Святые без разрешения

Кого канонизируют в России Среди новых святых, которых почитают сейчас православные, не только Николай II и члены царской семьи — встречаются и экзотические персонажи: в одном месте мать объявляет святым своего умершего ребенка, в другом никем не признанная община настаивает на святости «мученика Атаульфа Мюнхенского», более известного как Адольф Гитлер. В сети можно найти иконы Ивана Грозного, Григория Распутина и Иосифа Великого (Сталина). Против создания таких культов выступает церковь, призванная не только охранять традиции, идущие от первых христианских общин, но отделять их от абсурда. АЛЕКСАНДР КРАВЕЦКИЙ Обретение правил Люди старшего поколения, вероятно, помнят, как авторы советских антирелигиозных брошюр любили пересказывать жития святых, извлекая из них фантастические, противоречащие здравому смыслу истории. Действительно, в житиях святых встречаются сюжеты, противоречащие историческим фактам, да и здравому смыслу. Строго говоря, ничего страшного в этом нет. Кто вообще сказал, что рассказанное в житиях должно быть четко соотнесено с конкретным временем и конкретным местом? Жития не историческая хроника. Они рассказывают про святость, а не про события человеческой жизни. Именно этим агиография (то есть описание святости) отличается от биографии (описания жизни). Чтобы понять, почему в рассказах о жизни святых так много разнообразных странностей, придется начинать совсем издалека. Практика почитания мучеников и праведников — традиция, восходящая к первым векам христианства. Пока христианская церковь представляла собой объединение небольших общин, не было особой необходимости придумывать какие-то формальные критерии, при помощи которых святых можно было отличить от просто хороших христиан. Но, когда конгломерат небольших общин превратился в сложную иерархическую структуру, возникла необходимость формулировать какие-то общие правила и составлять списки святых, признаваемых всеми общинами. Среди обязательных правил канонизации (церковного причисления к лику святых) были такие, как наличие народного почитания и зафиксированные чудеса, совершившиеся при жизни подвижника или после его смерти. Однако для мучеников, то есть святых, которые предпочли смерть отречению от веры, эти условия не были обязательными. Появление формальных правил и процедур всегда открывает дорогу к злоупотреблениям и стремлению, так сказать, нецелевого использования этих правил. Например, известен случай, когда некий Иерон, зажиточный земледелец из Каппадокии, оказал сопротивление императорским посланникам, которые хотели увести его на воинскую службу. В конце концов бунтаря судили и приговорили к отсечению руки. К преследованиям за веру эти события не имели никакого отношения, однако в тюрьме Иерон составил завещание, согласно которому его сестра должна была совершать о нем церковную память как о мученике. А свою отрубленную руку он завещал одному из монастырей. Наследство тщеславного земледельца не было потрачено напрасно, и житийная литература обогатилась курьезным «Мученичеством Иерона со дружиною». Правда, широкого распространения это и подобные жития все-таки не получили. Рационализация После того как Древняя Русь приняла христианство, сюда пришли и общецерковные нормы почитания святых. А вот строго организованной процедуры канонизации на Руси не было очень долго. Почитание могло начинаться стихийно, могло в какой-то степени быть инспирированным властью. О ком-то из подвижников забывали, и культ исчезал, а о ком-то продолжали помнить. В середине XVI века были утверждены списки святых, которые почитались во всей стране. А вот в XVIII веке с появлением новых святых вдруг начали бороться. Дело в том, что Петр I свято верил в то, что жизнь в России возможно построить на рациональных основаниях. Потому император с подозрением относился к рассказам о всевозможных чудотворцах, юродивых и других персонажах, считал их обманщиками и шарлатанами. Петровское законодательство прямо требовало, чтобы епископы боролись с суевериями и следили, «не проявляет ли кто для скверноприбытства ложных чудес при иконах, при кладезях, источниках и прочая». Про то, что Петр испытывает недоверие к чудесам, знали все, кто имел отношение к управлению государством. В результате Русская церковь вступила в период своеобразного рационализма, когда иерархи больше всего боялись быть обманутыми и допустить в церковную жизнь что-то противоречащее здравому смыслу. А поскольку поведение святых (будь то нарушающий правила общественной морали