Век с препятствиями

Что нужно преодолеть Китаю для достижения «первой столетней цели» 18 октября в Пекине пройдет XIX съезд Компартии Китая, на котором будет определен состав руководства страны на следующие пять лет. Между различными группировками внутри китайской элиты идет ожесточенная подковерная борьба, но кто бы ни встал у руля второй экономики мира и главного торгового партнера России, ему предстоит решить ряд жизненно важных задач. Накануне съезда “Ъ” попросил ведущих мировых и отечественных китаистов выделить семь проблем, с которыми придется столкнуться новому составу китайского политбюро, кто бы в него ни вошел. В предпоследний год следующей политической пятилетки (2017–2022) КНР должна по плану архитектора китайских реформ Дэн Сяопина достигнуть «первой столетней цели»: построить общество «малого благоденствия» (сяокан) в 100-летний юбилей основания Компартии (1921 год). Таким образом, КНР приблизится к цели построения «социализма с китайской спецификой» и полностью оправится от последствий «столетия унижений» (1842–1949). Конкретной планки никогда не задавалось, но порог, по логике, уже достигнут: нищий и отсталый Китай остался в далеком прошлом. Страна может похвастаться номинальным подушевым ВВП $8,1 тыс. (Россия — $8,9 тыс.), индексом развития человеческого потенциала 0,738 балла (Россия — 0,804) и по этим показателям относится к мировому «среднему классу». Тем не менее все опрошенные “Ъ” специалисты сошлись в том, что за свои успехи Китаю придется еще заплатить немалую цену. За прошедшие 30 лет страна накопила не только финансовый и человеческий капитал, но также экономические, социальные, политические и экологические проблемы. Они, как и успехи КНР, беспрецедентны по своему масштабу. Внутренний долг Китая превышает 300% ВВП. 20% земель сельхозназначения и 80% подземных вод загрязнены и непригодны для использования. «Демографический дивиденд» исчерпан: максимум жителей трудоспособного возраста был достигнут в 2011 году (925 млн человек), и с тех пор их численность падает, а население стареет. Отражающий неравенство коэффициент Джини достиг в 2016 году 46,5 пункта, и по этому показателю «социалистический» Китай обогнал большинство капиталистических стран планеты. Прошлые поколения китайских руководителей взяли финансовые, людские и природные ресурсы взаймы у будущего, и нынешнему руководству, которое будет сформировано по итогам XIX съезда, придется начать отдавать долги. Реформа экономики Несмотря на внушительный рост — 6,7% в 2016 году, главной проблемой для властей Китая на ближайшую пятилетку станет реформа экономики, считают опрошенные “Ъ” эксперты. Основанная на инвестициях и экспорте модель работает все хуже, а скоро и совсем перестанет обеспечивать экономическое развитие. «Обеспечить загрузку производственных мощностей на докризисном уровне в современных условиях вряд ли удастся,— сообщила “Ъ” научный сотрудник ИСАА МГУ Раиса Епихина.— На повестке — задача закрытия и слияния компаний». С 2001 по 2016 год производство, к примеру, стали в КНР выросло с 152 млн до 805 млн тонн в год, до 50,3% мирового производства этого товара. Глобальное потребление стали тем временем достигло пика в 2014 году и с тех пор стагнирует, а в самом Китае — падает. 2015 год стал худшим за всю историю отрасли: китайские сталелитейные фирмы зарегистрировали потери 100 млрд юаней и остались на плаву только благодаря господдержке. Причина — в кризисе перепроизводства: вся основная инфраструктура в самом Китае уже построена, цифры роста экономики на развитых и многих развивающихся рынках (Россия, Бразилия, ЮАР) остаются низкими, и сталь просто некуда девать. С конца 2015 года Китай объявил, что будет проводить «реформу предложения». Она подразумевала закрытие в следующие пять лет избыточных производств, в основном угля, стали и цемента, а также сокращение, по разным данным, от 1,8 млн до 6 млн их сотрудников. Предполагается также сдуть пузырь на рынке жилья, который сделал квартиры непомерно дорогими и закрыл возможность для многих китайцев завести собственное жилье. Другими компонентами реформы стало снижение долговой нагрузки крупных фирм, реформирование (укрупнение) госкомпаний и поощрение развития малых и средних инновационных производств. «Другая проблема — низкий уровень потребления, напрямую связанный с низким уровнем доходов домохозяйств,— сообщил “Ъ” профессор финансов Пекинского университета и эксперт Центра Карнеги Майкл Петтис.