Кит Харингтон о жизни после «Игры престолов»: «Я не всегда буду играть героев с мечом и верхом на лошади»

Кит Харингтон вспоминает о днях, проведенных в театральном училище: «Ты думаешь, что знаешь этот мир и очень серьезно относишься ко всему, что делаешь и к тому, насколько это важно, сидя на ступенях с кофе и сценарием в руках, одетый во все черное…» Он улыбается, руки скрещены на груди, а одну он время от времени вытаскивает и поглаживает усы. На нем очки в проволочной оправе, отчего он выглядит чересчур серьезным, а одежда полностью черная. Его взгляд падает вниз, и он осознает всю комичность ситуации. «Да я и сейчас весь в черном. И рассказываю о важном, — говорит он с улыбкой. — Получается, с тех пор ничего не изменилось». Хоть сам он так и не считает, Харингтон в свои 30 живет совсем иной жизнью, чем в 19. Вскоре после окончания театрального училища он решил попробовать себя в новом многообещающем фэнтэзи-сериале «Игра Престолов» и попробовался на роль угрюмого молодого северянина по имени Джон Сноу. Это стала его первой ролью в кино. «Мы не знали, выйдет ли сериал и будет ли он успешен, — объясняет он. — Но речь шла об НВО и об американском телевидении, а потому прогнозы были оптимистичными». Однако начало многообещающим не было, а пилот успеха не возымел. «Было допущено много ошибок. Все выглядело и воспринималось не так, как надо — ничего особенного». В пилотной серии Джон Сноу носил парик, был гладко выбрит и вовсю пользовался тем кукольным личиком, что Харингтон скрывает за своей бородой. Он говорит, что ту серию практически никто не видел, даже он сам, но шоураннеры Дэвид Бениофф и Дэн Уайсс хранят копию, чтобы держать его в узде. «Они говорят, что выложат ее на YouTube, если я разозлю их, а в качестве угрозы периодически присылают скриншоты». Уайсс и Бениофф начали все сначала. Харингтону было на тот момент 23, он отрастил волосы, слегка вымазал лицо в грязи и впервые — к собственному удивлению — обзавелся небольшой бородой. Сам же сериал стал грязнее, жестче и взрослее. К концу первого сезона миллионы зрителей, уставших от битв на мечах и заклинаний, неожиданно поняли, что с добавлением секса и жестокости смотреть становится интереснее. К тому моменту как «Игра Престолов» разрослась до нынешних масштабов, Сноу выделили одно из центральных мест саги. Харингтон на днях отправится на съемки восьмого, заключительного сезона. Как отреагирует Джон Сноу, когда выясниться, что его возлюбленная Дейенерис Таргариен приходится ему родной тетей? «Надеюсь, он просто медленно кивнет и скажет что-то типа „Ну здорово, блин", — говорит Кит, пытаясь это изобразить. — Нечто страшно неуместное, и сразу выяснится, что Джон вообще не очень дружил с головой все это время. Хотелось бы мне это сыграть! В каком-нибудь из дублей так и сделаю». Харингтон находится в теплых отношениях с исполнительницей роли Дейенерис Эмилией Кларк, хотя из-за географического разброса съемочных площадок до 7 сезона вместе они ни разу не снимались. «К моменту постельной сцены мы были хорошими друзьями», — смеется, ерзая, Харингтон. — Это так странно. Обычно ты просто знаком со своим партнером, не более. Главной задачей было не смеяться, потому как в противном случае на сцену ушло бы много дублей, а поржать ведь можно позже». Харингтон имеет как личные, так и профессиональные причины полагать, что сериал завершается в идеальный момент. Мало кто из персонажейдожил до последнего сезона, а Джону и вовсе пришлось для этого умереть и воскреснуть. «Я, может, и не хотел бы сниматься еще один сезон, но шоу оказалось бы недостаточно продолжительным, завершись оно в прошлом году. Наиболее особенным годом был, наверное, первый. На улице нас не узнавали, мы не знали что делаем и прекрасно проводили время». «Престоломания», по словам Кита, «причудлива и своеобразна». «Во время съемок в Испании у отеля каждый день собирались толпы из 500-600 человек, и через них приходилось пробираться. Чувствуешь себя Бибером или типа того». Роль задумчивого сердцееда Джона Сноу сделала Харингтона предметом воздыханий. «Да, — говорит он. — Мне это не очень нравится. — Тут он осекается, поскольку часто говорит о своем положении и знает, что некоторые слова звучат как жалобы. — А вообще не уверен. Я рад такому опыту, но, как я уже говорил, это длится уже восемь лет. Нужно уже заканчивать, а то так может и до бесконечности продолжаться». Кит говорит, что подобная слава делает его меланхоликом. Он скептически относится ко всему, что ей сопутствует, хотя и был в восторге от возможности съездить с братом на Гран-при Италии. Произнося слово «знаменитость», он рисует в воздухе кавычки. «Я чувствую раздражение и дискомфорт, превращаюсь в ворчуна». Это нечестно по отношению к друзьям, ведь страдают от этого именно они, а главной проблемой Кит