юродивый или же нарушающий государственные законы мученик) ну никак нельзя назвать рациональным, то канонизации в России практически прекратились. Хотя с мест в Петербург и присылались многочисленные ходатайства с просьбой о причислении к лику святых различных подвижников. Однако Синод чаще всего отвечал, что ходатайство недостаточно обосновано. Если же процедура подготовки канонизации запускалась, то она оказывалась настолько долгой и сложной, что завершить ее не было шансов. Например, Синод требовал, чтобы свидетели чудес давали свои показания под присягой, как свидетели, выступающие на судебных заседаниях. Случаи чудесных исцелений проверяли медики, показания которых оформлялись так же, как показания судмедэкспертов. Подчеркнутой рациональности Синода противостоял быт народа. Народная вера была какой угодно, но только не рациональной. Фольклорные традиции сочетались здесь с представлениями, пришедшими из Византии вместе с христианством, а церковная проповедь дополнялась рассказами всевозможных странников. Паломники шли к могилам местных подвижников, нищих, юродивых. Иногда почитание возникало после случайного обнаружения неизвестных останков. Все это противоречило религиозной политике государства, но сделать ничего было нельзя. Страна была слишком большая. Центральные власти не имели физической возможности заметить, что в какую-то глухую деревню вдруг устремились паломники и могила безвестного нищего стала центром религиозной жизни. Архиерей, в обязанности которого входило не допускать местной самодеятельности, мог или закрывать на это глаза, или даже неофициально поддерживать новую благочестивую традицию. Постепенно возникали и необходимые богослужебные тексты: кто-то писал акафист, кто-то — службу. Подобной, так сказать, «неофициальной» святости в России было очень много. И в эпоху Николая II вдруг наметился некоторый поворот в сторону ее легализации. В начале XX века Синод разослал архиереям анкету с вопросом о том, какие святые почитаются в их епархиях. На основании этого опроса была подготовлена книга с длинным заглавием «Верный месяцеслов всех русских святых, чтимых молебнами и торжественными литургиями общецерковно и местно, составленный по донесениям Святейшему Синоду преосвященных всех епархий в 1901–1902 годах». Для России это был совершенно небывалый опыт. Вопреки всем отечественным традициям власть не предписала безмолвным подданным, кому следует молиться, а кому не следует, а решила разобраться в происходящем и узаконить существующие практики. Реабилитация иррациональности Революция смешала карты и разрушила противопоставление народного и официального православия. Это было связано с утверждениями большевиков о том, что их государство строится на рациональных началах и научной основе. Для нашей темы не столь уж и важно, в какой степени большевистскую утопию можно считать рациональной. Существенен сам факт ставки на рациональность. При этом все связанное с церковной жизнью и — шире — с идеалистической философией объявлялось реакционным мракобесием. Реакцией на декларативный рационализм большевиков было то, что образованные православные стали куда более терпимо относиться к иррациональному. Впервые эти изменения проявились во время большевистской кампании 1919 года по вскрытию мощей. В то время как государственная пропаганда рассказывала о том, что в гробницах вместо нетленных мощей обнаруживаются муляжи, верующие — и крестьяне, и мещане, и профессора — передавали из уст в уста рассказы о том, что тело скончавшегося в 1175 году благоверного князя Глеба (сын Андрея Боголюбского) было мягким и гибким и кожу на нем можно было схватить пальцами, она отставала, как у живого. А у великого князя Георгия голова, отсеченная в 1238 году в бою с татарами, оказалась приросшей к телу так, что при этом шейные позвонки были смещены и срослись неправильно. Если раньше существенная часть интеллигентных верующих довольно прохладно относилась к чудесам, то теперь все переменилось. Гонители отождествлялись с рациональностью, а члены гонимой церкви от рационализма отказывались. Чудеса стали существенной частью церковной жизни. Рассказы о них помогали гонимым общинам выстоять и выжить. В 20-е годы верующие рассказывали об обновлении, то есть чудесном самопроизвольном восстановлении, старых почерневших икон. Сведения об этом попали даже в отчеты о положении в стране, которые карательные органы готовили для первых лиц государства. В сводке ГПУ, относящейся к 1924 году, можно прочитать, что контрреволюционным