Российская интеллигенция: воспоминание о настоящем?
В свежем выпуске программы «Агора» на телеканале «Культура» ее ведущий Михаил Швыдкой дерзнул обратиться к отнюдь не «нашумевшей» теме – судьбе и роли российской интеллигенции в современном мире. И тема, как принято говорить, сыграла. В современном обиходе медийной реальности прочно обосновался эпитет «нашумевший». Ведущие средства массовой информации раздувают мыльные пузыри сиюминутной проблемности до размеров глобальных драм. И плодится серый шум от пустот, вырывающихся сквозь недолговечную, но причудливую, играющую всеми красками радуги оболочку «нашумевших» новостей, чтобы раствориться в потоке мыльных информационных опер. А попытки поднять из-под клипового спуда глубинные вопросы воспринимаются как вызов. В свежем выпуске программы «Агора» на телеканале «Культура» ее ведущий Михаил Швыдкой дерзнул обратиться к отнюдь не «нашумевшей» теме – судьбе и роли российской интеллигенции в современном мире. И тема, как принято говорить, сыграла. Хороший режиссер – всегда провокатор. Но одно дело – седлать рейтинговую волну громких скандалов и жареных фактов, иное – реконструировать в программе модель вековой внутренней конфликтной драматургии. Чтобы действовать в традиционном ключе российской культуры: не снисходить «до», а приобщать «к». В студии «Агоры» собрались критичные полярности – те, кто при этом в силу традиционалистской инертности по умолчанию причисляет себя к общей социально-духовной сущности интеллигенции – классу? Касте? Прослойке? Сословию? Собственно, вокруг этого камня преткновения – самоидентификации – с первых минут программы на полюсах мнений стала накапливаться энергия противоречий, чреватая разрядом разрушительного короткого замыкания. Писатель Эдуард Лимонов провел жесткую грань между интеллектуалами и интеллигентами. На его взгляд, интеллектуалов каждое столетие рождается не более трех-пяти. Со свойственной ему прямолинейной категоричностью Лимонов заявил: «Есть класс целый в России, класс интеллигенции – это люди, паразитирующие на интеллектуалах, то есть разжевывающие массам (за деньги, и добровольно), приносящие знания, якобы актуальные. прогресс к чертовой матери уничтожил класс интеллигенции. Они не нужны, как рыцари с латами, с мечами. К чему они современности? …Давайте вспомним, что есть такая вещь, как Википедия, что каждый может сам стать интеллигентом. Не нужны разжевыватели, подаватели, посредники, паразиты не нужны. Они устарели, нет их». В ответ на заявление Лимонова, чреватое прекращением дискуссии в ее зачатке, режиссер Константин Богомолов произнес либерально-ветхозаветную мантру о советской кровавой мясорубке: «В России, на мой взгляд, произошла, в советской России, такая трагически достаточно история, когда людей, которые могли сохранять, преобразовывать, формировать ценности, которые были идеологами – это очень важно для интеллигента быть идеологом - они просто оказались не нужны этой власти, они были выдворены за пределы страны, они были уничтожены, они оказались в лагерях». Известно, что дискуссии между художниками о живописи, литераторами – о литературе и пр. без стороннего арбитра заканчиваются в лучшем случае переходом на личности. Причисляющие себя к интеллигенции – не исключение. Если вспомнить о том, что телевидение делается для зрителя, то в его роли даю себе право судить об увиденном: в этом моменте ведущий сделал выбор между содержательной сутью программы и градусом дискуссии в пользу последнего. Иначе бы он сразу предложил участникам и зрителям базовую систему смысловых и терминологических координат. Восполняем пробел. Термин «интеллигенция» изначально не является самоназванием социальной сущности. Он появился в пореформенной России как насмешливо-презрительное обозначение образованных людей, не желавших применять свои знания в труде на государственной или военной службе, производственном либо коммерческом поприще, в сфере просвещения или художественного творчества. Заимствованным из Польши латинским термином «интеллигент» саркастически именовали таких образованных безработных по убеждению за их пристрастие к приукрашиванию речи непонятными большинству иноязычными терминами и привычку осуждать всех и вся, считая, что это и есть бесценный вклад в общественную пользу. Среди многочисленных цитируемых определений интеллигентности Михаил Швыдкой не привел усердно избегаемого самопровозглашенной интеллектуальной элитой ответа Льва Гумилева на вопрос: «Лев Николаевич, Вы – интеллигент?» «Боже меня сохрани! – ответил Гумилев. - Нынешняя интеллигенция – это такая духовная секта. Что характерно: ничего не знают, ничего не умеют, обо всем судят и совершенно не приемлют инакомыслия». Кастовое мышление предпосылает образу действия интеллигенции ее представление об избранности. Здесь и мифы об избирательности «государственного жертвоприношения», и претензия на монополию истины, и еще целый набор виртуальных признаков исключительности – все с целью представить «лишних» людей незаменимым носителем сакрального идеала. А самый простой способ навязывать свою значимость – без всякой ответственности за результат – критично противопоставлять себя заведомо неидеальным обществу, власти и государству. В передаче «Агора» рельефно обозначилось это онтологическое интеллигентское высокомерие. Писатель Дмитрий Быков: «Интеллигент – это на самом деле просто лучшая часть народа, не совершенного народа. Отдельных интеллигентов все ругают только потому, что его видно, он заметен, но на самом деле это лучшая просвещенная, действительно тактичная, действительно духовная, действительно щедрая, действительно идейная часть народа». Но в выступлениях участников проявилось и еще одно обстоятельство по Гумилеву: даже в своей среде они отказывают оппоненту в праве на мнение. И на наших глазах развернулось вековечное действо, возведенное в ритуал иконой либерализма Григорием Померанцем. Смысл сформулированной знаменитым культурологом священной бессмыслицы в том, что стиль дискуссии важнее ее результата. Оценивая последствия технологической революции в сфере массовой доступности знаний, поэт Дмитрий Быков вышел из зоны консенсуса и, возможно, непроизвольно надавил на больной нерв: «То, что сначала делают и понимают немногие, постепенно начинают делать все… После катастрофы, условно говоря, 1985 года нарастает новый народ, и в нем новая интеллигенция». Реакция была предсказуема. Поэт Юрий Кублановский не разделил мнение поэта Быкова о начавшейся катастрофе развала Советского Союза. На разности накопленных потенциалов диаметральных позиций назрел заряд, который высветил еще одну сущность интеллигенции – их мистически-сакральное отношение к государству и власти. Вне зависимости от знака этого заряда. Ведь, оппонируя такой «всемогущей» сущности, они поднимаются в собственных глазах. Быков парирует: «Вы согласны, что гибель СССР была крупнейшей геополитической катастрофой 20-го века, или у вас есть мнение, отличное от мнения Владимира Владимировича Путина? Кублановский: «О том, катастрофа ли это или не катастрофа, это все демагогия рассуждать… Если вы так согласны с нашим президентом, почему вы все время в оппозиции к нему?» Однако, демонстрируя в спорах не по теме свои амбиции на абсолютную истину, собравшиеся в студии «Агоры» представители лучшей части народа» были едины в оценке фатальной роли интернета для интеллигенции. Современные информационные технологии предельно облегчили всеобщий доступ к знаниям. Они десакрализировали этот процесс как непосильный для большинства труд, а, заодно, и исключительность тех, кто считал его залогом привилегии не быть как все. Трудно сказать, планировал ли ведущий «Агоры» экс-министр Культуры Михаил Швыдкой, собирая в студии такой «резонансный» состав участников, чреватое внутренними конфликтами шоу с целью поддержания интереса к сложной теме. Но один участник оказался тем, кто вывел программу из зоны всеобщего бессмысленного информационного шума и подвел амбиции остальных участников под незримую черту общего смыслового знаменателя. Тем более