«Мариэтта! Вы – гениальная!»

О том, как удалось отстоять «Собачье сердце», выборе, апологии зла и «тогда еще приличных людях». Окончание записок Айрата Бик-Булатова о казанской лекции литературоведа, писателя и историка, исследователя творчества Михаила Булгакова – Мариэтты Чудаковой. В предыдущих частях речь шла о дороге в Казань, длиной в 8 тысяч километров, отказе от советской лексики, главенстве интеллигенции над всеми, мухах в лучах света и конечно же вечных темах бессмертного булгаковского романа.– Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, – ответил Воланд, поворачивая к Маргарите свое лицо с тихо горящим глазом, – его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты…Да, бывают иногда такие ночи, и не только у демонов булгаковской саги. У обычных людей они тоже бывают, и даже Воланда тут совсем не нужно призывать. Вот сегодня у меня такая ночь, когда я свожу счёты со своим этим затянувшимся материалом – обзором казанской лекции известного булгаковеда Мариэтты Чудаковой. В самом деле, нужно ли было растягивать этот разговор на целых четыре части? Так ведь сейчас никто не делает почти. Сумасбродство какое! И моё, как автора-журналиста, и редактора, разрешившего мне такой длительный, растянувшийся почти на месяц проект.Но в этой длительности обнаружились потом новые, неожиданные даже для меня самого смыслы. Каким-то неведомым мне образом лекция Мариэтты Чудаковой и озвученные на ней сведения стали корреспондировать с современным календарём. Я думал над очередной статьёй этого цикла, когда наступило 30 октября – день памяти жертв политических репрессий. И тогда вдруг я вспомнил рассказ Мариэтты Омаровны о том, что Елена Сергеевна Булгакова, видимо, всё-таки сотрудничала с НКВД, передавала содержание некоторых доверительных разговоров, после чего многие из гостей Булгаковых были арестованы и даже расстреляны. Мариэтта Чудакова сверяла списки людей, бывавших у Булгакова, изучала дневники, сопоставляла потом с датами арестов, разбирала круг знакомств Булгаковых по американскому посольству…Предваряя рассказ об этом – сложный рассказ, ибо Еленой Сергеевной Мариэтта Омаровна восхищалась, дружила с ней, та – много помогала Чудаковой в сборе и атрибуции материалов о жизни и творчестве Михаила Афанасьича… Предваряя рассказ о сложном (постыдном? – подберите любое слово!) эпизоде из жизни Булгаковой, Мариэтта Чудакова поведала нам о судьбе ещё одной женщины…– Понимаете, красавиц тогда в Москве было считанное количество, это, прежде всего, Татьяна Окуневская, мы помним, что Берия сделал с ней... Вторая – Наталья Кончаловская, мать наших режиссёров Андрея, взявшего её фамилию, и Никиты Михалкова, ну и третьей была Вета Долуханова (Елизавета Исаевна), жена театрального художника Владимира Дмитриева и мать в будущем прославленного комментатора Анны Дмитриевой. В Вету были влюблены талантливые, потрясающие мужчины, среди них, например, Юрий Тынянов. Все эти московские красавицы были, конечно, на особом счету! Однажды Вету вызывают в следственный комитет НКВД:– Вы, говорят, устраиваете литпосиделки, нечто вроде салона, это очень хорошо! Мы предлагаем вам этот салон расширить!.. Но вы будете должны сообщать нам обо всех разговорах, которые будут там вестись.Вета жутко перепугалась, и в ответ ляпнула:– Да как же, я не могу!.. Да у меня и квартира маленькая!– Не волнуйтесь! Квартиру мы вам подберём! Она поняла, что попала в жуткую ловушку! И тогда она, собрала все вещи, никому ничего не сказала и уехала в Тифлис, к родне. Она пережидала там полгода, и когда потом подумала, что, наверно, про неё забыли и всё кончилось, то вернулась в Москву. Но они не забыли! И когда она снова оказалась в кабинете следователя… то потом уже больше не было ничего, даже суда не было, и срока не было. Её просто ногами забили до смерти, прямо там, в кабинете!Елена Сергеевна была очень красивой женщиной… Главный прототип Маргариты в романе. Вы, кстати, знаете, как Булгаков вводил в роман Маргариту? Все мы помним, как вводили мастера – глава 13, «Явление героя», а вот как Маргариту? Там всего одна строчка, но в этой одной строчке – уже вся она! «Маргарита заговорила страстно» – так в одном из ранних черновиков!У меня была аспирантка-волонтёр из Америки. Как-то нас с ней познакомили, и вот она говорит: «Я хочу исследовать необычную тему: буду изучать ведьм в русском фольклоре, но я хочу изучать не простых, а добрых ведьм!» Я тогда её почти высмеяла: «Может, у вас там на Западе есть добрые ведьмы, а у нас – они живут в дремучих лесах, добрых русских сказочных ведьм не бывает!» Вот так высмеяла, а у самой в голове засвербило: Маргарита! Ведь она же ведьма! А почему Булгаков сделал её ведьмой? Но при этом – да! Она – добрая ведьма!