Пророк русских революций

243 года назад на Болотной площади столицы при большом стечении народа и войск был казнен вор и государев ослушник, донской казак Емельян Пугачев, злодейским образом выдававший себя за государя Петра Феодоровича. Пугачевщина стала одним из тех знаковых событий в отечественной истории, в которых не без основания принято искать корни многих серьезных разладов и неурядиц последующих времен – двух русских революций и гражданской войны. Видимо, поэтому доступ к архивам, где хранились сведения о войне и следственные дела вожаков крестьянско-казачьей вольницы, оказались засекречены. Пугачевщина, задолго до обнародования «Теории официальной народности» напрочь разбила три ее столпа – Православие, Самодержавие и саму Народность. Никакие усилия церкви – анафемы, проповеди не смогли удержать народ от присоединения к бунтовщикам, тем более, что последние в основном тяготели к расколу, старой вере, а официальная церковь была для них антихристовой. Фигура монарха оказалась совсем не сакральной. Почитать за «осударя анператора» и помазанника Божия пугачевцы были вполне готовы и своего же простого казака. Для недавно присоединенных к России полукочевых народов Сибири личность «белого царя» была мало важна. Петербург в их понятиях – это все равно, что на другой планете. Наконец, от народности тоже ничего не осталось. Вместо чувства единения со страной и государем восставшие демонстрировали обратное – любые представители официальной власти, которые не переходили на их сторону были врагами. Оказалось, что так долго пестуемая идея о прочности монархического строя в России и незыблемости трона монарха весьма не прочна. Случись что - и «мужички-богоносцы», сохраняющие внешне покорность, никого щадить не будут. Это было страшное открытие для центральной власти! Казалось, что времена лихой вольницы Степана Разина безвозвратно ушли в прошлое и в восемнадцатом просвещенном столетии ничего такого быть уже не может. Еще как может! Могли ли предполагать тогда люди, творившие суд и расправу над восставшими, что по России еще суждено прокатиться еще многим «пугачевщинам», гораздо более страшным и кровавым. Ни власть, ни народ тогда ничему так и не научились. Казни и ссылки, закручивание гаек не способны были полностью удалить метастазы бунта, который, как торфяной пожар, долго зреет и мало проявляет себя, зато потом ужасен. Емельян Пугачев стал неким ветхозаветным пророком всех последующих русских революций. Это стихия полного неприятия власти и законов, которые она устанавливает, протестное стремление к самостийной мужичьей воле.