В руководстве СКР пьют так, что теряют $400 000

В Мосгорсуде на процессе по делу “серого кардинала” СКР Михаил Максименко 26 марта показания впервые дал подсудимый, рассказавший о своем информаторе, вхожем в самые высокие кабинеты, а также о сумме, якобы выделенной на спецоперацию по дискредитации высокопоставленных сотрудников СКР. Заседание, несмотря на своевременную явку всех участников процесса, началось после часовой задержки с просьбы адвокатов приобщить к уголовному делу налоговые декларации Максименко и его супруги. С документами внимательно ознакомились прокуроры Игорь Потапов и Борис Локтионов, вернувшийся в процесс после внезапного отсутствия в ходе допроса руководителя ГСУ СКР по Москве Александра Дрыманова. С их согласия судья Олег Музыченко одобрил ходатайство, объяснив что бумаги могут иметь значение для вынесения итогового решения. После этого он оперативно согласовал план допроса подсудимого, на который согласилась и защита, и обвинение. Из-за содержащихся в деле засекреченных материалов прослушки ФСБ было решено, что в открытой части заседания Максименко самостоятельно огласит свои письменные показания, “не содержащие гостайну”, а вопросы ему зададут уже в закрытом режиме. Многостраничный документ Максименко зачитывал стоя в “аквариуме” в течение почти 50 минут, практически не отрывая взгляда от текста. Руки его при этом немного дрожали. Иногда подсудимый сильно запинался. Особенно трудно ему давался встречавшийся несколько раз термин “переквалификация”, который он ни разу не смог произнести без ошибки. Судья и прокуроры внимательно слушали, делая отметки в бумагах. Адвокаты сверялись с распечатками копии речи, созданной, очевидно, коллективным трудом. – Свою вину по получению взятки от Шейхаметова и получению взятки от Шенгелии я не признаю, данные преступления я не совершал, – прочел вводное предложение Максименко и начал дотошно опровергать все ранее предъявленные ему обвинения. Начал он с опровержения довода, что “в силу авторитета занимаемой должности способствовал или мог способствовать принятию процессуальных решений за взятки”. Подсудимый отметил, что работал в Следкоме “с момента создания” и не всегда на руководящих должностях. А занимаемый им с февраля 2015 года пост начальника Главного управления межведомственного взаимодействия и собственной безопасности (ГУМВиСБ) определил как “не дававший полномочий по принятию решения по уголовным делам”. Участие главка в назначении сотрудников СКР, как уверяет Максименко, носило “формальный рекомендательный характер”, поскольку такие вопросы, включая увольнение, относились “исключительно к компетенции” Александра Бастрыкина. ГУМВиСБ мог проводить только служебные проверки в отношении сотрудников, но опять таки “исключительно по поручению и с ведома” председателя СКР, и их результаты “всегда носили рекомендательный характер”. (Первый замруководителя ГСУ СКР по Москве Денис Никандров, напротив, заявил в суде, что практически все сотрудники Следственного комитета находились в служебной зависимости от Максименко. "Все находились! Он второй или третий человек по значимости в системе СКР", – сказал генерал, отметив, что половина действующих руководителей СКР, включая его и Дрыманова, были назначены при поддержке Максименко.) Максименко отрицает получении взятки в $50 000 за возбуждение уголовного дела против сотрудников питерского угрозыска за кражу часов. Потерпевшего – авторитетного предпринимателя Шенгелию – он представил как своего информатора. – Общались мы достаточно редко, и только по рабочим вопросам. Шенгелия несколько раз сообщал мне о возможных противоправных действиях сотрудников СКР, что, естественно интересовало меня в силу занимаемой должности, – сообщил суду Максименко. – При этом у меня никогда не было с ним никакой коррупционной связи. Никаких обещаний возбудить уголовное дело я не давал. По словам Максименко, гостиницу “Парк Инн Пулковская” для регулярных встреч, которые “проходили на виду, при большом скоплении людей”, выбрал Шенгелия (в своих показаниях тот утверждал, что в подвале