Сергей Семкин: «В 1990-е не хватало обычных продуктов, а икру можно было есть ложками»

Художник, блогер и резидент башни на Пяти углах в 1990-е был бизнесменом и собирал у себя дома на мясо по-французски и просмотр сериала «Твин Пикс» рок-музыкантов и профессоров: для ноябрьского номера мы собрали впечатления очевидцев о жизни того времени. Важной едой начала 1990-х были «ножки Буша» — куриные окорочка, которые в неимоверном количестве поставлялись из США, стоили супердешево и спасали население от голодной смерти. В страну поступала еще и гуманитарная помощь, которая должна была выдаваться бедным, но по факту повсеместно продавалась в ларьках — особенно на «Апрашке». А на Сенной площади рядами стояли бабушки, торговавшие всем на свете — от укропа, выращенного на даче, до хлеба, купленного ими в булочной. Самых обычных продуктов не хватало, приобрести их можно было только по талонам, зато деликатесы удавалось достать. Помню, как у меня в абсолютно пустом холодильнике красовалась трехлитровая банка черной икры — ел ее буквально ложками, вот такой вот оксюморон. В 1992 году, когда отпустили цены и официально объявили капитализм, прилавки тут же заполонило польское говно в красивой обертке. Если в Германии нормальная колбаса стоила марок двадцать, то у нас псевдонемецкий сервелат продавали за марку. Появились и жуткие йогурты, химические и с наполнителями, которыми кормили детей. Почему поколение 1990-х такое больное? Да потому, что народ хавал поддельные продукты. Главным напитком того времени был 96-процентный технический спирт рояль — от него полстраны передохло. Я его заливал в бачок омывателя, от машины пахло бухлом, и на меня бомжи смотрели с ненавистью. На спирте делали всевозможные настойки и наливки, а если в водку замешать сгущенное молоко, получался самодельный вариант ликера бейлис. Практически весь алкоголь был паленый, хотя он гордо именовался, например, ликером амаретто. Вина приличного практически не продавалось, да его и не принято было пить — настоящее стоило безумных денег, в районе тридцати долларов, в то время на сто долларов можно было месяц жить. Но когда все же получалось попробовать итальянское или французское вино, понимали, что грузинское как-то не очень, и окончательно переходили на крепкие напитки. Довольно быстро на смену импортному пиву пришло наше — продукция пивзаводов «Балтика» и «Степан Разин» стоила вменяемых денег и была нормального качества. В начале того десятилетия я жил в Москве, где в 1990 году заработал свой первый миллион рублей, тогда это еще был вполне себе миллион. Устроился на товарно-сырьевую биржу: купил и тут же перепродал годовой объем добычи кобальта. А если бы я этот кобальт попридержал некоторое время, то получил бы 700% прибыли, а не те 200%, которые наварил как лошара. Знаний было ноль, они приходили уже в процессе. Впрочем, творческая составляющая в бизнесе присутствовала, потому что для того, чтобы мутить все эти проекты, нужно было иметь нестандартный мозг — приносила деньги способность соединять, казалось бы, несовместимые вещи. У меня были дом в Переделкино, два «мерседеса» и к ним сразу два водителя. Помню, как открылся первый «Макдоналдс» на Пушкинской площади, — очереди туда были километровые. Я шел мимо в свой офис, который у меня был в синагоге на Малой Бронной, и наблюдал дам в вечерних платьях и мужиков в костюмах. Это же называлось гордым словом «ресторан», а в представлении советского человека рестораны созданы для того, чтобы в них пить и танцевать. И ведь все уже понимали, что стоят за гамбургерами, танцев не будет и бухнуть тут нечего, но очередь из нарядных людей продержалась там месяцев восемь. Потом я получил контракт на поставку оборудования для компании «Оренбург­нефть» — покупал я его за доллары, а отдавали мне рублями, и я погорел во время очередного скачка курса. Главным напитком был 96-процентный спирт Москва достала своей суетностью, и мы с женой решили вернуться в Петербург. Я начал заниматься Интернетом — тогда в нем никто ничего не понимал, а я ходил и предлагал свои услуги по созданию сайтов и их поддержке. Наша контора была одной из первых подобных в городе, мы получили жирных заказчиков и стали очень успешными — у меня был огромный офис на площади Мужества, в здании бывшего детского сада. Тогда было принято ходить в гости друг к другу, поскольку в ресторанах сидели