Как живет таджикский анклав в Кыргызстане — заметки путешественника

На карте очертания Таджикистана напоминают силуэт дракона, идущего в сторону Персии, оглядывающегося на Китай и роняющего слезу с длинной "головы" Согдийской области, пишет корреспондент Sputnik Таджикистан Илья Буяновский. Эта "слеза" — Ворух, таджикский эксклав в Кыргызстане. В нем на 130 квадратных километрах живут 32 тысячи человек, это один из многочисленных эксклавов, появившихся в предгорьях Ферганской долины благодаря причудам советской власти. Солнечный Таджикистан В Таджикистане очень быстро пропадает ощущение "надо успеть дотемна". Путешественник найдет кров там, где его застала ночь, особенно если окажется рядом с мечетью: таджики — народ набожный, а гость — это посланник Аллаха. Тем более, гость из России. Традиция гостеприимства здесь отработана веками, в каждой таджикской усадьбе есть гостевая комната с запасом цветных ковров и одеял. Гостю накроют дастархан: в бедном доме принесут зеленый чай, лепешки и фрукты, а в доме побогаче — еще шурпу, плов или рыбку маринку из горной реки. Поэтому, добравшись в сумерках до другого таджикского эксклава — кишлака Чорку, — чтобы увидеть построенный более тысячи лет назад деревянный мавзолей, мы с напарницей были спокойны. Мавзолей стоит внутри мечети, и пока седобородые старики совещались, кто возьмет нас к себе, из-за угла глинобитной улицы появился подержанный "Опель", и его хозяин, парень спортивного вида, почти силой увез нас в свой дом. Звали его Юра — таджики (как и узбеки, кыргызы, казахи) часто представляются русскими именами, потому что их настоящие имена слишком сложны для русского уха. А Юра, конечно, прежде работал в России, чуть было не женился там, но однажды мать нашла ему невесту из соседнего села и позвала домой. В соседнее село Юра и предложил нам съездить утром. От такого предложения трудно было отказаться, ведь этим селом был Ворух Тайна анклавов Ферганской долины Границы стран в Ферганской долине — наглядный памятник распаду СССР. Узбеки, таджики и кыргызы, то есть земледельцы и бывшие кочевники живут здесь бок о бок. Плотность населения достигает 500-600 человек на квадратный километр. По сложнейшему узору границ видно, с каким трудом советская власть пыталась размежевать тут народы. Апофеозом размежевания стала система анклавов: внутри Кыргызстана находятся принадлежащие Узбекистану Сох, Шахимардан, Чон-Гара и Джангайл и принадлежащие Таджикистану Ворух и Западная Калача; внутри Узбекистана — Барак (Кыргызстан) и Сарвак (Таджикистан). Сох — полноценный район с десятками тысяч жителей, а Западная Калача — безлюдное поле. В Сох непросто попасть даже гражданину Узбекистана из других районов, а Чон-Гару можно проехать насквозь, не заметив среди прочих сел. О каждом анклаве ходят легенды, будто когда-то председатель проиграл его в карты или получил как приданное. Из старых атласов СССР можно понять, что лишь Шахимардан анклавом был изначально. Остальные постепенно "оторвались" от своих республик: национальное размежевание проводилось раньше коллективизации, границы уточнялись позже нее, и к середине ХХ века между Чорку и Ворухом затесалась пара кыргызских сел. Обитаемый остров Чорку вдается в территорию Кыргызстана длинным мысом. По выселкам Юра вывез нас на трассу в КР, объехал по ней свой кишлак и вновь нырнул в Таджикистан по таджикской "стиральной доске" — боковой ворухской дороге. На битом асфальте бородатые дехкане веяли рис: рисовники принадлежат Таджикистану, а скалы над ними — Кыргызстану. Еще пяток километров по КР через аил Аксай, и вот он — Ворух! Кыргызско-таджикская граница везде, где я ее видел, совершенно прозрачна. Между Чорку и Ворухом мы пересекали ее несколько раз. Было очень странно наблюдать, как вдоль дороги колпаки то и дело сменялись на тюбетейки, а "магоза" на "дукон", и лишь кое-где солдаты-пограничники с автоматами за спиной флегматично взирали на проезжающий транспорт. Из новостей можно узнать, что иногда на границе