отеля располагалась “теневая” штаб-квартира главы ГУМВиСБ для неофициальных встреч в СПб). “Никаких подсобных или закрытых помещений в этой гостинице у меня нет”, – заверил Максименко. Проведенную летом 2015 года служебную проверку сотрудников ГСУ СКР по СПб, якобы несколько раз отказывающихся возбудить уголовное дело о краже, подсудимый объяснил сигналом, поступившим от знакомого офицера из “группы “Запад” Департамента собственной безопасности МВД РФ”. – Я обязан был на это отреагировать. Единственная форма реакция моя – доклад председателю СКР. Я подготовил такую записку, – сказал Максименко, уточнив, что “написал документ другой человек, а он только подписал”, но “кто именно готовил, в настоящее время не помню”. Не смог он вспомнить и еще ряд обстоятельств, в том числе, кто и как проводил служебную проверку питерских следователей, а также ее результат – "в силу малозначимости этой стандартной процедуры". Кем было внесено представление на имя Бастрыкина с результатами проверки и предложением передать материалы в центральный аппарат ГСУ СКР для возбуждения уголовного дела, Максименко также назвать затруднился, вспомнив только, что лично не подписывал документ, поскольку в тот период находился в больнице. Но при этом однозначно опроверг версию, что вся история связана с “подковерной борьбой” с руководителем ГСУ СПб генерал-лейтенантом юстиции Александром Клаусом за влияние на питерский главк: “Никакой вражды, споров, конфликтов с ним у меня не было, как и желания сменить в должности”. Не признает Максименко и получение взятки в $500 000 через цепочку сотрудников СКР от ресторатора и основателя “Якитории” за переквалификацию обвинения Андрею Кочуйкову по кличке Итальянец, ближайшему подручному “вора в законе” Шакро Молодого. Как утверждает полковник, перестрелкой на Рочдельской в декабре 2014 года он заинтересовался из-за наличия возможной коррупционной составляющей. – Я смотрел видео этого громкого происшествия. Мужчина по фамилии Буданцев, как я в дальнейшем узнал, бывший сотрудник ФСБ, целенаправленно убивает двух человек. [...] И оказался под домашним арестом. Это вызвало у меня вопросы и сомнения. Максименко рассказал, что своей озабоченностью этому поводу поделился в устном разговоре с руководителем ГСУ по Москве Дрымановым. А тот, заверив его в объективности расследования, сообщил, что “излишнюю заинтересованность” проявляют сотрудники Управления “М” ФСБ России (курирует судебно-правовую систему), настаивающие на том, что в действиях их бывшего коллеги нет никакого преступления. Максименко сообщил, что по своей инициативе лично подтвердил эту позицию у руководителей Управления “М”, награждая их памятными медалями по случаю Дня чекиста на Лубянке. Он сделал вывод, что адвокат Буданцев представлял для ФСБ “какой-то интерес”, но посчитал, что Дрыманов и его первый зам Денис Никандров, курировавший расследование, “являются высокопрофессиональными следователями и обойдутся без его советов”. В апреле 2016 года его заместитель в ГУМВиСБ, глава УСБ СКР Александр Ламонов напомнил шефу об уголовном деле по Рочдельской, сказав, что “некие знакомые люди” интересуются освобождением Итальянца и попросив узнать у Никандрова, каковы будут процессуальные итоги расследования. – Я сразу сказал Ламонову, что ничего выяснять не буду, поскольку не вижу в этом никакого смысла. И порекомендовал ему тоже не интересоваться с учетом возможного пересечения интересов с ФСБ России, – сказал Максименко, уточнив, что такой разговор состоялся “либо в рабочем кабинете, либо на служебной квартире”, которые на тот момент прослушивались. Он выразил недоумение отсутствием стенограммы этой беседы, как и “иных многочисленных разговоров” в уголовном деле. О содержании фигурирующих в деле прослушек, засекреченных из-за содержания гостайны, оставалось только догадываться. Максименко, в частности, сообщил, что ряд таких встреч проводил в нетрезвом виде. Так, записанная ФСБ его беседа с Никандровым по поводу уголовного дела проходила “в процессе распития спиртных напитков”. В мае 2016 года встречу с Ламоновым