духовенством «были приложены все усилия к разжиганию религиозного фанатизма путем фальсификации всевозможных чудес, как то: явлений святых, чудотворных икон, колодцев, массового обновления икон, прокатившегося по всему СССР и т. д.; последнее, т. е. обновление икон, носило прямо эпидемический характер и захватило даже Ленинградскую губ., где зарегистрированы в октябре месяце до 100 случаев обновления». Сам факт, что эта информация попала в сводку важнейших событий, произошедших в стране, свидетельствует о масштабе явления. А ведь этот пример не единичен. «Обновление икон и слухи о чудотворных мощах,— читаем мы в аналогичной сводке за 1925 год,— разливаются широкой волной; за истекший месяц зарегистрировано более 1000 случаев по Иваново-Вознесенской, Брянской, Оренбургской, Уральской, Ульяновской губерниям и на Дальнем Востоке». Я совершенно сознательно привожу здесь не рассказы верующих, а свидетельства карательных органов, видевших во всех этих чудесах лишь обман. Сотрудников ГПУ сложно заподозрить в защите чудес, а значит, в их свидетельствах усомниться невозможно. За советские годы выросло по крайней мере три поколения людей, которых никто не учил основам православной веры. Их представления о том, что такое церковное вероучение, опирались на какую-то полуфольклорную традицию. И нет ничего удивительного в том, что православие ассоциировалось у них не столько с евангельским повествованием, сколько с чудесами, странниками, юродивыми и обретенными иконами. Полузабытые подвижники, которых отчасти помнили в далеких деревнях, теперь вызывали не отторжение, а огромный интерес. Массовое включение в церковный календарь новых имен было делом времени. В конце 70-х годов Московская патриархия приступила к изданию новой редакции Миней, книг, содержащих службы на каждый день церковного года. В 24 объемистых тома вошло огромное количество служб святым, которые прежде не упоминались в богослужебных книгах. То, что раньше существовало в полуподпольном режиме, теперь стало общецерковной нормой. Новомученики и исповедники С началом перестройки стало возможным начать канонизацию новомучеников, убитых при советской власти. В 1989 году Московская патриархия канонизировала патриарха Тихона, а пятью годами позже к лику святых были причислены священники Иоанн Кочуров (убит большевиками в октябре 1917 года) и Александр Хотовицкий (расстрелян в 1937 году). Тогда казалось, что канонизация жертв коммунистических гонений открывает новый этап церковной истории. Но очень скоро стало понятно, что большинству верующих история гонений и репрессий неинтересна. Помню свое потрясение, когда примерно через два года после канонизации Александра Хотовицкого я по просьбе финских коллег пошел в тот московский храм, настоятелем которого отец Александр был в последние годы жизни. Я хотел выяснить, не осталось ли здесь старых прихожан, которые могут что-то о нем рассказать. Я пришел во внеслужебное время и обратился к стоящему за свечным ящиком человеку с вопросом о том, не осталось ли здесь людей, которые могли бы помнить их недавно канонизированного настоятеля. «Александр Хотовицкий…— Мой собеседник задумался.— Я здесь уже 15 лет работаю, но такого точно не было». То есть сотрудник храма понятия не имел о том, что полвека назад настоятелем этого храма был святой, которого только что канонизировали. В последующие годы работа по подготовке материалов для проведения канонизации шла очень активно. И проблем здесь оказалось более чем достаточно. Где взять достоверную информацию о людях, погибших за веру? Понятно, что основным источником здесь оказываются следственные дела. На основании протоколов допросов можно установить, что человек не отрекся от веры, никого не предал и не оклеветал. Но ведь известно, что написанное в протоколах далеко не всегда точно отражает происходившее во время следствия. Показания могли фальсифицироваться, подписи — подделываться и т. д. А что делать, например, если престарелый священник из глухой тульской деревни не отрекся, не предал, но подписал признание в том, что он является японским шпионом? Является ли это препятствием для канонизации? Несмотря на все трудности удалось собрать материалы и канонизировать около 2 тыс. человек, пострадавших за годы советской власти. Конечно же, это капля в море, но продолжать эту работу сейчас стало невозможно. В 2006 году был принят закон о персональных данных, который фактически перекрыл доступ исследователей к следственным делам. В результате подготовка материалов для новых канонизаций