Академический капитализм. Как американские университеты превращают исследования в бизнес

Большинство лучших исследований проводятся в университетах. Под руководством Гарварда университеты стремятся получить хоть какую-то прибыль. Неужели бизнес и образование несовместимы? Впервые за 352 года в истории Гарвардского университета в сентябре этого года стремление к извлечению прибыли приобрело особенно явный характер. Университет привлекает $30 млн частных средств в качестве первоначального капитала для своего товарищества с ограниченной ответственностью Medical Science Partners. Товарищество пытается извлечь выгоду из медицинских технологий, открытых и разработанных в гарвардских лабораториях. Оно будет либо продавать, либо лицензировать эти технологии для отраслей промышленности, либо создавать новые компании, которые затем можно было бы продать. Партнерством управляет Андрэ Ламотт, генеральный партнер компании Medical Science Ventures, и Ion Inc., это дочерняя компания, полностью принадлежащая Гарварду. 80% чистой прибыли, которые может заработать партнерство, должны быть распределены между инвесторами, а оставшиеся 20% будут переданы компании Ламотта, Ion Inc. и другим лицам, связанным с генеральным партнером. На Ламотта возложены решения по инвестициям в пользу партнерства. Кто инвестирует этот фонд? Неизвестно. Это частные средства и конкретные инвесторы не называются. Для тех, кто знаком с университетской жизнью, такое сочетание академической деятельности и материальной выгоды не покажется странным; мобилизация денежных средств, ко всему прочему, вероятно, является основной функцией президента любого университета. Обычно это просьбы о пожертвовании ради блага общественности. Но то, что происходит в Гарварде — это прямое участие великого университета в мире бизнеса. Помимо Гарварда и другие институты вступают в эту бизнес-игру. Техасский университет в Далласе имеет такой же фонд. В университете Карнеги-Меллон в Питтсбурге рассматривается вопрос о формировании венчурного капитала. И в конце года университет Джона Хопкинса в Балтиморе надеется сформировать фонд венчурного капитала, называемый Triad Investors Corp, в сумме $20 миллионов. По словам доктора Джареда Кохона, заместителя проректора по научной работе, исследователи университета Джона Хопкинса внесли значительный вклад в изобретения, которые принесли огромную прибыль промышленности — например, сахарин был изобретен в университете Хопкинса. «До сих пор университет Хопкинса не получил никакой прибыли за это исследование», — отмечает он. Создание фонда венчурного капитала в Гарвардском университете, вероятно, будет стимулировать и другие институты к рассмотрению подобных программ. В действительности, в течение нескольких недель после того, как президент Дерек Бок объявил о партнерстве, посыпались запросы из других институтов. «Сближение исследовательской деятельности и коммерции в университетах неизбежно», — говорит венчурный инвестор Уолтер Ченнинг. Будучи главой CW Group, 50-миллионного медицинского и биотехнологического венчурного предприятия в Нью-Йорке, Ченнинг может соперничать с Гарвардом. Ченнинг говорит, что «биотехнологические исследования можно проводить даже в самых маленьких лабораториях, каждое медицинское учебное заведение имеет возможность создавать добавленную стоимость, проводя биотехнологические исследования». Университеты чувствуют, что они должны начать извлекать доходы. Они так много уже вложили в материальную основу, что должны найти способы извлечения денег из нее. Доктор Ричард Киерт, президент Университета Карнеги-Меллон, уверен: «Существует огромная необходимость в строительстве новых зданий или ремонте старых, но трудно получить частные средства на эти цели». Госфинансирование университетов в США Большинство учреждений в значительной степени полагаются на федеральное правительство для финансирования исследований; обычно дядя Сэм выделяет от 75% до 80% университетского бюджета на НИОКР. При всех жалобах в отрасли образования на правительственные сокращения расходов, есть один неоспоримый факт: федеральные расходы на научные исследования и разработки в области здравоохранения в высших учебных заведениях составили в среднем $4,6 млрд в год, то есть на 8,5% больше, чем в 1987 году. Но сегодняшнее давление на правительство и лоббирование сокращения бюджетного дефицита почти наверняка приведет к отсутствию роста или незначительному росту федеральных расходов на