Ольга Родионова: «На Рублевке орудовали перекупщики в сговоре с силовиками»

Бомонд взахлеб обсуждал ее эротические съемки у Ранкина, Линдберга, Лашапеля и Ньютона — а пуще того судебные разбирательства с Ксенией Собчак. SNC настиг Ольгу Родионову в Амстердаме, чтобы вспомнить за бокалом красного в баре отеля Andaz былое. Вы не живете в Москве уже пять лет. Помните момент, в который приняли решение уехать? Это решение было принято в раннем детстве. Я точно знала, что уеду. Я москвичка, родилась и выросла на Тверской. Потом жила на Бауманской, потом, как многих москвичей, нас расселили и отправили на окраины: в Орехово-Борисово. До сих пор помню, как моя мама-врач вернулась с периферии и сказала: «Там такая замечательная квартира, ремонт, свежие обои! Мы переезжаем». Семиклассницей я и переехала. Прожила в этой «замечательной квартире» ровно четыре года... Окончательное решение о переезде из Москвы я приняла действительно пять лет назад. Выбирала между Амстердамом, Парижем и Лондоном. Приехала в Амстердам на год, присмотреться, так и осталась. Проблем в выборе не было, хорватский па- спорт у меня был всегда. В одном интервью вы сказали: «В бедность больше не хочу, я там уже была». Да, была и все знаю. Стенка «Ольховка», мебель «Надежда» – мы жили средненько, как и многие в советские времена. У меня, семнадцатилетней, была самая заветная мечта – выйти замуж за дипломата. Обеспеченный, пу- тешествует по миру, что было для меняневероятной ценностью – к вопросу об отъезде из СССР. Но нет, не осуществилось (улыбается). Тем не менее ваш супруг Сергей Родионов – более чем обеспеченный и еще как путешествует. Знаете, как говорят: «Нет ничего более постоянного, чем временное»? Когда я познакомилась с Сергеем, была уверена, что это не очень серьезно. Так «не серьезно» мы и прожили 24 года. Тогда думала: да, он хороший, прекрасный, замечательный, но я так молода... Теперь мне 43 года, и я точно знаю, это была любовь. Правда, для нас обоих в то время она была не очень понятной. До сих пор помню: я завалила экзамены в юридический, и мама по «блату» устроила меня помощником гендиректора в ЦБ. Первый день работы, иду по коридору в собственноручно сшитом по выкройкам из журнала Burda платье и с четким планом на жизнь – учусь, работаю, выхожу замуж, покупаю холодильник, телевизор, машину и дачу. Сразу определилась с родителями, что на их шее сидеть не собираюсь. И в первый же день работы в ЦБ я встретила Сергея. Это был его последний день в качестве зампреда ЦБ России. Обозначимся сразу: я училась, была молода, эффектна, свободна и имела кучу ухажеров. Он был женат. И для меня это было неприемлемо, но тем не менее он стал регулярно заглядывать ко мне на чай. В результате наши «чаепития» привели к тому, что пришлось выбирать: туда или сюда. Я Сергея перед выбором не ставила – мне было из кого выбирать. Выбор сделал он сам. Так мы и остались вместе. Через четыре года родственники стали спрашивать: «Ну что, жениться собираетесь?» А для меня все еще это было не очень серьезно. Мы приехали в загс регистрировать дочь и жутко поругались по поводу ее имени. Я хотела Инга или Таисия, он – Анастасия. На Анастасии все же сошлись (смеется). Недавно у нас с Сергеем случился серьезный разговор: «Ну что, двадцать четыре года вместе. И ты меня немного достал, и я тебя сильно... Остаемся вместе или расходимся?» Вчера ночью летим из Дубая в Emirates, там раздельные кресла-капсулы. Сижу я в своей капсуле и думаю: «Интересно, а если что-то случится с этим человеком... Я, конечно, очень «крутая», на мой взгляд, неглупая, с собственными деньгами, независимая «девочка» сорока трех лет от роду, со взрослым ребенком, как говорила героиня «Москва слезам не верит» – пеленки стирать не надо. Смогу ли я жить без этого мужчины? И я знаю точный ответ, без него мне будет очень сложно. Я не