«У меня теперь не жизнь, а хаос»: нобелиат о гравитационных волнах и жизни после премии
Почему людей интересуют гравитационные волны, за что могут дать следующие Нобелевские премии по физике и почему жизнь после премии превращается в хаос? Об этом Indicator.Ru поговорил с Райнером Вайссом, лауреатом Нобелевской премии по физике 2017 года. Напомним, что премия была вручена «за решающий вклад в детектор LIGO и открытие гравитационных волн». — Профессор Вайсс, что вы делали в момент, когда узнали, что получили Нобелевскую премию? Как вы отреагировали? — Ну, в первый раз я не успел ответить на звонок. А когда ответил… На самом деле, я не ожидал этого. — Но ведь, кажется, мнение о том, что премию дадут за открытие гравитационных волн, витало в воздухе еще с начала 2016 года. — Да, конечно, люди вокруг говорили, но… В общем, я был смущен и обрадован одновременно. Я прекрасно понимаю, что я — один человек из коллаборации, в которой тысяча ученых. Кстати, на Нобелевский банкет все-таки пригласили не только меня, Кипа и Барри, но и других ученых из LIGO. И я могу с легкостью назвать три десятка человек, которые так же достойны этой премии, как и я. Почему же выбрали меня? Вот этот вопрос меня несколько беспокоил. Но это такие вещи, над которыми вы неизбежно будете размышлять на моем месте. — И как вы думаете, почему все-таки выбрали вас? — Очень тяжело ответить на этот вопрос. Множество людей делали эту работу… Вообще это общая проблема современной физики — тяжело выделить одного, двух, трех человек, которые бы единолично сделали что-то очень важное. Многие говорят, что выбрали меня, потому что я очень рано начал заниматься этой темой — может быть, это правда. Но так работает эта система, с этим надо смириться. Я воспринимаю это так, что меня выбрали неким символом этого открытия. Что ж, пусть будет так, я рад. — Объясните, пожалуйста, простыми словами, почему для обычных людей — не ученых — важно знание о том, что такое гравитационные волны? Почему вообще аудитория этим интересуется? — Вот мне и самому это интересно! После того, как объявили об открытии, мы давали большую пресс-конференцию, это было в Вашингтоне, в феврале 2016 года. Через две недели я был в Нью-Йорке, сидел в Subway, там был телевизор. И показывали сюжет про гравитационные волны. Стоишь в очереди, прошу прощения, в туалет — и там тоже гравитационные волны обсуждают. А еще я видел рисунок в популярном журнале, там две птички сидели на ветке, и одна у другой спрашивала: «А ты слышала про гравитационные волны от слияния черных дыр?» И я подумал: «Бог мой, почему это всем так интересно?!» И знаете, к какому выводу я пришел? Если в США вы попросите старшеклассника назвать какого-нибудь ученого, он скажет, что он тоже в какой-то мере ученый. Им это интересно. И второе — подавляющее большинство американцев знают про черные дыры. Они не знают, что это такое на самом деле, но они читали про них в комиксах, в научно-фантастических книжках. Ну, и они думают, что знают, что это такое. Думают, что черные дыры опасны. В общем, я именно так объясняю это всеобщее увлечение гравитационными волнами, по крайней мере, в США. — Каких дальнейших открытий, на ваш взгляд, можно ждать в гравитационно-волновой астрономии? — Очень многих. Прямо сейчас, например, нам нужно изучать черные дыры. Мы не знаем, откуда они взялись, почему их так много, почему у них именно такая масса… Черные дыры могут очень много рассказать о Вселенной. Затем слияния нейтронных звезд. Мы увидели слияние, потом направили в его предполагаемую область гамма-телескоп и увидели всплеск, привязав его достаточно точно по месту. Такая привязка открывает область гравитационно-волновой астрономии. В будущем люди будут изучать, конечно, и другие явления. Например, сверхновые. Что такое сверхновая? Это вспыхнувшая звезда. Гравитационные волны могут помочь заглянуть «внутрь» этой звезды. А вот электромагнитное излучение вам тут не поможет. В общем, мы открыли целое новое поле — гравитационно-волновой астрономии. Может быть, она позволит взглянуть на молодую Вселенную — если она образовалась в результате Большого взрыва, он оставил гравитационные волны. Они очень слабые, потому что это было безумно давно, но они есть. Ни радиоволны, ни оптическое излучение не позволят вам заглянуть так далеко, как гравитационные волны. Перспектива взглянуть на момент зарождения Вселенной невероятно захватывающа… Но здесь я вас разочарую: в ближайшие несколько лет этого не случится. — Как вы считаете, какие достижения в области физики могут получить Нобелевскую премию в ближайшие годы? — А это интересный вопрос… Думаю, что работы в области теории многих тел (область физики, в которой описываются физические эффекты и явления, возникающие в содержащих большое количество частиц системах — прим. Indicator.Ru). Еще за исследования разных типов нейтрино — мюонного, электронного и тау-нейтрино, мне кажется, тут еще есть, над чем работать. А еще за исследования того, что такое темная энергия и темная материя, откуда они. Я не говорю об открытии — хотя бы о понимании. У нас до сих пор нет хорошей теории, которая бы их объясняла. Есть еще одна перспективная область — как связать общую теорию относительности с квантовой теорией? Эти две части физики пока не соединены между собой. Если кому-то удастся это сделать, это точно будет Нобелевская премия. — Профессор Вайсс, изменилась ли как-то ваша жизнь после получения Нобелевской премии? — Конечно, изменилась! У меня теперь не жизнь, а хаос. Я работать не могу, только интервью даю и на пресс-конференции езжу. Я стал посланником науки. Наверно, это закономерно — Нобелевская премия накладывает ответственность, это теперь тоже моя работа. Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.