случаются обострения с драками и стрельбой, но местные об этом говорить не любят: обычно человеку, едущему из Воруха в Худжанд, граница не заметна. Ворух — большой анклав, по площади (130 квадратных километров) и населению (30-40 тысяч человек) второй после Соха. Он занимает склон Туркестанского хребта вдоль одного из истоков реки Исфары (или Ак-Суу — Белой реки, как называют ее кыргызы). На первый взгляд — обычный горный угол Северного Таджикистана. Но вглядевшись, понимаешь, что попал на большой обитаемый остров. Селение Ворух — на самом деле не один, а два сросшихся кишлака. Нижний Ворух говорит на матчинском диалекте таджикского, а Верхний Ворух — на каратегинском. Тут можно вспомнить, что в гражданскую войну Каратегин был оплотом исламистов, а Матча — националистов, но война гремела за горами. Ворух делится на махалли — так в Центральной Азии называют районы-общины. В каждой махалле есть мазар — тесное кладбище у священной могилы. Просторные мазары нижних махаллей часто украшают рога архаров, как в Матче или Бадахшане. Верхние мазары — маленькие и вычурные, с арками и резьбой. Верх и низ сходятся, конечно же, у базара, на тесной площади в конце асфальтовой дороги, ведущей из внешнего мира. Она здесь сама по себе, на ней можно увидеть обелиск Победы. А поодаль из-за забора "выглядывает" и гипсовый Ленин. В узких кривых переулках — дома с глухими фасадами. Они непривычно высокие, до трех-четырех этажей, а на их плоских крышах сушатся сено и кизяк. Воруху некуда расти вширь, поэтому он растет ввысь. Окна и двери украшает резьба: в селе, похожем на средневековый город, есть свои ремесленники. А на ручье в сырой низине крутятся водяные мельницы самобытной среднеазиатской конструкции: их колеса расположены горизонтально, а вода из желобов с силой бьет прямо в лопасти. За сутки мельница выдает больше трех тонн муки. Мельник в Ворухе — человек уважаемый. Самый ходовой транспорт на "острове" — мотоциклы, у которых вместо привычной коляски плоская дощатая платформа. Такой мотоцикл и подыскал нам Юра: его друзья ехали в горы на пикник. Центральная Азия очень наглядно иллюстрирует тезис, что туристы произошли от паломников. Без поездок выходного дня здесь не мыслят жизни даже в самых нищих глубинках, а места для таких поездок отмечают мазары, рядом с которыми всегда найдется печь и дастархан. Даже тесный Ворух — не исключение. Вырвавшись из бесконечных глиняных улиц, мотоцикл с ревом карабкается сначала через поля, потом — через тенистые сады, пронизанные трубами водоотводов, затем — по крутому скалистому ущелью. Ревет мотор только по дороге вверх, а вниз мотоциклы едут тихо, под действием силы тяжести. Немногим реже машины на этой дороге встречается ослик под всадником или повозкой. По краю обрыва выложена белая каменная изгородь, как где-нибудь в Северной Европе. В конце ущелья — мазар у старого дерева, а выше над речкой — домики для пикников без смотрителей и хозяев. В одном из них мы и расположились за дастарханом с чаем и арбузом. На самом верху — пастбища и охотничьи угодья, чабанские хижины из подручных материалов, но ходить туда не стоит, можно и границу пересечь. В Ворухе никто не кричит гостю "hello", максимум "привет" или "здравствуйте". В иностранце вряд ли увидят бэкпекера (туриста, который путешествует за небольшие деньги с рюкзаком за плечами. — Ред.). Более вероятно, что местный житель на заработках в России подружился со своим работодателем и пригласил его в гости. Потому и рады таджики гостям из РФ: с ними можно говорить на одном языке и на общие темы. Раньше таджики работали и в Турции, но теперь туда не спешат из-за деятельности "Исламского государства"*. Здесь как огня боятся и самого исламского радикализма, и наказания за его поддержку. Но куда бы ни ехал таджик, он уезжает, чтобы вернуться, — к дому, семье, кишлаку посреди зеленой долины. На маленьком острове Ворух это особенно заметно. *Террористическая организация, запрещенная в России, Кыргызстане и ряде других стран.