— Ранее рост обеспечивался за счет инвестиций, но сейчас страна переинвестирована, дальнейшие вложения — пустая трата денег». По мнению эксперта, в настоящий момент реформы идут очень медленно. Мешают сопротивление региональных чиновников и инерция сложившейся структуры, к которой за три десятилетия все привыкли. Власти регионов продолжают строить бесполезные сталелитейные заводы, возводить безлюдные жилые кварталы и прокладывать пустующие десятиполосные шоссе, чтобы предъявить начальству экономический рост. «Первым признаком того, что Китай всерьез взялся за перестройку экономики, станет отказ от гонки за цифрами роста ВВП,— полагает господин Петтис.— Для этого надо менять не просто модель, но всю систему мотивации для чиновников». Внутренний долг Второй по важности проблемой опрошенные “Ъ” эксперты назвали внутренний долг. В мае рейтинговое агентство Moody’s впервые за 30 лет понизило кредитный рейтинг страны, указав долг как одну из главных проблем. Действительно, серьезной проблема стала после мирового финансового кризиса 2008–2009 годов, когда государство объявило план инфраструктурного стимулирования и раздало местным правительствам 4 трлн юаней ($568 млрд по курсу того года) кредитов. Программа позволила Китаю сохранить темпы экономического роста, но создала огромную массу плохих долгов: чиновники думали о том, как побыстрее потратить деньги центра, а не о том, будут ли построенные заводы и фабрики приносить доход. С тех пор пирамида плохих долгов только росла. «Без масштабной реструктуризации задолженности и списания долгов, а также перестройки механизма кредитования добиться устойчивости экономики не удастся,— сообщил “Ъ” глава Азиатской программы Московского центра Карнеги Александр Габуев.— Сейчас ресурсы направляют на заведомо убыточные проекты, просто чтобы региональные власти могли отчитаться перед центром о развитии провинции». Растущий долг и многочисленные пузыри (на рынках жилья, финансов, солнечных панелей и т. п.) в свое время стали причиной масштабных кризисов в Мексике (1994), Юго-Восточной Азии (1997), России (1998), Аргентине (1998–2002) и многих других странах. Проблема китайского долга очень сложна и запутанна еще и потому, что ее решение неизбежно ущемит интересы одной из влиятельных групп. «Проблема с долгом в том, что его необходимо будет рано или поздно повесить на определенный сектор экономики,— полагает Майкл Петтис.— Чаще всего его вешают в таких случаях на самый политически слабый сектор, например, домохозяйства, обложив их налогами. Но в Китае это сделать невозможно, потому что принято решение развивать экономику за счет потребления, которое как раз обеспечивают домохозяйства». Обложить налогом малые и средние частные предприятия также, по словам эксперта, будет затруднительно: именно там в настоящий момент происходит основной реальный рост экономики, и в этом случае он остановится. Обложение налогом иностранных фирм эффекта не даст: их доля слишком незначительна. «Остается только госсектор, который в последние годы был основным,— полагает господин Петтис.— Госпредприятия бывают центрального и регионального подчинения. Если у вас есть дополнительная задача централизации власти — вы, очевидно, обложите налогом региональный госсектор, но тут возникает проблема: сильное сопротивление местных властей. Если бы дело было в Сингапуре, весь региональный бизнес собрали бы в одной комнате и достигли консенсуса, но Китай слишком велик». Идеологический кризис На третье место опрошенные “Ъ” эксперты поставили идеологические трудности, с которыми столкнулось китайское общество. За последние два десятилетия граждане Китая, включая многих членов партии, привыкли относиться к коммунистическим лозунгам как к бессмысленным заклинаниям: реальность постоянно опровергала марксистско-ленинскую теорию. Тем