значимую в момент, когда раздираемое конфликтами общество критически нуждается в опорных точках согласия. Депутат Государственной Думы Елена Ямпольская заявила явно неожиданный для остальных участников дискурс. Она указала на то, что в Советском Союзе была предпринята попытка встроить интеллигенцию в общественно-государственную конструкцию и нацелить ее на общественно-значимый результат: «Интеллигенция вошла в состав социальной структуры, ее классифицировали, потому что это были люди умственного труда. И тогда я прекрасно понимаю, о чем говорит господин Лимонов, потому что, действительно, появилось огромное количество тунеядцев. Я имею в виду действительно тех, кто паразитировал на самых различных, якобы интеллектуальных сферах. Это было огромное количество бездельников». Критически анализируя советский опыт социального эксперимента с интеллигенцией, Елена Ямпольская очевидно не просто дополняет традиционное определение термина, но и наделяет интеллигента прежней советской функцией социальной включенности и ответственности: «Это доброжелательный человек, это культурный, разумный человек, это человек договороспособный, человек, способный всегда вступать в диалог, а не биться за свое с шорами на глазах». Полагаю, что участникам программы и зрителям удалось расслышать в словах представителя критикуемой власти важнейший посыл как реакцию на слова Дмитрия Быкова: «Я пишу, чтобы решить свои внутренние проблемы, и все остальные тоже. Это единственная задача писателя». Ямпольская фактически предлагает интеллигенции выход из исторического тупика – взять на себя социальную ответственность за государство и народ: «Я помню, как одна знакомая сказала мне: «Нас учили, что интеллигент всегда должен быть против власти». Но меня очень тревожит позиция «всегда против», также как меня тревожит позиция «всегда за». Потому что, по моим представлениям, интеллигент – это тот, кто понимает, что жизнь очень многомерна, многопланова, разнообразна, и необходимо двигаться по ней живым образом… Я не согласна с тезисом про паразитов, и про то, что нет необходимости в посредниках. Значит нет необходимости и в школьных учителях, и в педагогах в вузах и так далее… Действительно, есть огромное количество людей, причисляющих себя к жрецам – определенной мысли, определенной идеологии, определенного политического вектора, неважно какого – правого, левого – не имеет значения. В этом смысле очень показательно выступление женщины-робота в ООН, которое вы все, наверное, смотрели. Это очень тревожный звоночек для тех, кто постоянно бьет в жестяной барабан той или иной идеологии: ребята, вас можно заменить роботами, вы говорите ровно то, что не вызывает никаких возражений, и не вызывает при этом никаких эмоций. Вы постоянно повторяете эти мантры – патриотические, либеральные – не имеет значения. Вы не порождаете ничего нового, вы не порождаете ничего неожиданного». Не скрою, меня как зрителя поначалу удивило, почему в ходе дискуссии эта нелицеприятная оценка депутата Госдумы не вызвала стандартной ответной реакции остальных участников в стиле пресловутого «нас учили, что интеллигент всегда должен быть против власти». Ответ прост – она, по сути, сформулировала государственную повестку партнерства государства и интеллигенции, предлагающую выход из их вековечного деструктивного противостояния. Елена Ямпольская тонко уловила болезненное ощущение интеллигенцией невостребованности обществом и сформулировала конструктив, наделяющий реальным смыслом их представление о своей особости и незаменимости – как посредника в диалоге власти и народа. В общей стержневой задаче – обеспечении будущего страны. В этом ключе передача проекта «Агора» на канале «Культура», вопреки ожиданиям, не стала местом пустопорожних споров ради спора в стиле упомянутого всуе Померанца. Пожалуй, это – пример ответственного вещания, дефицит которого опаснее дефицита колбасы в позднем СССР. Дело – за ответственным смотрением. Роман Газенко, российский режиссёр, сценарист, публицист, политтехнолог