Максименко также провел, когда оба “находились в состоянии алкогольного опьянения" – "то ли в квартире, то ли в кабинете”. Именно тогда его зам признался, что получил полмиллиона “от каких-то знакомых” за смягчение участи Кочуйкова, и деньги уже лежат в сейфе. “Валюту он не сказал, но я лично для себя сделал вывод, что речь идет о рублях”, – утверждал Максименко, вызвав улыбку у судьи. В своих показаниях Ламонов пояснял, что сразу после майских праздников привез $400 000 на служебную квартиру Максименко. Пакет, где была обувная коробка с деньгами, оставил у мусорного ведра, при этом «Михал Иваныч» – в тот вечер он много пил – не стал задавать вопросов о содержимом посылки. Запись их разговора содержится в материалах уголовного дела. – Имел ли место разговор с Ламоновым, я не помню, даты я тогда не фиксировал, но никаких коробок из-под обуви он мне не приносил. Когда он приходил ко мне, то приносил пакеты с продуктами и алкоголем, который мы потребляли совместно, – прокомментировал Максименко показания бывшего подчиненного, назвав размер приписываемой ему взятки “совершенно огромной суммой, которую никогда не держал в руках”. Подсудимый заявил, что решил официально не реагировать на слова своего зама, поскольку заподозрил в нем профессионального провокатора, но “с другой стороны, относился к нему по-товарищески”. Максименко добавил, что Ламонов в итоге прислушался к его настойчивым рекомендациям и вернул деньги представителям криминального мира – услышав эти слова судья опять не сдержал широкой улыбки. – Я вообще сам как сотрудник собственной безопасности достаточно часто забрасываю своим коллегам различного рода дезинформацию и проверяю, как они на это отреагируют и тем самым пытаюсь выявить факты коррупции, – поделился Максименко. Записанные беседы с другими фигурантами дела о взятке – в частности, с экс-сотрудником УСБ СКР Денисом Богородецким – он тоже объяснил своей намеренной провокацией. При этом свои отношения с Дрымановым и Никандровым Максименко охарактеризовал как рабочие, а с бывшим главой СУ СКР по ЦАО Крамаренко они были “просто рабочими”. О криминальном авторитете и воре в законе Захарии Калашове по кличке Шакро Молодой сказал, что “возможно, когда-то слышал из СМИ”. Находящемуся в международном розыске предпринимателю Дмитрию Смычковскому по кличке Дима-решальщик достались более лестные эпитеты – их отношения подсудимый назвал товарищескими. – Познакомились 3-4 года назад через общих знакомых, вместе не служили. Он занимался крупным бизнесом и обладал обширном кругом знакомств во властных структурах, в том числе правоохранительных органах. Он дружил на очень высоком уровне, – констатировал Максименко. Он объяснил дружбу со Смычковским оперативным интересом: якобы тот не только был в курсе всех значимых возможных кадровых передвижениях в силовых органах, но и “периодически был осведомлен о противоправных действиях со стороны сотрудников СКР”. Максименко признал, что несколько раз обсуждал со Смычковским события на Рочдельской – но не в контексте “незаконных вознаграждений”, а по поводу возможной коррумпированности следователей по уголовному делу. – Примерно за день до моего задержания Смычковский позвонил на мой телефон и сказал, что ему из каких-то своих источников стало известно, что в отношении сотрудников СКР готовится провокация с целью дискредитации ведомства в целом. За эту провокацию выделены денежные средства в сумме $3 млн. И к получению этих денег и организации провокации могут быть причастны сотрудники Управления “М” ФСБ России, – эту финальную часть показаний Максименко прочитал тоном докладчика на, официальном мероприятии. Он добавил, что намеревался доложить о “сигнале” от товарища председателю СКР, но “так и не успел, поскольку был задержан”. – Так. Подпись, число поставьте. И передайте через конвойного, – дежурным тоном попросил судья, как только Максименко закончил на этой пафосной ноте читать речь. Приобщив ее к делу, судья объявил небольшой перерыв, после которого подсудимый ответил на вопросы гособвинения и защиты в закрытом режиме.