«Издательское дело – постоянная зона риска». Елена Шубина о книжном рынке и коммерческой литературе

Имя издателя Елены Шубиной, ведущего специалиста в области современной русской прозы, хорошо известно в России и за рубежом. В 2012 году ее редакция была выделена в отдельный бренд внутри крупнейшего в России издательского холдинга АСТ — «Редакция Елены Шубиной». Логотип «ЕШ» на обложке книги стал знаком качества для всех интересующихся интеллектуальной литературой и «высокой прозой». Среди авторов «РЕШ» — Людмила Улицкая, Татьяна Толстая, Алексей Иванов, Леонид Юзефович, Андрей Рубанов, Дмитрий Быков, Александр Иличевский, Захар Прилепин и многие другие. Как вы решили стать издателем, что привело вас в профессию? Я окончила филологический факультет МГУ им. Ломоносова. Выпускники филфаков – это люди с хорошим образованием, но по сути без профессии: все зависит от того, кто станет твоими учителями дальше. Мне повезло — я почти сразу оказалась в «Редакции критики и литературоведения» издательства «Советский писатель», а там работали асы издательского дела и крутые филологи. Потом была «Энциклопедия», журналы «Литературное обозрение» и «Дружба народов», отдел прозы. А уж оттуда я пришла в «ВАГРИУС», издательство очень необычное для середины девяностых. Оно не было ориентировано на быстрые коммерческие проекты, как многие новички на российском книжном рынке. «ВАГРИУС» буквально сохранил возможности для изданий современной русской прозы и мемуаристики. Я вижу, как «вагриусовские» книги до сих пор питают многие издательские направления – например, серия биографий «Мой ХХ век», можно сказать, разнесена по разным проектам разных издательств практически буквально, вплоть до простого воспроизведения наших книг. Но ведь и вы, когда стали работать в АСТ, могли взять с собой все наработанное и просто воспроизводить это на новой площадке. Со мной пришли мои авторы, с которыми можно было создавать новое. А повторять уже сделанное мне неинтересно. Вы пришли в издательский холдинг АСТ в 2008 году, и вскоре появился новый бренд – «Редакция Елены Шубиной». Чем-то пришлось пожертвовать при переходе из одного издательства в другое? И существует ли для авторов разница между издательствами как брендами, или фигура издателя сама по себе является брендом? На тот момент в «Вагриусе» сложилась непростая экономическая ситуация. Мне нелегко далось решение уйти с «намоленного места». Но вопрос встал просто о том, сохраню ли я своих авторов или отдам в чужие руки, тем более что потери уже начались: ушли Улицкая и Пелевин. Я очень благодарна Михаилу Шишкину, Александру Кабакову, Захару Прилепину, Ольге Славниковой, Павлу Басинскому и другим авторам, что они пошли со мной. Риск был. На тот момент АСТ имел минимальный опыт издания «высокой литературы», но авторы и мои молодые сотрудники разделили со мной этот риск. Мне кажется, это и есть ответ на ваш вопрос. Конкурентна ли профессия издателя? Издательский бизнес – один из самых конкурентных. Чуть зазеваешься – и могут увидеть автора раньше тебя. В жизни каждого издателя есть момент, когда он, как герой «Мастера и Маргариты», скажет: «О, как я угадал!» Или наоборот: «Как же это я упустил…». Любая профессия начинает работать на тебя, когда ты уже как следует поработал на нее. Логотип «ЕШ» появился позднее, чем в книжных магазинах стали обращать внимание на наши книги. Но издательское дело – это еще и постоянная зона риска. Принимая решение об издании книги, нужно просчитать очень многое — аудиторию, прежде всего. Но сначала полюбить – или представить, что эту книгу полюбит другой человек. А сами вы пишете? Могут ли редакторы реализовывать свои писательские амбиции, или произойдет столкновение интересов? Редакторы могут реализовывать свои писательские амбиции, если ты Николай Алексеевич Некрасов, к примеру. Талант писателя – то же, что и талант композитора или художника. Профессия тут ни при чем. Я пишу достаточно много дежурных текстов, сопровождающих издание книг, я комментировала произведения Андрея Платонова, писала рецензии, но к литературному дару, если иметь в виду написание