Вот, я думаю, поэтому! Елена Сергеевна была осведомителем, она была – ведьмой! Но почему она пошла на такое сотрудничество, какой была цена? Я думаю, ценой было то, что её мужчин – и Шиловского (бывшего мужа), и Булгакова не тронули! Маргарита сделала это ради Мастера! Поэтому в романе – Маргарита заслужила прощение… Булгаков в романе – прощает Маргариту. Мне кажется, суд булгаковеда Чудаковой был бы строже, непримиримее, чем суд Булгакова. Мне даже сказали очевидцы, что высказывала она в Казани, на другой площадке, идею того, чтобы дети и внуки тогдашних следователей и палачей собрались бы, и устроили однажды что-то вроде вечера покаяния за деяния своих отцов. Мне себе такое трудно представить, и даже ответить на вопрос, хорошо ли это будет, здесь скорее привожу это как иллюстрацию прямой, резкой позиции Чудаковой (которую наблюдал уже и я лично по другим вопросам). Мы все стоим перед выбором. Мы, здесь и сейчас. А не только – они и там. Поэтому и стал я писать этот материал, и так углублённо вглядываться, не в Чудакову даже, а в себя в связи с этой лекцией и темой в ней поднятой. Пока писал материал, пришла, например, такая новость: из книжных магазинов Литвы были изъяты все книги Руты Ванагайте (все её книги, даже о том, как ухаживать за пожилыми родственниками, а ведь ещё совсем недавно там продавали среди прочих такую неприятную для литовского общества книгу госпожи Ванагайте как «Наши», об участии литовцев в холокосте). Поводом изъятия книг из магазинов стало высказывание Руты Ванагайте об одном из лидеров литовского партизанского движения Адольфасе Раманаускасе-Ванагасе. Рута изучила в архиве его дело и усомнилась, стоит ли называть героем человека, который заключил договор о сотрудничестве с КГБ и сдал всех своих сторонников. «Но Литва еще не созрела для таких вопросов», — говорит писательница. Alma littera (крупнейшее в Литве издательство) сообщает в своем пресс-релизе, что заявления Ванагайте для них «неприемлемы и идут вразрез с ценностями издательства», и обещает «утилизировать» изъятые из магазинов книги. Мы не готовы к правде, но рукописи не горят – предупреждал Булгаков. Впрочем, полной правды мы и не знаем. Например, вскоре выяснилось, что того же Адольфаса Раманаускаса-Ванагаса пытали. Рута этого не знала, пришлось ей извиняться, но только за это своё незнание, не отменяющее открытых ею фактов. Роман Михаила Булгакова – это и про то, как предъявить счёт тем, кто оказался запятнанным, и можем ли мы его предъявить, и кто мы сами в этой истории? И какой счёт мы потом предъявим сами себе? Статья об изъятии книг Руты Ванагайте была опубликована в «Новой газете» 3 ноября, а я всё ещё сооружал свои обзоры про лекцию Чудаковой, а потом наступило 7 ноября. Столетие октябрьской революции. И я ещё продолжал. Осип Мандельштам записал однажды: «Октябрьская революция не могла не повлиять на мою работу, так как отняла у меня «биографию», ощущение личной значимости». - Но ведь он – мастер? – спросил товарищ Сталин Бориса Пастернака о Мандельштаме. - Да не в этом дело! – ответил тогда Пастернак. Но для Булгакова – дело как раз было в этом: он – мастер! Перемотаем плёнку чуть-чуть назад, выше мы уже писали об этой встрече двух гениев: в 1940 году, незадолго до кончины Михаила Афанасьевича, Борис Пастернак пришёл к нему в гости. Он взял стул, повернул его спинкой к себе. Сел, облокотившись. И они заговорили. О чём – неизвестно, но Мариэтта Омаровна думает, что как раз тогда состоялось знакомство Пастернака с романом Булгакова! Несколько лет назад Мариэтта Чудакова задалась вопросом, почему ее студенты читают «Доктора Живаго» с меньшим энтузиазмом, чем «Мастера и Маргариту». Для себя она нашла такой ответ: «Восприятие произведения Бориса Пастернака было деформировано совсем другой поэтикой романа Булгакова, который был как бы глубинно на ту же тему, и даже с той же структурой». Замыслы «Мастера и Маргариты» и «Доктора Живаго», по словам Мариэтты Чудаковой, в целом схожи. В центре произведений – пишущий человек, alter ego автора, отождествляющий себя с мессией… но в конце – и там, и там: пустота! (метафора «опустевшей Москвы» в «Мастере и Маргарите»). Пасха так и не наступила. Вскоре после выхода телесериала по