остановили его обострение. После отката в 2008, ситуация вновь накалилась к 2010, вылившись в декабрьские митинги на Манежной площади. Вслед за межнациональным конфликтом, тесно с ним переплетясь, обострился и конфликт за доступ к ресурсам и власти между средним классом крупных городов и государственной бюрократией, что породило протесты «белоленточников» 2011 — 2012 г. Так возник запрос на идею, способную объединить вокруг Кремля все российское общество, убрав самые острые противоречия на второй план. О создании новой российской мифологии для решения этой задачи заговорили еще в разгар декабрьских событий 2010 года. К 2015 году ее основные принципы и политика продвижения были закреплены в очередной версии Стратегии национальной безопасности, где «традиционным ценностям» был посвящен раздел «Культура», а покушение на них стало рассматриваться как фундаментальная угроза безопасности РФ. В список ценностей государственной важности вошли (ст.78) «приоритет духовного над материальным, защита человеческой жизни, прав и свобод человека, семья, созидательный труд, служение Отечеству, нормы морали и нравственности, гуманизм, милосердие, справедливость, взаимопомощь, коллективизм, историческое единство народов России, преемственность истории нашей Родины». О каких же ценностях идет речь и почему обращение к ним оказалось эффективным? В статье «Россия — национальный вопрос», написанной в 2012 году как часть предвыборной программы кандидата в президенты, Путин продекларировал обращение к ценностям, «общим для всех традиционных религий России». Через год, в декабре 2013, в послании к Федеральному собранию, «традиционные ценности» появляются на свет уже как устойчивое понятие. Путин сообщает, что этим ценностям «тысячи лет», что они составляют «духовную, нравственную основу цивилизации, каждого народа» и включают в себя ценности «подлинной человеческой жизни, в том числе и жизни религиозной, жизни не только материальной, но и духовной». Он объявляет Россию мировым лидером в защите ценностей из этого списка, оказавшихся под ударом «в других странах», и вспоминает, прозрачно намекая на Европу и США, о том, как «попытки навязать другим странам якобы более прогрессивную модель развития на деле оборачивались регрессом, варварством, большой кровью». В России покушение на «традиционные ценности» осуществляется, согласно этой версии, путем их «размывания» и «ослабления единства многонационального народа Российской Федерации», реализуемого при помощи «внешней культурной и информационной экспансии (включая распространение низкокачественной продукции массовой культуры), пропаганды вседозволенности и насилия, расовой, национальной и религиозной нетерпимости, а также снижения роли русского языка в мире, качества его преподавания в России и за рубежом, попыток фальсификации российской и мировой истории, противоправных посягательств на объекты культуры». Защита «традиционных ценностей» закреплена на уровне государственного управления: в Администрации Президента с этой целью в 2012 году организовано Управление общественных проектов. Не забыто и преследование за посягательство на них, как уголовное, так и административное. Ст.148 УК РФ предусматривает ответственность за «оскорбление чувств верующих», а статья 282 УК — за «возбуждение ненависти либо вражды, а также унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе». Формулировки указанных деяний в этих статьях позволяют с легкостью осудить даже столб городского освещения, просто за то, что он стоит не в том месте. Впрочем, на практике к указанным статьям прибегают выборочно и не очень широко. Скорее, они используются как рамочные инструменты, предписывающие лояльной части общества и бюрократии поведение в рамках определенных идеологических схем. В целом же политика «традиционных ценностей» призвана не столько разруливать конфликты внутри российского общества, сколько канализировать его недовольство на внешние объекты, сплачивая россиян общим чувством исключительности мультинационального и мультиконфессионального русского народа, а также русской культуры и языка как инструментов «беспрецедентного», не имеющего ни аналогов в мировой истории, ни рационального объяснения, межэтнического и межконфессионального объединения. В целом, политика «возвращения к корням» пока проходит без особых эксцессов. И в российском обществе, и российских элитах, включая их условно-либеральную часть, по вопросу «традиционных ценностей» существует консенсус. «Традиционные ценности» и их защита стали общей формулой российского консервативного поворота, лингва-франка всех хоть сколь-нибудь значимых социальных и политических групп. В то время как патриарх Кирилл и исламское сообщество заявляют о божественной природе традиционных ценностей, думские депутаты от российской компартии (КПРФ) активно работают в межфракционной депутатской группе по защите христианских ценностей, а лидер КПРФ Геннадий Зюганов, характеризуемый на официальном партийном сайте как «православный христианин, храмостроитель», высказывает мысль о необходимости защиты «национальных, семейных ценностей, духовных святынь Русского народа, уничтожаемых и подвергающихся глумлению со стороны буржуазного режима». Активное участие в пропаганде концепции традиционных ценностей принимают и большинство известных мастеров культуры. То, как далеко зашли в России эти процессы можно увидеть, ознакомившись с нынешней «Литературной газетой». Не обошлось и без деятельного соучастия российского академического сообщества в котором активно разрабатывается тема противопоставления прав человека в их западном понимании и «традиционных ценностей», приверженность к которым якобы принципиально отличает российское население от европейского. Что касается Кремля, то там не останавливаются на достигнутом, а, напротив, стремятся закрепить и развить достигнутый успех. Нащупав чувствительные точки в психологии среднего россиянина, связанные, прежде всего, с семьей и воспитанием детей, изобретая угрозы и прививая с их помощью неприязнь к индустриальному Западу чье влияние для российского режима чрезвычайно опасно, кремлевским политтехнологам удалось возродить царившую в СССР истерию «осажденной крепости», доведя ее до уровня 40-х годов 20-го века. Предпринимаются энергичные меры для дальнейшей делиберализации института семьи возрождая самые архаичные и патриархальные формы семейных отношений, а также для широкого проникновения религии в повседневную жизнь и в систему образования. Эти меры справедливо рассматриваются российской властью как важнейшее условие успеха проекта «укрепления российской нации». Наконец, еще одним направлением, над которым работают кремлевские пропагандисты, стал агрессивный экспорт «традиционных ценностей» за пределы России, в страны бывшего СССР и на Запад. С их помощью Россия пытается объединить все силы, которые можно в дальнейшем использовать для разобщения и дестабилизации атакуемого общества и государства, а также для создания эффекта присутствия там «русских людей», нуждающихся в защите и помощи Москвы. В целом, «традиционные ценности» — крайне агрессивный и токсичный конструкт. По сути, Москва создала и выпустила на свободу вариант православного «Талибана» («Талибан», запрещенная в России организация — прим. ред.), который при системном сбое способен полностью выйти из-под контроля Кремля с не вполне предсказуемыми последствиями. Последние события, такие, к примеру, как неконтролируемая активность «неравнодушных граждан» по защите «традиционных ценностей», приобретающая формы нападения на гражданских активистов и погромов художественных выставок показывает, что этот «Талибан» все менее склонен оставаться под контролем государства, его породившего.