НИОКР в будущем. Уже сегодня исследователи получают подобные сообщения из Национальных институтов здравоохранения: «Ваш грант одобрен, но не будет финансироваться в течение неопределенного периода времени». В 1986 году, в самый последний год, по которому есть данные, частный бизнес выделил $667 миллионов для исследовательских лабораторий университетов. Это больше, чем лицензионные сборы и роялти, которые компании обычно платят университетам за их исследования. Но соглашения о роялти приносили гораздо меньше прибыли как для ученых, так и для университетов, по сравнению с тем, что ожидается от новых фондов венчурного капитала. Например, в прошлом году крупнейший в стране Стэнфордский университет из полученных роялти и лицензионных сборов привлек всего лишь $6,1 млн. Если дополнительные средства для работы лабораторий не найдутся, то отчаявшиеся ученые перейдут со своими исследованиями в частный бизнес. Известный случай произошел в 1980 году с гарвардским профессором биохимии и молекулярной биологии, Марком Ташне. Вместо того, чтобы унести свои блестящие открытия в области рекомбинантной ДНК в какую-либо биотехнологическую компанию, он обратился к Гарвардскому Комитету по патентам и авторским правам, чтобы университет рассмотрел вопрос создания компании для коммерциализации результатов его исследования. Гарвардский Комитет рассмотрел эту идею, но отказался от нее, ссылаясь на возможность возникновения серьезных противоречий с академической ролью университета. Ташне основал Институт Генетики с капиталом в $20 миллионов на биотехнологические исследования. Он до сих пор является членом медицинского факультета, но успех Ташне в Институте Генетики имеет некоторое отношение к недавнему решению Гарварда инвестировать в собственные исследования. С национальной точки зрения имеет смысл поддерживать университетские лаборатории. В международной борьбе за рынки, инвестиции в университетские лаборатории не дают Америке сохранять свое лидерство в таких областях, как биотехнологии. Министерство международной торговли и промышленности Японии определило необходимость развития биотехнологий в Японии. Уже сейчас правительство приняло финансовые меры для стимулирования крупных биотехнологических компаний, таких как текстильные, химические и продовольственные компании, с целью создания новых биотехнологических продуктов. Эти компании привлекают ученых со всего мира и находятся в поиске выгодных сделок. В этом контексте создание венчурного капитала имеет смысл для университетов. Они уже вкладывают часть своих средств в венчурные фонды, поэтому им нетрудно перейти к следующему шагу — инвестировать в свои собственные исследования. Почему венчурный капитал, а не финансирование со стороны крупных компаний? Венчурный капитал шире по объему, чем деньги от какой-либо фармацевтической компании, заинтересованной в определенных исследовательских областях. Концепция венчурного капитала также имеет благоприятные стороны: он предлагает маленьким университетам еще больше погрузиться в исследования. «Деньги национальных институтов здравоохранения (НИЗ) идут в Йельский, Стэнфордский и Гарвардский университеты. У национальных институтов здравоохранения не хватает смелости выделить средства неизвестным институтам», — говорит венчурный инвестор Ченнинг. Работа венчурных фондов Насколько хорошо работают эти венчурные фонды? Генеральный партнер гарвардского фонда, Андрэ Ламотт, имеет 13 лет опыта в науке, разработке, маркетинге и в медицинской отрасли. Но это не обязательно может являться залогом успеха. Рассмотрим опыт Массачусетского Института Технологий (МИТ). В 1972 году он учредил корпорацию MIT Development Foundation для определения коммерчески перспективных исследований в Институте, создания новых компаний и, по сути, для объединения фондов и управления ими. Корпорацией руководили опытные венчурные инвесторы и совет попечителей МИТ. Но она развалилась через шесть лет. Пол Грей, президент МИТ, говорит: «Мы несколько недооценили ту остроту боли, которую могли вызвать потенциальные конфликты. Это оказалось менее продуктивным, чем мы ожидали». Доктор Норман Браун, директор по передаче технологий в университете штата Юта, рассказывает о подобном опыте. Его институт учредил программу, названную «академическим капитализмом», которая помогала исследователям передавать технологии из лаборатории в начинающую компанию. И университет Юты достиг некоторого успеха: с 1978 года возникло 50 