романа, это не имеет никакого отношения — это просто часть гуманитарного образования. Вы издавали Платонова… Да. Я издала пять книг о творчестве Андрея Платонова. Двухтомник «Материалы к биографии Андрея Платонова», сборник пьес «Ноев Ковчег», книгу Льва Шубина «Поиски смысла отдельного существования», первое издание писем Платонова. Большую часть из них – вместе с Платоновской группой ИМЛИ АН СССР, которой руководит Наталья Корниенко. Могут ли в России небольшие издательства (small press) конкурировать с крупными, как это происходит на Западе? Есть ли у них какие-то преимущества перед крупными холдингами? Мы, «Редакция Елены Шубиной», – часть большого издательского холдинга, и преимущество такого положения, безусловно, есть: проще решаются вопросы дистрибуции, реализации, продвижения книг на рынке. Так сложилось. На Западе, где «поглощение и слияние» маленьких издательств в большие конгломераты – тоже некая реальность, small press, тем не менее, сохраняют свою самостоятельность и идентичность, и с вопросом дистрибуции у них все в порядке. У нас достаточно отъехать условно «за пределы большого кольца» – и книг нет. Точнее – для начала нет книжных магазинов, они закрываются практически каждый день. Я очень много езжу в провинцию вместе с авторами на встречи с читателями, в библиотеки. Книги приходится зачастую «возить на себе», потому что не можем же мы представлять автора «нагишом», без книг. Зачем он тогда приехал? Просто поговорить? А ведь когда-то в обязательном порядке в каждом магазине, каждой библиотеке должны были быть книжные новинки. Вы маленькое издательство в большом холдинге. Какое-то давление руководства в части выбора книг или тиражной политики чувствуете? Это вопрос не давления, а стратегии, которую я выстраиваю сама — и должна ее отстоять. Как правило, мне доверяют. Книги «Редакции Елены Шубиной» всегда находятся под пристальным вниманием жюри всевозможных литературных премий, можно сказать, то, что вы издаете – литература «премиального» сегмента. Как по-вашему, насколько литературные премии отражают тенденции рынка? Я с вами сразу буду спорить. У некоторых такое впечатление, что книга получила премию — и мы ее издали. Все ровно наоборот. Сначала мы издаем книгу, а потом ее номинируют или не номинируют на премии. Я никогда не задумываюсь, оценивая ее, будет ли она премиальной, хотя, конечно, это большое подспорье в ее дальнейшем продвижении. Конечно, мы номинируем наши книги на различные премии: иногда выигрываем, иногда проигрываем. Где пролегают границы между рыночной перспективой и художественной ценностью текста? Существует достаточно плоское представление о коммерческой (рыночной) и некоммерческой литературе. Что считать коммерческим? «Лавр» Водолазкина – коммерческий? Гузель Яхина с ее романом «Зулейха открывает глаза»? Алексей Иванов – чудо нашей прозы? Роман «Женщины Лазаря» Марины Степновой? «Каменный мост» Александра Терехова? «Обитель» Захара Прилепина? Я назвала книги с высокими тиражами, то есть те, за которые проголосовал читатель. Ну, с Гузель Яхиной немного проще. Если верить социологам, то большинство читателей – женщины, а тут все-таки женская судьба плюс экзотический материал — равно героиня с языческим сознанием ломает (вернее, ей ломают) свою судьбу, плюс интерес к истории 30-х годов – все это работает. Ну а «Лавр» с его средневековым героем и странным языком? Я не раз уже говорила, что мы недооцениваем нашего читателя. А он явно ждет, чтобы его удивили – интересной личной историей, интригой, в том числе и интригой языка. И вот тогда «художественная ценность» подчинит себе «рынок». А формат и объем книги влияет на ее издательскую историю? Существует мнение, что начинающему автору намного сложнее пробиться на книжный рынок с рассказами, нежели с романом. Вообще есть предубеждение против сборников рассказов? Если писатель неизвестен или недостаточно популярен, увы, отчасти это так. Но только отчасти. Согласитесь, логично, если издательская история молодого автора начинается с короткой прозы. Правда, мы знаем случаи, когда в 27 лет были написаны «Герой нашего времени» и «Будденброки». А Татьяна Толстая выпустила первым сборник рассказов и сразу стала безумно популярна. Как считаете, должен ли начинающий автор пройти институции в виде толстых литературных журналов, и что они дают для издательской истории? Следите ли вы за ними? Издатель должен жить с широко открытыми глазами – следить за всем: и толстые литературные журналы, и Интернет, и постоянный контакт с литературными агентами, и самотек, который мы читаем, и из этого тоже что-то получается. Что касается толстых журналов, это действительно прекрасная площадка для публикаций именно короткой прозы. Редакторы толстых литературных журналов – мои коллеги. У нас постоянно идет обмен мнениями. Другое дело, что современные издательства бывают мобильнее, чем «толстяки». Мы можем издать быстрее, и это не значит, что текст подготовлен хуже. А как вы относитесь к print-on-demand (печать книги по запросу от читателя – Forbes Woman) и возникновению виртуальных издательств, наподобие Bookscriptor, Ridero, SelfPub? Повлияли ли они на издательский рынок? Прекрасно отношусь. Книжный рынок (кстати, и само понятие теперь претерпело изменения) должен быть разнообразным. Ridero к моменту объявления премии «Лицей» выпустили небольшим тиражом те рассказы, которые были в шорт-листе, но нам это никак не помешало выпустить книжку тиражом в 2000 экземпляров. Я за Ridero, за «Книги по требованию», за виртуальные издательства, за самопубликацию. Пусть все будет. Влияют ли СМИ на распространение книг? Насколько помогают в продажах книжные рецензии и обзоры? Книга не должна быть невидимкой, к ней нужно привлекать внимание. Обзоры литературы Галины Юзефович в «Медузе», портал «Горький», «Colta.ru», нечастые отклики в «Новой газете», НГ-Exlibris, профессиональные журналы типа «Читаем вместе»… Я это называю «легкой кавалерией» – и для нас они важны. Ведь книга как новинка живет не более месяца-двух – и нам важен быстрый отклик. В толстых журналах могут быть прекрасные аналитические статьи, большие обзоры, но это уже потом. Сейчас все чаще в искусстве эстетическое приравнивается к политическому. Можно ли сказать, что публикация (издание текста) — акт солидаризации, в том числе по политическим взглядам? Или литература может существовать в отрыве от политики? Издание романа Захара Прилепина «Обитель» и рядом прозы Людмилы Улицкой или, скажем, Дмитрия Быкова для меня не составляют никакой проблемы. Это не значит, что мне все равно: у меня есть свои взгляды — но я верю абсолютно, что если талантливый человек написал талантливый роман, то он не пойдет в нем на какую-то грубую прокламацию своих взглядов. Кнут Гамсун в какой-то момент стал нерукоподаваемым, когда он поддержал фашистскую идеологию, и что же – от этого его романы стали хуже? Я думаю, что серьезный момент был в литературе, когда вышел роман Джонатана Литтелла «Благоволительницы». Он показал, что возможно произведение о Второй мировой войне, написанное с точки зрения зла, то есть совершенно другого взгляда на войну, на события и психологию ее участников – и этот роман вызвал большой интерес у русских читателей. Я мало слежу за сегодняшними СМИ, но совсем недавно была какая-то скандальная история с нашим старшеклассником в Германии: он в своем выступлении якобы пожалел немецких военнопленных. И какие же посыпались упреки… Бог с вами, откройте книгу, которую собрали мы с Людмилой Улицкой «Детство 45 – 53: а завтра будет счастье» – воспоминания детей первых послевоенных лет. Там очень много текстов о том, как наши русские люди (и дети!) жалели пленных «фрицев», делились едой и прочее. Как вы считаете, наших русских писателей испортил крымский вопрос? Мне кажется, «крымнаш» и «крымненаш» стало уже почти анекдотом. Даже по отношению к каким-то острым вопросам надо уметь проявлять широту в повседневном общении. Недавно прочитала книгу Карла Проффера «Бродский среди нас». Он пишет, что в американском обществе люди с разными взглядами в области политики, встречаясь на «party», не устраивают дискуссий – в смысле, не поливают друг друга. Мне это нравится. Все уже подустали от этого разделения, разве нет?