не менее декларировать свою приверженность правящей идеологии было обязательным требованием для построения карьеры почти в любой сфере, и китайцы дисциплинированно выполняли требования Компартии. Легитимность власти была высока благодаря экономическому росту и растущей национальной мощи, которые вполне компенсировали отсутствие реальной идеологии. Генеральный секретарь Си Цзиньпин, пришедший к власти в конце 2012 года, посчитал такое положение дел недопустимым. В ходе празднования 95-й годовщины основания Компартии в 2016 году он подчеркнул, что «отклонение или забвение марксизма приведет к потере сущности и направления нашего развития». Слова генеральный секретарь подкрепил делом: идеологическая подготовка резко усилилась на предприятиях, в вузах, армии и внутри самой Компартии. Сицзиньпинизм трудно приравнять к неомарксизму: это эклектичная смесь социалистических лозунгов, традиционной культуры (нынешний генсек впервые с 1949 года принял участие в праздновании дня рождения Конфуция) и вполне современного национализма, объединенная в концепте «китайской мечты». Определение ее крайне размыто: это «мечта о великом возрождении китайской нации», а остальное китайцам предлагается додумать самостоятельно. Трудности с поиском новой идеологии неудивительны. «Смена поколений, урбанизация, рост образования и благосостояния, а также замедление темпов роста означают, что будет все меньше возможностей строить внутреннюю политику на старых принципах,— заявил “Ъ” ведущий научный сотрудник ИДВ РАН Василий Кашин.— Нужны более гибкая система контроля над общественной жизнью и новые идеи». Эксперименты в этой области продолжаются, но пока назвать их окончательно успешными нельзя, особенно в части повышения идеологической дисциплины чиновничьего аппарата. На него направлены основные усилия, так как для проведения требуемых реформ генсеку необходимо заставить изрядно забронзовевших партийно-государственных функционеров «выйти из зоны комфорта» и начать работать. «Си Цзиньпин начал борьбу с коррупцией и пытается создать жесткую властную вертикаль, с другой стороны, усиливает административный и идеологический контроль,— напомнил старший научный сотрудник Центра исследований Восточной Азии и ШОС МГИМО Игорь Денисов.— Однако эффективность этих механизмов неочевидна. Побочный эффект — они перекрывают инициативу». По мнению эксперта, «постоянное давление антикоррупционной кампании сковывает чиновников, они предпочитают воздерживаться от принятия любых рискованных решений», что проведению реформ отнюдь не способствует. Внешняя политика Четвертой проблемой эксперты назвали необходимость перестройки внешней политики Китая. В 2013 году Си Цзиньпин фактически объявил об окончании пассивной внешней политики и начал перестраивать отношения Китая с партнерами в соответствии с его возросшими возможностями. Самым ярким проявлением этого нового курса стала инициатива «Пояс и путь», во взаимодействие с которой к 2017 году оказались вовлечены 65 стран. Изначально она подразумевала строительство инфраструктуры на пространстве от Китая до Европы (Центральная Азия, Россия, Юго-Восточная Азия, Ближний Восток и т. п.), но после обрушения китайских финансовых рынков в 2015 году Пекин переосмыслил концепцию. Теперь щедрые инвестиции уже никому не обещали, ограничившись предложением «совместно строить сообщество общей судьбы». Троекратная смена названия инициативы («Экономический пояс Шелкового пути»—«Один пояс, один путь»—инициатива «Пояса и пути») в целом отражает состояние концепции: ее только предстоит утвердить. Возросшая мощь Китая также остро поставила на повестку вопрос пересмотра отношений со странами региона. Резко возросшая активность КНР в территориальном споре в Южно-Китайском море дала неожиданно хорошие результаты. Вместо того чтобы объединиться и дать Пекину отпор после решения Гаагского арбитража летом 2016 года (он признал территориальные претензии Китая недействительными), государства Юго-Восточной Азии предпочли уступить, и к октябрю 2017 года активным оппонентом Пекина остался один Вьетнам. Тем не менее это только начало пути. «Позиция Пекина во внешней политике слишком амбициозна, она углубляет конфронтацию как с соседними странами, так и с США,— заявил “Ъ” старший лектор Университета Глазго Нил Монро.