прекратилась. Со слов матерей Церковь всегда должна проводить границу между святостью и оккультными практиками, а также следить за достоверностью сведений, на основании которых происходит причисление к лику святых. Поэтому во все эпохи существовали довольно странные местные культы, не признаваемые церковной властью. Так, например, в наше время паломники со всей страны едут в село Чебаркуль (Челябинская область), где похоронен скончавшийся от лейкоза 11-летний Вячеслав Крашенинников. Мать мальчика считает своего сына святым и вдохновенно работает на создание его культа. Со слов матери было написано несколько книг, посвященных чудесам и предсказаниям Вячеслава. Наибольшей популярностью, естественно, пользуются предсказания о конце света. Выглядят они примерно так: «Падшие ангелы (серые, атланты) занимаются на Земле обслуживанием программы, установленной в ядре планеты для сбора человеческих душ, а антихрист представляет их интересы среди людей, подсоединяя к ней каждого человека посредством печати (биочипа). Падшие ангелы губят людей, антихрист им помогает, а мировое обслуживающее правительство бегает вокруг на побегушках». Паломники рассказывают об исцелениях и привозят с могилы отрока Вячеслава землю и мраморную крошку. При этом об официальной канонизации Вячеслава Крашенинникова речь, конечно, не идет. Председатель Комиссии по канонизации митрополит Ювеналий высказался об этом культе очень резко: «Описания странных и нелепых “чудес” и “пророчеств”, переполненные вредным для души содержанием, почти магические ритуалы на месте погребения этого ребенка, неканонические иконы и акафисты — все это составляет основу деятельности последователей чебаркульского лжесвятого». Однако официальная церковная позиция никоим образом не повлияла на почитание отрока Вячеслава, и паломничества к нему продолжаются. Еще одним «непризнанным святым» является воин Евгений. Началом почитания Евгения Родионова, убитого в Чечне в мае 1996 года, мы тоже обязаны матери. Рядовой Родионов и его напарник Андрей Трусов были захвачен в плен, когда попытались досмотреть машину, в которой перевозилось оружие. Первоначальной версией исчезновения солдат было дезертирство, но позже стало ясно, что их похитили. Мать Родионова отправилась на поиски сына. Преодолев массу трудностей и заплатив боевикам, она узнала подробности гибели сына и нашла место его захоронения. По словам матери, ей устроили встречу с убийцей Евгения. Убийца рассказал, что молодому человеку предлагали снять крест и сменить веру, но он отказался, за что и был убит. Согласно древним правилам, ситуация, когда человек погибает, отказавшись сменить веру, является бесспорным основанием для канонизации. Но Комиссия по канонизации отказалась причислить Евгения Родионова к лику святых, поскольку единственным свидетельством его подвига является рассказ матери. Однако почитатели Евгения Родионова сдаваться не собираются. Они составляют всевозможные петиции и собирают подписи. Например, в 2016 году на заседании круглого стола Изборского клуба было подписано письмо патриарху Кириллу с просьбой начать подготовку этой канонизации. Можно привести довольно много рассказов о таких непризнанных святых (или псевдосвятых, если хотите). В появлении этих культов нет ничего необычного, и на протяжении церковной истории такое случалось неоднократно. Новым является разве что способ распространения информации. Никогда еще благочестивые легенды и сомнительные мифы, порожденные народной религиозностью, не получали такой огромной аудитории, какую дают современные средства электронной коммуникации. Вторжение политики В 2000 году в числе других новомучеников были причислены к лику святых Николай II и члены его семьи. Члены царской семьи были канонизированы не как мученики (мученики принимают смерть за Христа, чего в данном случае не было), а как страстотерпцы. Страстотерпцы приняли мученическую кончину не от гонителей христиан, а в результате предательства или заговора. Как страстотерпцы были канонизированы, например, князья Борис и Глеб. Формулировки канонизационного акта были очень аккуратными и осторожными. Эта осторожность вполне понятна. Дело в том, что в Русской церкви существовало и ныне существует течение, приверженцы которого придают убийству последнего императора совершенно особый смысл. По мнению царебожников (так обычно называют представителей этого течения), монархия является единственной христианской формой правления и любые антимонархические выступления имеют не столько политический, сколько