говорю о материальной стороне. Всю мою сознательную жизнь мы были вместе. И это факт. Как персона «публичная» я в интригах замечена не была... Сергей Родионов называл вас Галатеей. Себя ему наверняка было приятно считать Пигмалионом. Юная суперпривлекательная девушка, из которой можно было слепить что угодно... Его можно понять. Сделал ли он меня в каком-то смысле? Очень сложный вопрос. Если ты не готов к переменам, из тебя никто ничего не сможет сделать. В 17-летней девушке можно лишь что-то подкорректировать, но генетика возьмет свое, говорю вам как мама 21-летней дочери. Но да, Сергей меня подкорректировал, но генетика обозначила свое. Многие полагают, что такой внешности, как у вас сейчас, такого модельного прошлого хотел именно он. Говорят – муж хотел, чтобы Ольга сделала татуировку, например. А это был именно ваш выбор? У меня всегда был выбор. Я всегда не очень понимала тему о моей внешности... Да Бог с ней. Мы должны понимать, мои гены другие. Мой пра- прадед – татарский князь, плюс я делала тест в Сибирском генеалогическом центре, который определил моих предков хазарами. Вот эта ориентальная составляющая моей сущности говорит о том, что в какой-то момент стоит уступить мужчине. Но поймите правильно, у нас с мужем всегда был баланс. Он никогда не давил, не грозился выкинуть голой и босой на Рублевское шоссе. Я с девятнадцати лет живу с этим мужчиной. Недавно вы выложили свой первый модельный снимок. Как вы стали сниматься? В каком-то смысле благодаря Сергею. Опять же я – москвичка, со своими принципами и жизненной позицией; мягко говоря, зарабатывать на жизнь фотографией мне не нужно. Но появился знакомый из Швейцарии, предложивший сделать тестовые снимки. Я сделала, потом не знала, как поступать с этими фотографиями дальше. Ну что за модельный бизнес у нас в России? Агентство RedStars? Я слышала истории о том, что там творилось, – точно не мой сценарий. Так что я показала снимки Сергею, и он предложил мне французского агента. А первая обложка случилась до того, как Сергей Родионов открыл свой издательский дом и запустил в России FHM? Да, первая обложка не имела к нему отношения. Что до издательского дома... Мой муж в каком-то смысле «блатной» мальчик. Его отец был замминистра печати, и Сергей связал свою деятельность со СМИ. Несмотря на то, что у него были связи, хотела бы заметить, что Сергей очень интеллигентный, образованный, умный, развитый, интересный. Например, на днях мы летим домой в Дубай, я спрашиваю: «Не помнишь, когда война в Сирии началась, телефон не ловит?» Он отвечает с точностью до года. Я всегда знала, что мой мужчина никогда не будет банальным. Вы, конечно, звезда эротической фотографии. Ну какая я звезда? Шутите? Вы работали с лучшими фотографами мира – Хельмут Ньютон, Дэвид Лашапель, Эллен фон Унверт, Ранкин, Патрик Демаршелье, Питер Линдберг. Знакомы с легендарными личностями – вас, например, стилизовала Изабелла Блоу... Кстати, как ко всему этому отнесся папа-полицейский? Папа же офицер, у него всегда было понимание любой ситуации. Хорошо это или плохо, но у нас были деньги, и мы могли позволить себе многое. Что касается Изабеллы Блоу и перечисленных вами фотографов – Москва слухами полнится: «Там за все муж заплатил». Конечно, все было не совсем так. Где-то мы платили, где-то – нам. За знаменитую The Book of Olga (альбом эротических фотографий Ольги Родионовой авторства Беттины Реймс, выпущенный ограниченным тиражом только для Европы) вы ничего не получили? Как это ничего не получили? Разве мы выглядим дураками? Получили. И потратили, и получили. Больше всех, конечно, заработал Бенедикт Ташен (знаменитый немецкий издатель, владелец Taschen. – Прим. SNC). А получили вы больше, чем потратили? Немножечко больше. Но не огромные деньги – как, собственно, и в фэшн- бизнесе. Вот есть женщины, которые сидят дома, а в