— От того, сможет ли Китай сдержать преждевременные позывы продемонстрировать свою силу, зависит не только его мировой статус, но также и внутренняя стабильность». Напряженность возникшего было между Китаем и США конфликта вокруг торговли и статуса Южно-Китайского моря удалось снизить благодаря умелым действиям китайских дипломатов, но системные противоречия между старым и новым центром силы никуда не делись. Пекин не скрывает, что одной из главных целей проходящей сейчас военной реформы является создать сопоставимую с США армию и ограничить влияние Вашингтона на западную часть Тихого океана. Наконец, Пекин столкнулся с целым рядом проблем на своих восточных и северо-восточных рубежах. «Для повышения своего международного статуса Китаю необходимо будет удовлетворительным образом управлять конфликтами вокруг Южно-Китайского моря, островов Дяоюйдао (японское название — Сенкаку.— “Ъ”), выстроить новую модель отношений с Японией и Тайванем, а также стабилизировать Корейский полуостров»,— сообщил “Ъ” профессор Восточно-Китайского педагогического университета Чжан Синь. Отношение соседей к Китаю бьет антирекорды: на Тайване в 2016 году к власти пришла недружелюбно настроенная к Пекину Демократическая прогрессивная партия, а в Японии, согласно данным Pew Research, китайцев не любит 86% населения. Отдельную проблему представляет Северная Корея, фактически взявшая Китай в заложники: допустить крушения Пхеньяна Пекин не может, но постоянные ракетно-ядерные испытания КНДР дают США, Японии и Южной Корее наращивать в регионе военную группировку, которая в конечном счете будет использоваться для сдерживания КНР. Социальные проблемы На пятое место эксперты поставили социальные проблемы, которые должны обостриться в следующие пять лет. Помимо уже упоминавшихся массовых сокращений в промышленности Китаю предстоит привыкать к новой реальности, в которой численность работоспособных граждан будет падать, людей пожилого возраста — расти, урбанизация уже завершена, а зарплаты в промышленности выше, чем в большинстве стран Азии. Предыдущие 30 лет социальный консенсус в Китае состоял в том, что пирог всеобщего благосостояния нужно печь. Теперь же настала пора его делить, перераспределяя ограниченный объем средств в пользу разных групп населения. Процесс этот редко проходит безболезненно. Старение населения само по себе не окажет влияния на Китай в следующую пятилетку, но в нее должна быть создана система социального обеспечения, приспособленная к нуждам граждан с маленьким числом детей и большой продолжительностью жизни. «Старение — бомба, заложенная под все китайское общество,— сообщил “Ъ” профессор Токийского университета Акио Такахара.— В настоящий момент слишком мало расходуется на социальные нужды, особенно на поддержку пенсионеров. 30 лет назад на одного пенсионера приходилось 4–5 человек работников, теперь — только 2,3. Пенсионная система сильно фрагментирована, городские жители и сотрудники крупных предприятий могут рассчитывать на куда больший доход, чем их сограждане из деревень». Угрозу представляет и неравенство, которое вкупе с планируемыми массовыми сокращениями может привести к непредсказуемым результатам. «Избыточная рабочая сила способна не только разбалансировать экономику, но и породить социальные проблемы и даже политическую нестабильность»,— заявил “Ъ” востоковед, автор книги о Си Цзиньпине Юрий Тавровский. В марте 2016 года более 100 тыс. шахтеров протестовали в провинции Хэйлунцзян, требуя выплаты зарплаты и обвиняя губернатора Лу Хао в преднамеренной лжи об урегулировании задолженности. По данным гонконгской организации China Labour Bulletin, число забастовок и стачек в Китае выросло с приблизительно 100 случаев в 2011 году до 2,6 тыс. случаев в 2016 году. «Если власти хотят избежать мощного социального взрыва, то им придется заняться созданием структурной программы по перепрофилированию уволенных рабочих»,— в беседе с “Ъ” заметила координатор Азиатской программы Московского