называет селфи. Он даже собирается в определенные дни отказываться фотографироваться с поклонниками. На такой случай у него даже речь есть, которая, хоть и вежливая, но вполне может разозлить кого-то. «Если этого не делаю, чувствуя себя манекеном. Мы с Роуз никогда не фотографируемся вместе, потому что наши отношения сразу начинают казаться… кукольными, — он пытается подобрать слова. — Мы превращаемся в какой-то ходячий цирк». Под Роуз актер имеет ввиду Роуз Лесли, свою бывшую коллегу по «Игре Престолов», исполнявшую с 2012 по 2014 год роль его возлюбленной, одичалой Игритт. Они влюбились друг в друга на съемках в морозной Исландии, но долгое время отношения не афишировали. Недавно они вместе появились на красной дорожке, держась за руки. «Да, мы живем вместе. Да, мы пара». Он запинается, говоря о причинах нежелания говорить о ней, хотя совершенно очевидно влюблен в девушку по уши. «Я не стану рассказывать обо всем сейчас. Не думаю, что стоит говорить о своих отношениях в интервью, потому что… я твердо уверен в том, что, поскольку нас в отношениях двое, она, возможно, не хотела бы, чтобы я говорил определенные вещи. Это все-таки личное». И все же на страницах журналов и в онлайн-изданиях часто пишут о том, какие милые у них отношения, а на Youtube есть целые видео, на которых видно, как тепло они отзываются друг о друге во время интервью. «Правда?» — ухмыляется он, а потом добавляет с улыбкой: «Если они и правда милые, ей бы понравилось». Спустя пару дней после нашего разговора пара объявила о помолвке. Мы также поговорили с Харингтоном о новом историческом мини-сериале «Порох», в котором он играет Роберта Кейтсби, главного вдохновителя заговора 1605 года с целью подрыва здания парламента. Кейтсби — второе имя Харингтона и девичья фамилия его матери, предком которой и был Роберт. «Меня этот эпизод семейной истории действительно всегда интересовал. Типа 'Знаешь, твой предок возглавлял Пороховой заговор, хотя организатором все считают Гая Фокса'». Эта история настолько увлекла его, что стала первым проектом продюсерской компании Thriker Films, учрежденной им совместно с лучшим другом по театральному училищу. Премьера сериала состоится на канале BBC1. В 2014 году Харингтон заявил своему агенту, что после окончания съемок «Игры престолов» он хотел бы сменить амплуа и имидж: «Больше никаких мечей и лошадей, да и волосы я, наверное, обрежу». Но в «Порохе» мы снова видим его с длинными волосами, мечом и на лошади. «Ага. Ха-ха-ха. И так всегда: на словах одно, на деле — другое. Странно, ведь я прекрасно влился в этот образ. Успех мне принесло шоу, где я носил длинные волосы и бороду, но это не значит, что я всегда буду играть героев с мечом и верхом на лошади». В перерывах между съемками «Игры престолов» он засветился и в других проектах, включая главную роль в сериале «Призраки» и исторический боевик «Помпеи», а особенно обещающим представляется фильм Ксавье Долана «Смерть и жизнь Джона Ф. Донована», премьера которого запланирована на 2018 год. Помимо прекрасно изображаемой в «Игре престолов» мировой скорби, Кит хорошо показал себя в роли клоуна в комедии НВО о соперничестве двух теннисистов «7 дней в аду», где лихо сыграл глупого пафосного британца. «Обожаю играть тупиц», — говорит он, но затем поправляется, чтобы никого не обидеть. — Лучше это слово, наверное, не использовать. Я имею ввиду кого-то доброжелательного, но при этом не… Я ведь и сам временами бываю немного рассеян». Такая расплывчатость имеет свои недостатки. «Потому что вам не хочется, чтобы вас такими считали. А я вот постоянно слышу в свой адрес „ой-ой милый Кит, малыш Кит"». Его рост составляет 173 см, а под многочисленной растительностью скрывается милое личико. «Я много работал, чтобы уйти от этого. Не хочу, чтобы ко мне относились покровительственно». А что, на него и правда смотрят свысока? «Не думаю. А если и смотрят, я это быстро пресекаю, — он переходит чуть ли не на шепот. — Нужно уметь постоять за себя. Но не будем об этом», — он делает глубокий вдох и замыкается. Харингтон переживает, что с интервью справляется не лучшим образом, а его сарказм звучит «чертовски, мать его, надменно». В результате он выглядит то открытым, то осторожным и становится, как мне кажется, серьезнее, чем в спокойной обстановке. После ответов на вопросы он добавляет «не знаю», будто предупреждая, что в качестве непреложной истины ни одно его высказывание воспринимать не стоит. В прошлом году одно из его интервью раскритиковали за комментарии о том, каково быть секс-символом и о присутствии в киноиндустрии сексизма по отношению не только к женщинам, но и к мужчинам. «Я был не прав, — пожимает он плечами. — Говоря о сексизме по отношению к мужчинам, я не совсем это имел ввиду, скорее восприятие человека в качестве чего-то неодушевленного. На