Евгений Кочергин: Дикторы в трудные моменты спасают положение
Sobesednik.ru поговорил с известным советским телевизионным диктором Евгением Кочергиным. Евгений Кочергин долгие годы единогласно считался в народе не только одним из самых профессиональных и любимых телеведущих, но и самым красивым мужчиной. Времена меняются, но и по сей день в свои 72 года Евгений Александрович ведет торжественные концерты и остается таким же импозантным, эрудированным и востребованным, совершенно не утратив своего шарма и обаяния. «Нас разогнали с телевидения «за ненадобностью» – Как вам – мальчику из Волгограда – удалось попасть на Центральное телевидение? – Окончив финансово-экономический институт, я с друзьями отправился за таежной романтикой в город Мирный. В это время там открывали местную студию телевидения, и друзья уговорили меня попробовать. Я вел практически все передачи, кроме детских, то есть, можно сказать, учился на ходу. В начале 70-х годов меня направили на стажировку в Москву, и я попал в группу дикторов радио. И вот представьте мои ощущения, когда я, мальчик, приехавший из провинции, впервые на всю страну произнес по радио: «Говорит Москва!» А потом получилось так, что один из моих педагогов позвонил Игорю Кириллову и предложил попробовать меня на телевидении. – Вы помните свой первый эфир? – Да, это было чтение программы передач. Особого волнения не испытывал, потому что задание было несложным. Через некоторое время мне впервые довелось читать в прямом эфире новости. Мне представлялось, что это происходит в абсолютной тишине, все вокруг сосредоточенны, что это вообще сродни запуску космического корабля… И вдруг боковым зрением замечаю, как по студии за камерой проходят рабочие – естественно, на цыпочках, молча, – но я-то все это вижу! Потом они взяли какую-то лестницу, куда-то потащили… Меня это так отвлекало, что я с большим трудом сосредоточился и дочитал выпуск до конца. – Евгений Александрович, вам приходилось комментировать праздничные демонстрации и парады на Красной площади? – Стоять во время парада у подножия мавзолея было величайшим доверием. Непосредственно с Красной площади в прямом эфире вели программы Игорь Кириллов, Анна Шилова, Аза Лихитченко. Мы с партнершей обычно комментировали происходящее за кадром, из студии. Зато мне было доверено во время празднования 50-летия Победы принимать участие в открытии мемориального комплекса на Поклонной горе, когда я предоставлял слово Клинтону, Ельцину, Лужкову… Вот парадокс: обруганные и оболганные дикторы, которых разогнали в свое время с телевидения «за ненадобностью», в трудные и серьезные моменты всегда спасают положение!.. Начался парад ветеранов на Красной площади, который из студии тусклым голосом комментировал кто-то из молодых. Я сижу дома у телевизора, смотрю и горюю, что нет никакого величия и ощущения праздника. Вдруг раздается телефонный звонок: «Евгений Александрович, срочно приезжайте на Поклонную гору, сейчас начнется открытие комплекса, мы посылаем за вами машину!» Скажу без ложной скромности: потом мне многие говорили, что, когда я появился на экране и торжественным голосом произнес: «Внимание! Говорит и показывает Поклонная гора! Смотрите и слушайте!» – вот тогда и начался настоящий праздник. Это был счастливый для меня день! «Звонили взволнованные слушатели: «А что стало с лошадью?» – Советские дикторы всегда одевались с иголочки, часто являясь законодателями мод. Как решались проблемы с гардеробом во времена всеобщего дефицита? – Существовал договор с одной из секций ГУМа, где мы за счет телевидения могли приобрести себе два костюма в год. А наши женщины зачастую, как и сейчас, приходили на работу в своей собственной одежде. – Оговорка «Наши часы в студии показывают 17 часов 45 копеек», допущенная одной из ваших коллег, стала уже классическим телеанекдотом. А у вас случалось что-то подобное? – Конечно, причем не только у меня. Как-то во время ведения праздничного концерта один из наших дикторов объявил название песни: «Я на кумушке сижу» (вместо «на камушке»). Или еще один, тоже почти классический случай. Как-то на радио диктор читал текст, который начинался словами: «Тонула женщина». Но вдруг непонятно почему он неожиданно сказал: «Тонула лошадь». Правда, сразу выкрутился: «А рядом с ней тонула женщина» – и дальше уже благополучно дочитал о геройском спасении этой женщины из ледяной воды. А после эфира в студии стали разрываться телефоны: звонили взволнованные слушатели с одним и тем же вопросом: «А что стало с лошадью? Ее-то спасли?» А однажды я сам… упал во время эфира! Брал интервью у гостя в студии, где наши стулья стояли на небольшом возвышении. Я задал вопрос своему собеседнику, он начал отвечать, а я, увидев на мониторе, что в кадре только он один, решил поправить свой стул, потому что мне было не очень удобно. Задние ножки соскользнули с помоста – и я грохнулся вниз прямо у гостя на глазах! У него перед лицом только мои ноги в воздухе мелькнули!
