«В России бизнес зависит от настроения работодателя»
Генеральный директор HeadHunter Михаил Жуков о том, как политика влияет на рынок труда По оценкам аналитиков HeadHunter — ведущей отечественной компании в сфере интернет-рекрутмента (сайт hh.ru), с точки зрения рынка труда экономический кризис в России закончился в 2016 году, за который число вакансий выросло почти на 20%. По итогам 2017 года в HeadHunter ожидают, что прирост вакансий составит еще не менее 11%, а в регионах Черноземья — 32%. Причем в кадрах все больше нуждаются малый и средний бизнес. Какие профессии сегодня наиболее востребованы на рынке, какие будут нужны завтра и чего ждут аналитики компании после мартовских выборов, „Ъ“ рассказал генеральный директор HeadHunter Михаил ЖУКОВ. — На недавнем интернет-форуме в Воронеже вы рассказывали о том, как «цифровая реальность» диктует свои требования к участникам рынка труда. Что же она уже надиктовала? — Например, новые профессии на стыке традиционных и инновационных дисциплин. Уже через несколько лет в интеграции с IT возникнут новые специальности, которые сформируют цифровое будущее. Причем мы не стали прогнозировать видоизменения на рынке труда, основываясь на научно-фантастических предположениях технического прогресса, а предложили взглянуть на предполагаемую деформацию рынка в HR-плоскости с точки зрения предполагаемых глобальных драйверов. Так, HR-среду в будущем, а вместе с ней и ее профессии сформируют четыре основных вектора, которые уже набирают серьезные обороты: информация, время, безопасность и вовлеченность. Отсюда и новые профессии, которые мы ждем в HR через 10 лет: специалист-форсайтер, предикативный аналитик, персональный бренд-менеджер, специалист по психологической безопасности, кросс-культурный менеджер, тайм-менеджер, психолог-сценарист, администратор микроклимата. Это специалисты, обладающие такими навыками, как аналитика, нейромоделирование, программирование, психоаналитика, маркетинг и партнерство. — Судя по вашему докладу, IT-сфера с точки зрения трудоустройства еще долгое время должна удерживать лидерство в России? — На середину 2017 года в IT были зафиксированы одни из наиболее высоких заработных плат в абсолютном выражении, уступающие только нефтегазовому сектору. С точки зрения динамики вакансий отрасль также стабильно остается в топе предложений. В последнее время наметился тренд повышения спроса на IT-специалистов в регионах. По данным HeadHunter, в октябре специалисты в области информационных технологий входят в ТОП-3 самых востребованных и в Воронежской области (12% от общего количества вакансий). Самые востребованные IT-специализации в регионе — программирование, разработка; инженеры; специалисты поддержки, системные администраторы, тестировщики; специалисты в области продаж в сфере IT; телекоммуникации; системная интеграция, сетевые технологии. Но в целом в отрасли, конечно, продолжает прослеживаться тенденция к москвоцентричности: 34% всех вакансий и 38% всех резюме сферы IT в России размещаются в Москве. При этом присутствует устойчивая тенденция работы на аутсорсе и низкая конкуренция на общем рынке (по всей России hh.индекс, или количество вакансий на резюме, по совокупному рынку труда составляет 6,5, а в сфере IT — 3,3). Кроме этого, наблюдается «слабая феминизация», женщины составляют порядка 10-20% от общего количества работников. Средний возраст работников отрасли — 26-35 лет, они достаточно мобильны, готовы к переездам в другой регион или страну. Но и средние зарплатные ожидания у специалистов этой сферы выше, чем в других профобластях. Для Воронежской области среднее предложение от работодателей в отрасли составляет 35 тыс. руб. Самые высокие зарплаты у программистов, которым работодатели в среднем предлагают 56 тыс. руб. Также высокие предложения для специалистов по системной интеграции — 52,5 тыс. руб. и сетевым технологиям — 50 тыс. руб. — Ваш прогноз понятен, но данные по итогам вступительной кампании в вузы Черноземья говорят, что среди абитуриентов наиболее популярными остаются профессии экономистов и юристов. — А это потому, что еще у нас не выветрилось советское мышление. У меня, скажем так, его уже нет, а вот у людей в возрасте между мной и моими родителями есть понимание: если ты по образованию экономист или юрист — ты начальник. И вот у простых людей это до сих пор