компаний, было создано 4500 рабочих мест и получено государственных и местных налогов в размере $20 миллионов в год. Но из 50 только несколько компаний были прибыльными. Рассказывая о неудачах, Браун говорит: «Передача лицензий на наши технологии местным начинающим компаниям либо была неудачным решением для коммерциализации, либо это создавало проблемы университету». Конфликт интересов Какого роды проблемы? В Массачусетском Институте Технологий была одна проблема — конфликт интересов. Некоторые задачи, которыми должны были заниматься аспиранты, были мотивированы финансовыми интересами факультета. По словам Кеннета Смита, помощника проректора и вице-президента по исследованиям МИТ, «было очень трудно достичь действительного разделения деятельности факультета в рамках новых компаний и в рамках их исследований и преподавания в МИТ.» Опыт МИТ, похоже, подтверждает опасения тех, кто предсказывал, что, если преподаватели университетов встанут перед выбором между богатством и преподавательской деятельностью, они, чаще всего, сделают вывод, что богатство лучше. В Гарвардском университете полагают, что они разрешили свой потенциальный конфликт, потребовав, чтобы работники факультета, занимающиеся исследованиями для фонда, посвящали «не более 20% своей профессорской деятельности сторонней работе, и это не должно быть больше одного рабочего дня в неделю». Но это еще должно вступить в законную силу. Те, кто уже имел дело с венчурным капиталом, удивляются, действительно ли университеты имеют возможности сделать выбор в пользу венчурного капитала. Коэффициент попадания в стартап-компанию крайне низкий. Люди, принимающие решение в университетах в пользу венчурного капитала, сразу же вовлекутся в конфликт с преподавателями, поскольку чаще всего им придется говорить «нет» большинству исследователей. Если они скажут «да» сомнительным исследованиям, то они не заработают ни цента. Но, возможно, самая серьезная проблема для этих новоявленных венчурных капиталистов состоит в том, что для того, чтобы соответствовать жестким планам коммерциализации, их исследования должны быть очень поспешными или плохими. В случае, о котором сообщал Boston Globe в октябре, Гарвардский медицинский институт признал, что бывший исследователь совершил серьезное нарушение основополагающих принципов проведения исследований в ходе клинических испытаний экспериментального препарата в Бостонской больнице. Ошибки в медицинских исследованиях История была такова: Исследователь Шеффер Ценг, ныне доцент Медицинской школы Университета Майами, изучал пациентов с так называемым синдромом сухого глаза, когда слезы не образуются должным образом. Препарат, который вводили во время испытаний, — это мазь с витамином А под названием Третиноин, которая была разработана публичной компанией Spectra Pharmaceutical Services Inc., Ганновер, штат Массачусетс. Доктор Ценг был консультантом компании Spectra и получил 530 000 акций компании во время действия этой ассоциации. Spectra стала публичной, продавая акции по цене $2 за штуку, в декабре 1985 года. Ассоциация с Ценгом при Гарвардском Университете повысила кредит доверия к компании, и цены ее акции выросли до $8,25 в следующие несколько месяцев. Репутацию компании поддерживало и то, что Ценг сообщал об успехе его исследований Третиноина на 22 пациентах. Вскоре после этого Ценг начал испытывать этот препарат на более чем 200 пациентах, что не было санкционировано университетом. Он продал 200 000 акций Spectra, пока проводил свои испытания. Ценг ушел из Гарвардского университета в 1986 году, а университет начал изучать его исследования. В марте 1987 года Spectra заявила, что отчеты об успехе Ценга в области лечения синдрома сухого глаза были преждевременны. На этих новостях акции, которые торговались в том году, упали до 37 центов за акцию вместо $6,25. Хотя ни один из пациентов Ценга не пострадал, история некоторым образом повредило репутации Гарвардского университета. Что касается нового фонда венчурного капитала и возможных конфликтов, к которым он может привести, Гарвардский комитет говорит, что уже принял меры, чтобы защитить себя от чрезмерной алчности. Будут ли фонды успешно работать — неизвестно, но стоит хотя бы попробовать. Как говорит Ричард Киерт, президент Университета Карнеги-Меллон: «Знания становятся наиболее важной составляющей экономического развития». Следует дать шанс тому, что помогает финансировать полезные исследования. Перевод Натальи Танюк