Кризис есть – протеста нет. Почему упала активность забастовщиков

По словам одного из ярких лидеров забастовочного движения прошлого, возглавляющего ныне межрегиональный профсоюз «Рабочая ассоциация» (МПРА) петербуржца Алексея Этманова, акции протеста в промышленности происходят и сегодня. Просто о них не рассказывают. Во всяком случае, так активно, как раньше. И работодатели научились эффективнее управлять рабочим коллективом, чем еще десять лет назад. «Они (работодатели) тоже не дураки, делают определенные выводы из того, что было. И сменили, скажем так, жесткие объятия на мягкие. Хотя мягкими тоже можно задушить», – улыбается Этманов. Влияют на нежелание некоторых рабочих громко протестовать, конечно же, и продолжающиеся кризисные явления в экономике. «Это одна из причин, конечно. И люди молчат не только потому, что за свою «копеечку» боятся, но потому что боятся жесткой реакции на свои выступления, когда можно лишиться уже всего, – комментирует Этманов. – На всеволожском «ФОрда» *запрещены в РФ">орде», где я долгое время работал, кризис, безусловно, повлиял на спад производства. Спад стал возможен в результате санкций. Скажу больше, большинство автозаводов в России перешли на одну рабочую смену, произошли серьезные сокращения. Неудивительно, что люди в этих условиях боятся выступать открыто. Зато могут… что-нибудь испортить, сделать «любимому работодателю» какую-нибудь гадость. По сравнению с тем, что было пять или десять лет назад жить проще точно не стало». Забастовки сегодня малоэффективны Другой представитель МПРА Иван Овсянников полагает, что профсоюзное движение переживает спад, как всегда в периоды кризиса. Самый распространенный сегодня тип конфликта – по поводу невыплаты зарплаты. Такие истории обычно происходят в отраслях, где доминируют «серые» схемы: строительство, ЖКХ, малый и средний бизнес. Люди, работающие без трудового договора, находятся вне правового поля, госорганы их жалобы игнорируют, и такие работники недовольны чаще других. «Что касается промпредприятий, в условиях кризиса, сокращения и простоев забастовки малоэффективны, – уверен наш собеседник. – Результат они приносят лишь в период экономического роста, когда остановка производства даже на день может принести крупные убытки, а рабочая сила в дефиците. Кроме того, на заводах зарплата, как правило, «белая», хотя и низкая. Люди мирятся с низкими заработками, понимая, что потеря рабочего места еще хуже. В целом, положение рабочего человека за несколько лет стало хуже. Зарплаты не индексируются, цены растут, прошла череда сокращений, а во время простоев работники в лучшем случае получают 2/3 зарплаты». «И профсоюзное движение переживает спад, как всегда в период кризиса – добавляет Иван. – Для успешной профсоюзной деятельности нужен стабильный трудовой коллектив, легальные трудовые отношения (хотя бы потому, что взносы перечисляются через бухгалтерию работодателя), нормально функционирующее прибыльное производство. В Петербурге есть сильные «свободные» профсоюзы, такие как профсоюз моряков и профсоюз докеров, но этого мало». «Вау-эффект» от забастовок снижен Директор Центра политологических исследований Финансового университета при Правительстве РФ Павел Салин назвал «ФедералПресс» две основные причины того, что мы почти не слышим о трудовых протестах сегодня. «В первую очередь нужно сказать о том, что уже больше года одним из главных критериев власти в работе с губернаторским корпусом является не отсутствие протестной активности как таковой на той или иной территории, а способность регионального руководителя вовремя ее локализовать. Как с токи зрения физической, так и информационной. Если есть какие-то протесты, но они не выходят в федеральную повестку, власть считает, что их как бы и нет, пусть местные сами разбираются и т.