сидит в голове. «У вас ребенок — инженер? С ума сошли? Он должен быть юристом или экономистом», — говорят они и даже не произносят слово «бухгалтер». Эта парадигма только сейчас стирается. — И при этом, по статистике HeadHunter, профессия «начальника» сейчас самая невостребованная. Дело в качестве топ-менеджмента, тех, кто претендует на посты управленцев? — Мы судим по тому, как люди себя видят или хотят видеть на нашем ресурсе. Это некоторые группы людей, которые откликаются на вакансию, где написано «генеральный директор» или его заместитель. Это не означает, что они прямо профессиональные сложившиеся менеджеры. Их опыт не всегда это доказывает. Есть группы людей, которые имеют два резюме, они готовы условному «Газпрому» откликнуться на позицию бухгалтера, но в какой-то средней компании рассматривают только пост финансового директора. Это тоже разумная стратегия. Но говорить о качестве соискателей при ней сложно. А вот когда смотришь на конкретное резюме, то, как правило, уже видно, что человек из себя представляет. — Если говорить о центральной части России и об официальной статистике, у нас везде минимальные показатели безработицы (в Воронежской области — не более 5%). Как видится ситуация с вашего ресурса? — Раньше центры занятости предлагали безработным неплохой инструмент в виде пособия, и это было причиной для обращения в них весомого числа граждан, сказывалось на статистике. Многие становились на биржу, даже продолжая свою неофициальную деятельность. И наоборот, когда выплата пособия перестала быть привлекательной, и даже предоставление возможности обучения новой специальности — не всем известны, люди просто не видят смысла идти в центры занятости. На деле ситуация выглядит довольно привычно: чем дальше от столиц, от региональных центров, тем ситуация с занятостью сложнее. Людям приходится самостоятельно решать вопросы трудоустройства, не рассчитывая на помощь государства. При этом мы, опираясь на собственную статистику, можем сказать, что страна прошла кризис с точки зрения рынка труда. Количество вакансий в 2016 году выросло почти на 20%. В нынешнем году прирост вакансий в России — 11%, в Воронежской области, в частности, 32%. Это говорит о том, что бизнес оживает. — Столицы остаются пылесосами для активных граждан? — В целом такой тренд остается, но влияние этого магнита ослабевает. Крупные компании просто выводят свои производства из мегаполисов, концентрация бизнеса в той же Москве каждый год ослабевает. Мы это видим не по каким-то знаковым факторам, например, когда офис «Газпромнефти» переезжает в Санкт-Петербург, но и когда предприятия подмосковные понимают, что их стоимость производства подталкивает к выводу активов еще дальше от столицы. Тогда у них появляется возможность получить голодных до работы людей и снизить издержки. При этом в Москве резкий прирост вакансий был еще в середине 2016 года, хотя мы этот тренд увидели еще в начале прошлого года. Но у нас в регионах скорость роста вакансий сегодня больше, чем в Москве. Этому два объяснения. Первое — мы видим гораздо больше вакансий от среднего и малого бизнеса (за последний год увеличение в два раза), хотя раньше доминировал крупный. С другой стороны, то, что крупные компании начинают искать людей вне расположения своих штаб-квартир, тоже симптоматично. Они локируют часть функций, отдавая их на внутренний аутсорсинг. То есть столицецентричность остается, но она сильно ослабевает. Это еще и вопрос стоимости жизни в регионах и в Москве. — Но в столицу же еще продолжают прибывать выходцы из стран ближнего зарубежья, это сказывается на рынке труда? — Да, но эти люди ориентированы в основном на строительную отрасль и ЖКХ, ритейл. Надо понимать, что их сюда привозят сознательно, зачастую — крупные строительные компании, чтобы просто иметь дешевую рабочую силу. Но это характерно для любой страны, любой экономики — трудовые мигранты занимают места, которые могли бы достаться местным. Но они готовы идти на худшие экономические условия. Бизнес есть бизнес, он считает деньги. — Судя по работе вашего ресурса и других, в России растет доля тех, кто ищет работу через интернет. В Воронежской области недавно на hh.ru искали кандидатов на пост вице-премьера региона. Как вам кажется, это был пиар-ход или госструктуры доверились современной технологии, по которой претендента, правда, как