ресторанах расплачиваются картой мужа. У меня своя кредитка. Пусть на ней и небольшие, по сравнению с капиталом мужа, деньги. Случись завтра что – у меня есть пара-тройка миллионов. Побираться я точно не буду. Да, буду жить скромнее, однозначно. Бриллианты – инвестиция? Точно нет. Хотя нам их продают за огромные деньги. Как-то муж подарил комплект – серьги, колье и кольцо, в которых я снялась на обложку журнала «Профиль». Эти украшения я держала в банке, но всего лишь однажды забрала домой, и их украли. Причем украли явно знакомые, потому что удивительным образом я потом обнаружила кольцо и серьги у своей подруги! Откуда взяла? От нашего общего знакомого! Тогда на Рублевке орудовали перекупщики, которые состояли в сговоре с силовыми структурами. Им продавали украшения мои приятельницы с Рублевки, на «бентли» и в соболях, когда узнавали, что у мужа другая семья, когда бросал муж. Другие покупали, кто не продавал – у того воровали. Так украшения курсировали по светской Москве. Было уголовное дело, ведь я в то время потеряла несколько миллионов долларов украшениями. Меня чуть не забрали в обезьянник. Человек, который меня допрашивал, убеждал: «Зачем вам это надо? Суммы огромные, вы уверены, что с налоговой все чисто?» – «Не понимаю, о чем вы. Мне любящий мужчина сделал подарок». Он начинает на меня орать. А я, на секунду, дочь офицера полиции, тоже не лыком шита. «Послушайте, – говорю, – вы курите «Парламент» за семь рублей условно, а зарплата у вас – пять». А он – «Что?! Эту – в обезьянник!!. Приехали муж и папа... Разобрались. Здесь, в Амстердаме, такого терпеть не приходится, этот город принимает тебя таким, какой ты есть. Со всеми достоинствами и недостатками. Есть анекдот: мужчины сидят в аду, играют в карты. Появляется новенький: «Ой, как красиво, трава зеленая, горы. Убью себя!» Убивает, попадает в ад – и видит выжженную пустыню. Как же так? Те же мужики, играющие в карты, говорят: «Слушай, ну есть разница между экскурсией и эмиграцией». Сейчас вы на экскурсии по Амстердаму? Конечно нет! Жизнь в этом городе – совсем другая. Но по сравнению с Мо- сквой это небо и земля. Повторюсь: этот город принимает тебя без прикрас, ровно таким, какой ты есть. Вы недавно открыли бутик Vivienne Westwood в Амстердаме, как когда- то в Москве? Хотела в апреле, получилось в июле. Бренд довольно нишевый. Прибыльное дело? У меня был прекрасный прибыльный бутик в Москве в Столешниковом переулке. И второй, неприбыльный, в «Крокус Сити Молле», открыть который пришлось под серьезным давлением партнеров из Лондона: иначе грозились лишить и первого. В то время они рассматривали нас как «мешок с деньгами», но иметь свои двадцать тысяч долларов в кармане ежемесячно в то время было адекватным для женщины. И если бы я смогла класть эту сумму себе в карман сейчас, то была бы счастлива. Ольга, скажите, мнение общества для вас важно? Вас ведь всегда обсуждали. Когда я была помоложе, конечно, иногда было неприятно. Мудрость ведь приходит с годами. Но я поняла, что, если хочу делать такие съемки и такие проекты, придется принять все это. Вот и Андрей Малахов мне тогда сказал: «Оль, ты либо все принимаешь – либо нет». Я выбрала свой путь, но в конечном итоге выпала из светского общества абсолютно. У меня была ближайшая подруга в Москве, с которой мы буквально спали в одной кровати и ели из одной тарелки. Когда я уехала, мы стали расходиться по ее инициативе. Я стала ей не нужна. А я поняла, что, оставшись в России, я затеряюсь в старых временах – «бентли», крокодиловых сумках, «графах» и другой ерунде. Не могу не спросить вас про знаменитый суд с Ксенией Собчак (Ксения вручила Ольге статуэтку в номинации «Голые и смешные» с намеком: награда досталась Родионовой за «самое глупое раздевание на публике» в книге The Book of Olga). Оценив свой моральный ущерб в миллион рублей, вы