Бабушка. Шнапс. Не пьет
Выступление в рейхстаге школьника из Нового Уренгоя, посвященное «тяжелой судьбе» солдата вермахта, попавшего в плен под Сталинградом, всколыхнуло общество. На эту тему высказался даже пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков, который предложил не обвинять молодого человека «в смертных грехах». Не остался в стороне и корреспондент «ВМ» Дмитрий Семенов, открывающий своей вымышленной, но честной историей нашу новую рубрику «Пощечина». Обычный учебный день в заполярной школе подходил к концу. Учитель математики клевал носом, по классу разносилось приглушенное жужжание: ученики обсуждали, где потусоваться после уроков. И тут в класс ворвалась историчка Варвара Петровна. — Ребята! — голос исторички звенел от едва сдерживаемых чувств, — кто хочет поехать в Германию?! Класс ошеломленно загудел. — На халяву! — торжественно перешла на неучительский сленг Варвара Петровна. — Немцы сами приглашают. Обмен, знаете ли! Нужно лишь сочинение о немецких солдатах написать: что, мол, они такие же солдаты были, как наши, были вообще-то за мир и воевать не хотели! Вот мне тут передали из организационного комитета несколько биографий. Кто напишет лучшее сочинение, тот вместе со мной и директором школы поедет в Берлин! В рейхстаге местным депутатам свое сочинение прочитает. Ну, кто хочет! Одной из первых руку подняла Маша Хорошилова. Отличница, она всегда первой тянула руку. И уже через несколько минут читала убористый текст на нескольких листках. Ее герой, ефрейтор Клаус Фогель, ей сразу стал симпатичен. Родился в 1916 году, был местным пионером — как они там назывались, что-то с «югенд» связано. В 19 лет стал солдатом вермахта (это так германские вооруженные силы назывались, тут же загуглила Маша). По всей Европе в течение трех лет Клаус нес свет новых знаний — его везде встречали как победителя. А потом Клаус почему-то оказался в России, которая тогда странно называлась ЭсЭсЭсЭр… Поздно вечером Маша допечатала на компьютере свое сочинение и записала его на флешку. А утром отдала Варваре Петровне. И, конечно, она — как всегда — оказалась лучшей! Немного расстроило то, что в Берлин ехала не она одна. Взяли еще Павлика (хорошист, но симпатичный), Сашу (задавака!) и Лену с Валей из параллельного. В тот же день Машина мама, хлюпая носом от счастья, торопливо ушивала свой черный рабочий менеджерский костюм. А папа пытался вспомнить хоть слово по-немецки из школьного курса, но кроме «Гитлер капут» ничего почемуто не вспоминалось. …Паспорта и визы сделали на удивление быстро. Перелет — как в сказке. И вот уже делегация аккуратных мальчиков и девочек в сопровождении Варвары Петровны и директора вдыхала дизельный воздух Берлина. Директор посмотрел на часы: — Так… У меня тут небольшое дельце, вы, Варвара Петровна, за ребятами присмотрите. И исчез. А делегацию уже подхватил какой-то вежливый субъект, говоривший на хорошем русском с акцентом (от акцента девочки замлели), проводил на стоянку и усадил в черный микроавтобус «мерседес». Мелькали красоты Берлина, о которых, как выяснилось, никто не удосужился почитать, пока впереди не показалось величественное здание под стеклянным куполом. «Рейхстаг, рейхстаг», — зашептали восхищенные школьники. Но тут Машу как будто резануло ножом по самому сердцу: — Смотри, Лена, наши и тут успели… Хулиганы! Точно. Кое-где на колоннах рейхстага виднелись четкие надписи. В основном — города: Москва, Челябинск, Рязань, «Дошли! Были здесь!»… — Ну да, хулиганы, — вздохнула Лена. И, прочтя надписи, с облегчением произнесла: — Слава богу, из нашего города тут, по-моему, нет. И, гордые за своих земляков, девочки замолчали, вступая под сень рейхстага. А потом был большой зал, который частично заполнили обугленные от загара дамы и лощеные господа, не понаслышке знающие, что такое настоящая толерантность. Ребята чинно вошли в боковую дверь и встали у микрофона, как учили. Маша достала из кармана сложенные листочки, откашлялась и начала читать… «Ее» Клаус Фогель прошел всю войну: участвовал в так называемом наступлении на Москву, в так называемой Сталинградской битве и в так называемой битве на Курской дуге. Потом защищал от кого-то Восточный вал и Киев, Варшаву. А погиб — в Берлине, почти у самого своего дома, в первый день мая. К этому моменту хорошо поставленный голос Маши дрожал от еле сдерживаемых слез. — ...И мне стало очень обидно. Клаус был обычным немцем, он не хотел воевать, он мечтал в старости выращивать розы в небольшом садике. Но ему не довелось дожить до старости — его убили у самого его дома… Маша дочитала свое сочинение и перевела дух. Господа и дамы ей сдержанно хлопали, Варвара Петровна показывала из-за кулис большой палец. Домой летели с триумфом. Варвару Петровну было еле видно из-за пакетов и пакетиков с заграничными надписями. У директора в багаже появился новый чемодан. Но и Маша возвращалась не с пустыми руками. Себе купила белую кофточку. Маме — помаду (совет Варвары Петровны), папе — бутылку «Дункеля» (совет директора). Бабушке же Маша сама выбрала коробку шоколадных конфет в специальном магазине для диабетиков. А дома уже был накрыт праздничный стол. — Доча, вас по телевизору все каналы показывали! — радостно кричала мама, пытаясь разорвать прочный дьюти-фришный пакет с помадой, а папа уже догадался, как открыть чудную бутылку. — Ну, за стол, за стол! — Мама, подожди, я бабушке подарок занесу! — Маша не стала снимать пальто: бабушка жила в соседней обшарпанной пятиэтажке, в скромной однушке. Как на крыльях девочка взлетела на третий этаж, долго звонила в звонок, пока не услышала шаркающие шаги за дверью. — Кто там? — Бабуль, это я, Маша. Звякнула цепочка, и дверь открылась. Бабушка стояла на пороге и какими-то новыми, незнакомыми глазами смотрела на внучку. «Отвыкла», — подумала Маша. А так бабушка была такая же, как всегда. Во фланелевом халате и валенках. Только на этот раз на ней была ее парадная кофта, а на кофте — медаль! Маша и не знала, что у ее бабушки есть медаль. — Бабушка, смотри, я тебе подарок из Берлина привезла! — Маша полезла в яркий пакет за коробкой, но заметила, что у бабушки затряслись губы. «Так редко бабуле что-то понастоящему ценное, немецкое достается, — растроганно подумала Маша, протягивая бабушке коробку конфет. — Надо все-таки почаще ей…» Мысль прервала звонкая пощечина, от которой в глазах замелькали искры. Маша ахнула: рука у бабушки была тяжелая. От удара на парадной ее кофточке раскачивалась медаль. «Труженикам тыла», — машинально прочитала Маша. А потом бабушка сделала шаг назад, и в двери щелкнул замок. Маша же еще долго стояла перед закрытой дверью. В одной руке она держала коробку немецких конфет, другой растирала погорячевшую щеку. Валялся на обшарпанном коврике у двери яркий пакет. Машина бабушка тоже смотрела репортаж из рейхстага. Подписывайтесь на канал "Вечерней Москвы" в Telegram!