тот момент именно так я себя и чувствовал, а теперь научился это контролировать». Как? «Просто прекратил это. Такое отношение к мужчинам действительно имеет место быть. Читая различные статьи о самом себе, я чувствовал это и в свой адрес, в том числе и в сексуальном плане». Я видела пару таких статей, но особенно запомнилась мне та, в которой несколькими стрелочками указывали на выпуклость под надето на нем набедренной повязкой. «Приносило ли мне это неудобства в прошлом? Да. Считаю ли я собственное положение равноценным женскому положению в обществе? Нет. Это две совершенно разные вещи, и мне не стоило объединять их. Я был неправ». Харингтон вырос в Эктоне, что в западном Лондоне, и у него есть старший брат-программист. Его мать Дебора — драматург, а отец, сэр Дэвид Харингтон, — бизнесмен. Семья переехала в графство Вустершир, когда Киту было 11. «Там была очень хорошая общеобразовательная школа, поэтоу мы переехали, и мне хотелось бы поступить также по отношению к свои детям, когда они у меня будут». Он действительно уже подумывает о воспитании будущих детей. «Вырастут они, надеюсь, в Лондоне, увидят это многонациональное общество, пойдут в государственную школу и проведут первые 11 лет своей жизни в моем любимом городе. Затем познают прелести жизни за городом, на свежем воздухе и просторе, получая те же прекрасные безмятежные воспоминания, какие получил я. В таком возрасте ощущение свободы и бескрайнего неба над головой может оказать благоприятное воздействие на мышление и эмоции». Слово «безмятежный» заставляет задуматься. Интересно, а писал ли он ужасные стихи, будучи подростком? «О да, — гордо говорит он, разводя руками. — Было такое. Я был творческим романтиком и долго выбирал, кем хочу стать: актером, журналистом или еще кем…» Выбрав первый вариант, он вернулся в Лондон и поступил в театральное. «А знаете, — вдруг заявляет он с усмешкой, — Надо сказать, что некоторые [стихи] были не такими уж и ужасными. Сто лет стихов не писал». Так что если кому-то из фанатов мало внешности Харингтона, тот факт, что он еще и стихи пишет, может окончательно выбить их из колеи. «Я читаю много стихов. Недавно я прочел „Счастье" Джека Андервуда и призываю всех последовать моему примеру». О чем оно? «О счастье семейной жизни. Написано просто великолепно, а мысли о счастье необыкновенно глубоки, — выглядит Кит при этом так, будто сболтнул лишнего. — Не знаю, почему вдруг заговорил об этом». Отец Харингтона имеет титул баронета, и среди его предков были Карл II и Джон Харингтон, тот самый, что изобрел первый унитаз со сливным бачком для королевы Елизаветы I. Я удивлена тем, что учился он в обычной школе. «У родителей не было денег на частные школы для нас с братом, да они и не хотели этого. Их вера в государственные системы образования и медицинского облуживания передались и мне. Мы были членами среднего класса: деньги были, но не так много» — но это не определяет его воспитания. «История семьи важна, и своей я очень ей горжусь, но на моей личности отразилось не только это», — говорит он, и это стало бы наиболее вежливым ответом на слова какого-нибудь незнакомца о том, что ничего особенно аристократичного в нем нет. Харингтон в курсе острых споров о доступе к искусству и актерскому мастерству представителей рабочего класса, но считает, что и окончивших Итон актеров критиковать не стоит. «Чтобы предоставить людям равные возможности, нужно делать акцент на образовании. Посмотрим правде в глаза: Эдди Рэдмейн и Бенедикт Камбербэтч — хорошие актеры и заслужили то, что имеют, а добились они этого благодаря тому, что система образования раскрыла их талант. Так и должно быть [в государственных школах]». В прошлом году Кит прочел стихотворение в поддержку агентства ООН по делам беженцев вместе с Кейт Бланшетт и Чиветелем Эджиофором. А за несколько месяцев до этого, играя в спектакле «Доктор Фауст» в западном Лондоне, он заступился за группу зрителей, подвергшихся осуждению за фотографирование («Если театру суждено умереть, — ответил на критику Харингтон, — то он умрет именно из-за стереотипов и предубеждений по отношению к молодому поколению зрителей»). Что заставило его заступиться за них? «Не знаю. Я вот жертвой несправедливости не являюсь и считаю привилегией то, что смог подняться благодаря предоставленным мне возможностям. А подобными привилегиями нужно делиться». Когда в конце 5 сезона Джон Сноу погиб, Харингтон несколько месяцев вел себя так, чтобы зрители поверили в то, что больше в «Игре Престолов» он не появится. Но в начале 6 сезона его воскресили, а в конце 7-го он оказался в постели с собственной тетей. Стоит ли верить однажды совравшему? «Нет, — он поднимается, берет сигарету, и ухмыляется. — Я вполне могу отказаться от всех своих слов и считаю это одной из своих привилегий».