я понимаю, не нашли. — Ну, никто точно не говорил, размещал ли свое резюме на нашем сайте победитель (пост занял выходец из МТС Андрей Ревков. — „Ъ“) того конкурса. Мы просто раскрывать такую информацию не вправе, учитывая специфику заказчика. В целом же говорить про вакансии уровня вице-губернатора сложно, я их просто не мониторю. Но вакансии от госструктур прирастают, и людей, готовых на них откликаться, становится больше. Но тут надо учесть один фактор — формально госорганы по конкурсу должны менять людей. Но зачастую они вакансию публикуют, а отклики на нее даже не просматривают. Со временем этот тренд пройдет. Чиновники у нас довольно часто увольняются, и условных родственников для замены их всех не хватит. Количество вакансий на госслужбе по стране растет, но число резюме пока растет еще быстрее. — Госструктуры все-таки представляются наиболее консервативными работодателями? — Они очень медленно меняются, конечно. И до прозрачного состояния современного работодателя им еще очень далеко. — На чем сегодня зарабатывает НeadНunter больше всего? — Основной источник доходов, почти 80%, — это наши основные сервисы, которые приносят примерно поровну: доступ к базе данных резюме и публикация вакансий. Наверное, сейчас это равноценные источники, а остальное — реклама на сайте, различные брендинговые сервисы и дополнительные услуги (HR-аналитика, онлайн-оценка). — В каком из направлений видите перспективу развития? — В увеличении числа вакансий. Мы видим очень резкий рост этой услуги как следствие того, что экономика выходит из кризиса. Второй фактор, за которым мы следим, — количество проданных годовых пакетов. Это довольно серьезная и показательная инвестиция от компаний. Представьте: сотрудник, ответственный за подбор персонала, приходит к гендиректору подписать договор на следующий год на весь пакет, но его шеф узнал накануне дурные новости про макроэкономику, он подпишет контракт максимум на три месяца. Ведь что там будет дальше в экономике — большой вопрос. Но зато если мы видим, что пошел рост годовых пакетов, то сразу понимаем настроения топ-менеджеров в компаниях. В России бизнес очень четко зависит от настроения работодателя. Макроэкономика, скажем, в этом году выросла, статистика хорошая, но настроение по каким-то сформированным причинам (например, статьями в «Коммерсанте») такое, что человек опасается. И у нас начинается цикл, который мы видели в 2014-м году или в 2008-2009 годах. С другой стороны, все может быть в руинах, очевидно падение экономики и безработица, но работодатель почувствует, что сейчас все пойдет, и к этому надо быть готовым. Развитие такое цикличное получается, а мы быстрее всех видим, когда определенный тренд в экономике начинается и когда он заканчивается. — Как эти циклы сказываются на оборотах компании? — Цикл циклу рознь. Например, в кризис 2008-2009 годов мы упали примерно на 20% в продажах. Мы не раскрываем абсолютные цифры, такая политика акционеров. Но нам тогда пришлось уволить треть сотрудников по стране (в Воронеже 2/3). Обратно почти всех приняли примерно через полтора года. А вот последний кризис нам обошелся тем, что мы просто не выросли по итогам года — 2015-го к уровню 2014-го. Зато по итогам 2016 года рост был уже на уровне 25-26%. В нынешнем году уже больше, где-то за 30%. Этому есть несколько объяснений. Первое заключается в том, что проникновение услуги рекрутинга в тот кризис и в этот разное. Сейчас гораздо выше (на уровне 37%). Этот фактор сыграл роль на макроуровне, но и на микроуровне мы за счет бренда выглядим лучше, чем в прошлом году. В минувший кризис мы никого не уволили, просто административные премии выплатили не в начале года, а в конце. — Кого вы считаете своим конкурентом? — Людей, которые приходят к нам и говорят, что нас завтра «закопают» с помощью новых технологий — два-три в месяц. В целом же есть традиционный рынок специализированных сайтов — hh.ru, SuperJob, новый игрок Avito с их колоссальными телевизионными бюджетами, «Работа.ру», «Зарплата.