булгаковскому роману на втором телеканале состоялась дискуссия (вышла под названием «Мастер и Маргарита. Послесловие»), в разговоре приняли участие Мариэтта Чудакова, отец Андрей Кураев, Олег Басилашвили, Владимир Бортко. Вёл встречу Дмитрий Кисилёв… - Я не хотела участвовать, потому что знала, что мне придётся спорить с Андреем Кураевым, а мне этого, действительно, не хотелось, но мне позвонил режиссёр Бортко, тогда ещё вполне приличный человек… Вообще, какое-то время сейчас, как будто какая-то порча в воздухе! Смотришь, и перед тобой уже как будто совсем, абсолютно другой человек! Я уверена, что пройдёт обратный процесс, и многим ещё будет стыдно, и захочется вычеркнуть многое, из того, что с ними происходит сегодня… С Кураевым мы тогда жёстко оппонировали друг другу по поводу романа. Я всегда настаивала, что в романе нет апологии зла, там всё время даётся ситуация выбора. Человек сам выбирает между добром и злом. И когда Кураев заявил, что Иван Бездомный как-то уж слишком неправдоподобно быстро «перекрасился», я напомнила Андрею Вячеславовичу, что и он прежде подвизался на кафедре научного коммунизма, и переход его в лоно церкви также занял не слишком уж много времени. Мне было важно, чтобы вот этот мой тезис о возможности и праве выбора остался в передаче, мы говорили несколько часов, но я знала, что в эфир пойдёт минут сорок, и тогда я сказала ведущему Дмитрию Киселёву (вы будете смеяться, но тогда ещё тоже вполне приличному человеку): «Я понимаю, что говорила долго, но вот если вы этот кусок вырежете – то больше моей ноги не будет на вашем канале», и они оставили! И он потом перезвонил после: «Ну как, вы удовлетворены?» «Вполне удовлетворена!» Пожалуй, именно на этом эпизоде лекции, в этот момент я и понял, что хочу написать о ней что-то серьёзное, потому что пространство булгаковского романа вдруг за эти пару часов настолько расширилось на моих глазах, что вместило в себя и Чудакову, и Кураева, и Бортко, и меня, и всё наше нынешнее общество. – Многие поменялись, не только Бортко или Пётр Толстой, и я была рада недавно встретить Андрея Кураева, который, после того, как его отовсюду погнали, стал гораздо лучше, и говорить много очень правильных, на мой взгляд, вещей, и я сама протянула ему руку: «Вот сейчас – я с удовольствием жму вашу руку, и рада, что мы во многих отношениях теперь единомышленники». Очередная цепочка дат (30 октября, 7 ноября и др.), заставившая многих снова рефлексировать на тему взаимоотношений власти и народа, власти и интеллигенции, насилия и права, авторитарности и свободы – пройдена в 2017 году. У меня она пройдена под знаком моего размышления над лекцией Мариэтты Чудаковой, давшей себе когда-то давно обещание, что в её научных статьях не будет ни одной советской фразы… Когда в библиотеку, где она работала, поступили булгаковские бумаги, ей было поручено провести опись архива. Там, среди рукописей находилась и ни разу не опубликованная повесть Михаила Афанасьевича «Собачье сердце». Совершенно непроходимая в печать вещь! Вот вызов для молодого сотрудника – каким-то образом смочь не только присвоить рукописи шифр, но и опубликовать этот шифр в статье или бюллетене, чтобы пытливый и умный читатель по шифру смог её выписать и прочитать! А если рукопись не включить в опись бумаг, никто даже и не узнает о том, что она есть в архиве. Борьба напоминала целую эпопею, финальным аккордом которой стал вызов к какому-то важному чиновнику из главлита, можно сказать, главному советскому цензору, перед которым предстояло отстаивать не только этот шифр, но и другие страницы описи, почти сплошь уже бывшей исчёрканной красным карандашом. Чудакова исхитрилась так обозначить запрещённую рукопись, чтобы ни разу не было упомянуто крамольное название – «Собачье сердце». Цензор усмехнулся: – Ну, я вижу… название вы обошли ловко! Но ведь в рукописи-то чётко прописано название! Мы нарушаем авторскую волю! (Каков, а? «Авторская воля Булгакова» как аргумент не фиксировать его рукопись в архиве! Но и Чудакова не лыком шита! «Господи, какую чушь я тогда несла!») - Позвольте, но ведь произведение не было опубликовано, откуда мы знаем авторскую волю, может быть, при публикации, автор изменил бы название! «Собачье сердце» удалось отстоять! Заведующая отделом рукописей Сарра Владимировна Житомирская встречала сотрудницу за дверью… – Мариэтта, я всегда знала, что вы – талантливая. Но теперь я скажу: Вы – гениальная! Айрат Бик-Булатов.Первая частьВторая частьТретья часть