д.», – поясняет Салин. А второе обстоятельство касается жесткого требования власти к собственникам предприятий не сокращать людей на фоне экономического кризиса, не выталкивать их на улицу, что, безусловно, повлечет за собой и рост протестной активности. «Поэтому повсеместно вводятся неполные рабочие недели, доходы падают, но то, что люди остаются работать на предприятиях, удерживает их от крайних мер, они держатся за то, что у них осталось. Поэтому хотя в целом социальная напряженность высока, в информационной повестке она не находит освещения, адекватного тем проблемам, какие есть у рабочих», – поясняет эксперт. А говоря об Этманове и «активности нулевых», Павел Салин называет принципиально важным то, что самые громкие акции проходили тогда на западных заводах в России, где профсоюзы были значительно лучше подкованы юридически и медийно, чем их собраться со среднестатистических российских предприятий. Сегодня протесты на среднестатистических заводах не организованы, связаны с «эмоциональными всплесками» в том или ином коллективе и «местечковым пониманием» организации подобных акций. Президент центра стратегических коммуникаций Дмитрий Абзалов в разговоре с «ФедералПресс» также связал относительное затишье с протестами с отсутствием больших сокращений на больших предприятиях. «Эти сокращения, в основном, произошли еще в 2008-2009 годах, – поясняет он. – Сегодня, в основном, занятость удерживается. Протесты, разумеется, все равно происходят, но касаются они уже отдельных секторов, локальных территорий. Здесь можно вспомнить и получившую известность забастовку на рыбокомбинате на Сахалине и ряд других примеров. Но «вау-эффект» от забастовок сейчас действительно снижен по сравнению с 2008-2009-м годами. Откат после рывка Статистику по трудовым протестам можно найти на сайте российской неправительственной некоммерческой организации Центр социально-трудовых прав (ЦСТП). Там сообщается, что общее число различных акций протеста за шесть месяцев 2017 года – 170, тогда как за аналогичный период 2016-го было 193 (за весь прошлый год – 419), в 2015-м за первые полгода – 191 (за год – 409). То есть, определенный спад есть. Но это снижение не столь велико и в целом, уровень протестности определяется экспертами как весьма высокий по сравнению с докризисными временами – в 2008-2014 годах в среднем в стране происходила 241 акция протеста в год. Известно также, что за шесть месяцев 2017 года была 62 стоп-акции, в ходе которых полностью останавливалась либо замедлялась работа. Это меньше, чем в прошлом году на 23%, то есть уменьшение числа радикальных акций даже значительнее, чем уменьшение общего числа протестов. Но это все рано почти на 40% больше, чем было в период до кризиса. 2015-2016 годы эксперты центра называют рекордными с точки зрения «эскалации протестности в трудовых отношениях». Несмотря на то, что обыватель об этом мало знает, 2017 год можно назвать «годом отката», но по сравнению не с тучными нулевыми, о которых много говорилось выше, а лишь с двумя предыдущими, наступившими сразу после наступления кризиса. Еще одна интересная особенность последнего времени – выравнивание округов по протестам. Фактически исчезли регионы-лидеры, и показатели в разных местах страны близки. Только Северный Кавказ традиционно не участвует в забастовках. Причинами трудовых протестов в 2017 году становились невыплата зарплаты (56%), политика руководства (26%), низкая зарплата (19%), отказ администрации от переговоров (13%), увольнение (8%), изменение условий труда (8%). Причем, если до 2010 года «невыплата зарплаты» также доминировала, затем доля протестов из-за нее снизилась аж до 29%, пока не грянул кризис 2014 года. Резюмируя, можно сказать, что протестов на отечественных предприятиях меньше не стало (по крайней мере, по сравнению с нулевыми). Однако о них гораздо меньше известно, они менее яркие, радикальные и масштабные, а рабочие и профсоюзы сегодня не готовы громко заявлять о своих требованиях из-за экономического кризиса, более дальновидной политики работодателей по отношению к недовольным сотрудникам и политики властей. Фото: mpra.su