ру». Есть еще ресурсы, которые скупают региональные медиа. Стали ли для нас они полноценными конкурентами? Нет, не стали. Все-таки в России немного другая психология поиска работы, чем в других странах. С одной стороны, исследования, которые мы проводили, особенно для синеворотничкового персонала, говорят о том, что всегда поиск начинают с опроса знакомых. Потом идут на спецресурсы или в соцсети. Но у людей квалифицированных поиск работы носит интимный характер. Им просто неудобно признаться, что находятся без работы. Поэтому соцсети — это инструмент рекомендательного поиска, но не массового. В том числе поэтому крупные западные компании в нашу страну пока не ходоки. Мы общались с менеджментом Indigo — крупнейшего в мире сайта, который активно осваивает Европу, но они сказали, что на российский рынок еще лет пять заходить не планируют. — А куда планируете зайти вы? В каких регионах страны реальный уровень безработицы наиболее высок? — Мы оперируем параметрами «спрос/предложение». В центре дела обстоят лучше, чем дальше двигаемся в Сибирь — тем хуже. Чем южнее, тем тоже лучше. Считалось раньше, что на черноморском побережье хорошо работать летом и нет ничего зимой. Но это стереотип. Олимпиада очень сильно прокачала Сочи, там появились кадры, которые приехали из центра и показали, как надо работать. Появились и работодатели федерального уровня. И там уже сейчас все по-другому. Сегодня, когда мы пришли в Крым, увидели ситуацию, которая была в Сочи до олимпиады. На полуострове пока не очень все активно, многие соискатели переезжают на материк, но они вернутся. На местах остается неактивное население, но в целом его мобильность растет. — Куда ехать за работой сегодня? — Если не брать в расчет Москву и Санкт-Петербург, то обращают на себя внимание южные регионы, где рост АПК опережающий. Эта сфера тащит за собой сервис и строительство, имеет рычажный эффект для всей экономики. Краснодар и Воронеж в 2006 году, когда мы открыли в них филиалы, были так называемыми недомиллионниками, за эти 10 лет они стали полноценными мегаполисами — и по количеству бизнеса, и по числу рабочих мест. А вот в Крым пока идут только госинвестиции, бизнес не рискует. Тем более государство там вкладывается в основном в инфраструктуру, это начнет давать эффект в определенное время, под нее подтянутся трудовые резервы. То есть те, кому санкции не страшны, они уже присматриваются к полуострову, другое дело, что масштаб их интереса пока невелик. — В вашем ежегодном рейтинге лучших работодателей на первых местах остаются госмонополии, как это соотносится с вашими прогнозами относительно «цифровой реальности»? — Если вы говорите о «Газпромнефти», которая стала победителем по итогам прошлого года, то это вертикально интегрированная компания. Предыдущие годы в лидерах наших рейтингов были представители IT-сферы, например, Microsoft и Nokia. Потом в лидерах появились банки и современные российские компании (ВТБ24, МТС). Потом прошел очередной кризис, и по итогам прошлого года на вершине рейтинга оказались «Сибур», «Газпромнефть» и «Росатом». Чем это объясняется? Люди увидели, что коммерческие компании здорово живут, но и тяжело переживают кризис. Поэтому предпочтения немного развернулись в сторону структур с госучастием. Да и они сами поняли, что немного проигрывают с точки зрения имиджа и бренда работодателя, и в эту сторону начали направлять свои бюджеты. Но резких перекосов с точки зрения соискателей нет: и ВТБ24, и МТС все равно остались в первой десятке работодателей, просто сместился акцент. А ведь первая волна последнего кризиса прошла еще в начале 2014 года, когда самые продвинутые коммерческие компании начали понимать, что их ждет, и стали сокращать штаты. Потом мощнейшая волна была в конце 2014-го года, когда это поняли уже все. И еще одна волна в 2015 году, когда даже госкомпании, которые держались до последнего, пошли на сокращения. Но ведь держались же дольше других, и люди это видели. Поэтому и изменили свою оценку. Ждем итогов 2017-го — первого послекризисного года, когда спрос выше, чем предложение. — На ваш рынок серьезно влияют в том числе и политические события. От следующего года вы ждете перемен? — Я вижу прогнозы по экономике, которые дают российские и западные аналитики, это в основном позитивные ожидания, и элемент неопределенности в них отсутствует. Те же самые прогнозы, уверен, есть и у многих крупных работодателей. То есть по итогам мартовской кампании никто не ждет изменений, которые как-то негативно скажутся на экономике, наоборот. Для работодателей зачастую самое важное — отсутствие резких перемен, иногда даже в лучшую сторону. Интервью взял Андрей Цветков