духовный характер. По их мнению, в 1613 году русский народ сделал свой выбор, присягнув Романовым. Всю последующую историю России царебожники воспринимают как серию измен и отступлений от монархических идей. И в смерти Николая II они видят не политическое убийство, а мистический акт искупления: подобно тому как Христос своей жертвой искупил первородный грех, последний император своей смертью искупил вину русского народа перед законной, данной Богом царской властью. Поэтому, по мнению царебожников, Московская патриархия была неправа, назвав Николая II страстотерпцем: он не страстотерпец, а Царь-искупитель. Приверженцы этого течения немногочисленны, но очень активны и нередко попадают в публичное пространство. Ряд неадекватных выступлений по поводу фильма «Матильда» был связан именно с этой идеологией. Стремление защитить имя Николая II от всего, что может его скомпрометировать, естественно вело к идее, что Григорий Распутин был праведником, а вся грязь, связанная с его именем,— это клевета врагов монархии и выдумки «жидовской прессы». Таким образом, началось движение и за канонизацию «старца Григория». После этого уже не кажется удивительным, что наряду с Распутиным претендентом на причисление к лику святых оказался и Иван Грозный. По мнению почитателей Ивана IV, он удерживал Россию перед лицом надвигающегося хаоса, за что его и оклеветали враги России. Церковные власти сразу отнеслись к этим предложениям резко отрицательно. В 2001 году патриарх Алексий II публично осудил распространение икон и молитв Ивану Грозному и Григорию Распутину. «Какая-то группа псевдоревнителей православия и самодержавия,— говорил патриарх,— пытается самочинно “с черного хода” канонизировать тиранов и авантюристов, приучить маловерных людей к их почитанию». Нужно сказать, что Распутин и Иван Грозный — еще не самые экзотические претенденты на роль святых. В 2000 году одна из оппозиционных Московской патриархии церковных групп канонизировала Атаульфа Мюнхенского, более известного как Адольф Гитлер. В каком-то роде интерес к Гитлеру со стороны религиозных групп, отрицающих Московскую патриархию, оправдан. Как известно, антикоммунистические декларации Гитлера вызвали поддержку части русских эмигрантов. Поддерживала Гитлера и Русская зарубежная церковь, надеясь на то, что он избавит Россию от коммунизма. Глава Германской епархии Русской церкви заграницей архиепископ Серафим (Лядэ) в воззвании к пастве, выпущенном в связи с нападением Германии на СССР, писал: «Христолюбивый вождь германского народа призвал свое победоносное войско к новой борьбе против богоборцев, к той борьбе, которую мы давно ждали,— к освященной борьбе против богоборцев, палачей и насильников, засевших в Московском Кремле… Воистину начался новой крестовой поход во имя спасения народов от антихристовой силы». У одних отрезвление наступало быстро, у других медленно. Понятно, что после окончания Второй мировой войны и Нюрнбергского процесса такого рода декларации были уже невозможны. После падения СССР на волне неприятия коммунистической идеологии вспомнили и про Гитлера. К его канонизации стал призывать лидер одной из никем не признанных церковных групп Амвросий (фон Сиверс). В 2000 году официальный журнал этой группы писал: «Катакомбная церковь всегда исповедовала и теперь исповедует, что Гитлер для истинно-православных христиан является богоизбранным вождем-помазанником не только в политическом, но и в духовно-мистическом смысле, благие плоды дел которого ощутимы до сих пор. Посему истинно-православные христиане, безусловно, воздают ему некую честь как своего рода “внешнему праведнику”, оставшемуся вне Церкви, за попытку освобождения земли русской от жидовско-большевистского нашествия». Некоторое время спустя была написана даже икона Атаульфа Мюнхенского. В маргинальной патриотической публицистике можно найти призывы причислить к лику святых и Сталина. Сторонники этой канонизации считают, что массовое уничтожение храмов и священнослужителей в годы его правления было своеобразным педагогическим приемом, при помощи которого «боголюбивый Иосиф» воспитывал погрязший в грехах русский народ. А по другой версии, в антицерковной кампании были виноваты сторонники Ленина и Троцкого, с которыми Иосиф Великий расправился во время большого террора. Существуют и доморощенные иконы Сталина, и молитвы ему. Все это маргинальное творчество в очередной раз демонстрирует нам, к каким чудовищным результатам ведут попытки придать политическим декларациям характер церковного вероучения.