центра Карнеги Вита Спивак. Экология Шестой проблемой в списке стала экология, которая, согласно опросам China Daily, прочно входит в топ-3 наиболее волнующих китайцев проблем. За время бурного экономического роста об окружающей среде никто не думал, но теперь накопленные проблемы начинают подрывать сам экономический рост. По подсчетам научных сотрудников Академии наук США, грязный воздух сокращает время жизни среднего китайца на пять с половиной лет. Китай ответственен за 27% мировых вредоносных выбросов. В 2016 году, по данным Всемирного банка, воздух 80% из 357 крупных городов Китая не соответствовал даже скромным национальным стандартам, тогда как безопасным с точки зрения европейца воздухом дышал вообще только 1% населения КНР. 1,73 млн кв. км земли стали пустынями, следствие чего — ухудшение условий жизни 400 млн человек. Затраты на устранение экологического ущерба, по некоторым оценкам, достигают 6% ВВП. Первый за 25 лет комплексный закон для борьбы с загрязнением был принят в апреле 2014 года, и он резко ужесточил наказание за превышение норм выбросов заводами и фабриками. После этого был принят еще ряд законов, которые хорошо смотрелись на бумаге, но были малоэффективны в реальности. «Китайские законы об охране окружающей среды прогрессивны по мировым стандартам,— заявлял глава китайского отделения Greenpeace Ма Тяньцзэ.— К сожалению, все упирается в желание местных властей их применять». Чрезмерное внимание к экологии снижало доходы промышленности, что плохо отражалось на показателях провинции. Выбирая между ростом ВВП и чистым воздухом, китайские чиновники чаще всего продолжают делать ставку на первое. «Решение проблем экологии потребует, по-видимому, не столько разработки новых мер, сколько планомерной работы компаний, центральных и местных властей по реализации уже имеющихся планов»,— полагает Раиса Епихина. Проблема осознается китайскими властями как очень серьезная, и в ноябре 2016 года был принят план действий по сокращению выбросов. Он предполагает не только запретительные меры, но и экономические стимулы для зеленых производств. «Решение экологических проблем уже началось, и китайские власти уверены в своей способности их решить путем изменения модели экономического роста, переноса грязных производств за границу, перехода к цифровой экономике и экономике услуг»,— заявил “Ъ” научный сотрудник Дальневосточного федерального университета Вадим Сонин. Впрочем, эти масштабные планы вряд ли будут осуществлены без изменения системы мотивации чиновников, для которых сейчас карьерный рост стоит в прямой зависимости от роста промышленности на вверенной территории. Система управления Наконец, седьмой проблемой эксперты назвали как раз необходимость реформы системы государственного управления. Сложившаяся система отношений между центром и регионами позволяет руководителям на местах годами саботировать политику центрального правительства. «Власть на местах выполняет лишь те указания Си Цзиньпина, которые ей выгодны,— заметил “Ъ” сотрудник Центра Азиатско-Тихоокеанских исследований ИИАЭ ДВО РАН Иван Зуенко.— Все остальное тонет в огромном, забюрократизированном и коррумпированном аппарате. Антикоррупционная кампания — только часть комплекса мер по исправлению ситуации. К XIX съезду Си Цзиньпин сумел в основном установить свои кадры во главе большинства провинций, но он не изменил систему. Его начали бояться, но пока результат заключается лишь в том, что власти стали более пассивны». Корень проблемы, по мнению Александра Габуева,— в особенностях работы китайского чиновника. «Долгое время назначения в партийно-бюрократической системе происходили по принципу сочетания лояльности и компетентности, при этом небольшие зарплаты госслужащих компенсировались возможностью обогащения за счет рабочего места,— рассказывает он.— Антикоррупционная кампания сделала риски взяточничества более ощутимыми, оплата их работы в должной степени повышена не была». Преодолеть эту проблему, по мнению эксперта, помогло бы «повышение вознаграждения за профессионализм и неподкупность», а также изменение критериев оценки их работы. Михаил Коростиков