отсудили у Ксении двадцать тысяч? Что такое 20 000 в нашем понимании? Было дело. 20 000 было пожертвованием моим друзьям, беженцам из Сирии. Только оно было в долларах, хотела бы заметить! Но хочу сказать, что между мной и Ксенией вообще ничего личного не было. Это у нее был какой-то затык. Я практически ничего о ней не знала. Она вручила мне «Калошу», но я в то время уже жила в Хорватии. Я уже тогда бежала из этого общества. Мой муж отправил «Калошу» обратно организаторам премии. Вышла статья, в которой я якобы сказала, что Ксения как король на горшке или что-то такое... Что в целом было правдой. Потому что я так и не смогла понять, будучи в этом обществе с 17 лет, как человек может так глупо использовать свои шансы после тех мужчин, что в его жизни были. Самый популярный вопрос тех лет был – не ревнует ли Сергей Родионов, когда все видят его жену обнаженной? Сергей хорошо знал меня всегда. Он четко представлял тип мужчины, на которого я теоретически могла бы променять его. Это должен быть очень сильный мужчина, который смог бы отбить такую женщину, как я. Окончив Московский университет имени Витте, я училась также в Eton Dubai, где видела немало достойных персонажей. Но за все эти годы я встретила всего одного такого, кто мог бы отбить меня у Родионова, но когда он попросил телефончик, ответила «нет». Мы сошлись неожиданно на Омаре Хайяме. Известный был мужчина, да (смеется), нет, имя не назову. К тому же он был женат, и, конечно, проблемы в браке. Как Родионов отреагировал? Плохо. Он же мужчина. Когда вы последний раз снимались обнаженной? Шесть лет назад на обложку хорватского Playboy. Знаете... Помню, как- то на съемках в России режиссер кричал: «Где эта ****?», а я подбегала: «Я здесь». Но понимала: я здесь, но я не б.... Я не могу быть рабом лампы. Я должна жить в цивилизованном обществе. Тысяча евро в день не стоят того, чтобы я себя надрывала, болела два дня, с температурой 38,5 приходила на съемку, не могла позволить себе выйти из дома без макияжа. Я москвичка, не девочка из Мухосранска. Я устала всему этому соответствовать. Что значит ваша татуировка? Это арабская вязь? Да. «В раю без людей будет пусто». Это древняя палестинская поговорка о том, что ада нет – есть только рай. Я сделала ее давным-давно, когда начинала учить арабский. Сейчас я его, к сожалению, забросила. Говорят, у вас есть некая связь с арабским миром и что вы с мужем даже приняли ислам. Это не так, но факт фактом – я застряла между религиями. Мой татарский прапрадед – мусульманин, родители – православные христиане, муж – на четверть грек. Дочь я не крестила, но она тяготеет к буддизму. Я не говорю, что я мусульманка. Но понимание Бога мне близко именно исламское. Но пуританский, так контрастирующий с вами мир... Мы живем в двадцать первом веке и имеем право адаптировать какие-то религиозные аспекты под себя. Современное общество уже не осуждает ничего. Я верю в Матрицу! Ольга, последний вопрос. Вы никогда не писали об этом, но близкие люди знают, что вы попали в тяжелейшую аварию. Это правда, знают только самые близкие и те врачи, что меня оперировали. Между Лос-Анджелесом и Лас-Вегасом в наш минивэн на скорости 150 кило- метров в час въехала со встречки женщина-диабетик. У нее скакнул инсулин, потеряла управление. Ее машина загорелась. Со мной были муж и дочь, но сильно пострадала только я. Голова превратилась в узбекскую дыню: чемодан весом в 32 килограмма прилетел мне на голову, я не смогла спать на ушах потом два месяца, я сломала нос, лопнул имплант в груди и была еще куча проблем. Как выжила – не знаю. Слышала, что плачет дочь – она думала, я погибла, а я думала, что погибла она. Последняя мысль перед тем, как я отключилась: «Это все». Из аварии я вышла другим человеком – которого вы видите сейчас. Опубликовано в журнале SNC № 103 – декабрь 2017/январь 2018.