бандосы, настоящие гоблины со страшными лицами, и никто не хотел получить от них по башке. Круг общения у нас был достаточно модный, в него входило много рок-музыкантов, поскольку я открыл еще и магазин рок-атрибутики Castle Rock. Собирались в нашей квартире на тусовки люди самые разные, например лидер Tequilajazzz Евгений Федоров по прозвищу Ай-яй-яй, университетские профессора, выходец из «Лицедеев» Леонид Лейкин, бизнесмены и люди искусства. У меня дома была статусная херня — хорошие телек и видик, и поэтому мы встречались, ели и смотрели сериал «Твин Пикс» Дэвида Линча или «Жидкое небо» Славы Цукермана. Видеокассет было множество в любом прокате, причем артхаус до России тоже доходил — не только «Рэмбо» со Сталлоне или «Терминатор» со Шварценеггером. Российское кино 1990-х было жуткое: снятое на плохую пленку, с расчлененкой и… (сценами секса. — Прим. ред.) крупным планом, в вечно серой цветовой гамме и про несчастных людей — смотреть это было невозможно. Обрадовал только фильм «Особенности национальной охоты» Александра Рогожкина. Мы запекали курицу, готовили плов и всевозможные салаты. И еще мясо по-французски: свинина нарезалась, посыпалась обильно луком и сыром, заливалась майонезом и ставилась в духовку. Часто выезжали на природу или на дачу — делали шашлыки, в основном из свинины, поскольку выбор мяса был небольшой. Мечта ребенка того времени — вырасти и стать валютной проституткой или бандитом. Бывало едешь по Старо-Невскому часов в одиннадцать вечера, а со всех сторон предлагают свои услуги проститутки, которых крышуют менты. Это было жутко. Немало было магазинов, в которых расплачивались валютой. Затем ввели так называемые «у. е.» — условные единицы, размер которых в каждой точке был собственный. Умножаешь, допустим, «30 у. е.» на указанный курс и расплачиваешься рублями. Несмотря на тотальную нищету, все жили надеждой, что скоро все изменится, — а в это время немногие понимающие персонажи дербанили страну, шел распил собственности. Интересные выставки проходили исключительно в арт-сквоте на Пушкинской, 10. Туда в Новую академию изящных искусств к Тимуру Новикову или в галерею Кирилла Миллера народ ходил, потому что контент был новый. В больших музеях ничего не происходило, посещать их было не модно, и они пустовали, несмотря на супернизкие цены на билеты. Очереди тогда стояли не на Айвазовского, а за дешевой жратвой. Начались рейвы, изредка я бывал в техноклубе «Тоннель» на Зверинской улице, где невозможно было общаться: там не существовало места, где не приходилось бы орать, чтобы тебя услышали спутники. В клубах завелись наркотики, и часть их завсегдатаев перемерла от плохого героина, который везли из Таджикистана — границ еще не было, милиция была продажная. В моду вошли голубые истории, возникла хоть какая-то толерантность. Сначала мы ходили в гей-клуб «Маяк» на Галерной танцевать в барочном зале и смотреть крутое травести-шоу, следом за ним открылся микс-клуб «69» на 2-й Красноармейской — там можно было встретить весь город. Появились новые незнакомые нам продукты и способы их приготовления. При советской власти в продаже были и креветки, и морская рыба, но до магазинов все это, выловленное где-то на Дальнем Востоке, доходило в виде страшных замороженных брикетов — мы их не ели. Теперь же распробовали и креветки, и морскую рыбу — многие так до сих пор по привычке и едят лосось и дораду, которых на рыбной ферме кормили черт знает чем, предпочитая их треске или судаку, плававшим в чистой воде. Вдруг в моду вошла пицца, и вместо пирогов повсюду принялись печь только ее. У меня был шок, когда я впервые попал в 1995 году в китайский ресторан, — поразило необычное сочетание вкусов вроде свинины с ананасами. Мы начали узнавать про японскую кухню, устраивать первые эксперименты по приготовлению суши на дому. Интересно, что соевый соус тоже был при большевиках, причем хорошего качества — он делался из нормальных бобов, продавался в майонезной баночке, но мы тогда не знали, как его можно использовать. Помню, что когда во второй половине 1990-х вдруг появилась русская докторская колбаса, изготовленная по ГОСТу, мы увидели, что она настоящая, хорошая. Тогда же пришло понимание, что наша водка лучше паленого польского спирта — это был слом сознания, ведь до этого считалось, что все импортное по определению круче отечественного. фото: личные архивы героев