Лингвист Максим Кронгауз — о том, как мемы образуют общее культурное пространство у людей, уткнувшихся каждый в свой телефон

Как у Шнура в 44 получается печь мемы как горячие пирожки и зачем Первому каналу Оксимирон — о мемах и механизмах популярности в интернете рассказывает известный лингвист, заведующий научно-учебной лабораторией лингвистической конфликтологии и современных коммуникативных практик ВШЭ, доктор филологических наук, профессор Максим Кронгауз. — Мем — порождение исключительно сетевое или необязательно? — Но интернет ведь везде разный. Я приезжаю к себе на родину в Иркутск — браузер вроде тот же, а показывают совсем другое, чем в Москве. О другом говорят, другое читают. Но суть мемов как раз в том, что они пробивают региональные границы, и хороший мем — не тот, который смешной, а тот, что знают и в Москве, и в Иркутске. — Например? — «Бойтесь данайцев, приносящих колбайцев». — Это полноценный мем? — Можно ли отследить историю возникновения и развития мема? — Я когда-то попытался деконструировать мем, который сегодня уже вряд ли кто помнит: «Мопед не мой, я просто разместил объяву». — Мой любимый. — В отличие от тех же классических «Превед, медвед» и «Йа креведко» он был содержательным, смешным. Но все же мы до сих пор так и не можем внятно объяснить, почему одни мемы выстреливают, и почему некоторые из них живут долго. Например, мы с моими коллегами-соавторами долго спорили, какой из двух популярных мемов включить в наш «Словарь языка интернета», вышедший под моим руководством в 2016 году, — Ничоси или Карл. Мы выбрали Карла, и, как видно, были правы: он оказался более живучим. Из относительно недавних, мне кажется, будет долго жить Ждун. Он странный и в то же время сразу располагает к себе. — Можно ли сказать, что сейчас хит становится мемом, или что из хита возникает мем? Я имею в виду, конечно же, новый виток в творчестве Сергея Шнурова начиная с «Лабутенов». — Нет, несмотря на действительно большую популярность Шнура, я бы так не сказал. Все-таки мем — это что-то очень короткое: видео, музыкальная фраза. Но «На лабутенах», «В Питере пить» — безусловные и очень мощные мемы, которые вышли из клипов-хитов. — Вот я об этом и пытался сказать, просто вы лучше сформулировали. — Что-то в Москве… нюхать… в Челябинске лучше… Нет, конечно ничего не запомнилось. Но давайте не забывать одну вещь, о которой могут не помнить совсем молодые люди: «Ленинград» всегда был популярен, примерно с 2001 года. Почему сегодня случился такой взрыв? Именно сегодня, гораздо сильнее, чем десять лет назад, наша массовая культура держится на мемах. Тот же баттл Оксимирона со Славой КПСС собрал, кажется, 10 миллионов просмотров за несколько дней — это же безумие. Что это значит? — по-моему, то, что сейчас вновь появляется некое общее культурное пространство. Помните, еще недавно мы жаловались на атомизацию общества, на то, что каждый сидит в своем телефоне, в своем фейсбуке. А сегодня, на наших глазах, вновь собирается общая культура. — Но это формирование идет «снизу». А можно ли привнести в эту общность что-то «сверху»? — Это типа Баскова? — Ну, Басков — это уж совсем… Помните скрипачку Ванессу Мэй с ее «Штормом»? После того как она стала популярна массово, ее перестали ценить в академической среде. — Но сегодняшнюю «низовую» культуру делают образованнейшие люди, профессионалы, как говорится, экстра-класса. Это я хочу еще про Шнура поговорить. — «Вставить бы цитату Кольки Гумилева». — А вот на Первом канале рэп-баттл называют «поэтическим состязанием». Уровень этого разговора когда-нибудь может измениться? — У них там Лобода. То есть раньше Первый канал не замечал, что он отрывается от реальности, а сейчас заметил и пытается с этим что-то делать. Шнур, Оксимирон — просто как примеры — пробили эту стену между виртуальным пространством, создаваемым Первым каналом, и реальностью за окном. Можно не замечать 100-тысячный митинг, сказать: было три тысячи. Но миллионы, десятки миллионов просмотров одного клипа не замечать уже никак нельзя. Есть «авангард Первого канала» в виде Урганта, который активно заигрывает с интернетом. — Вернемся к мемам: модные слова — это тоже они? — Хайп? — Нет, конечно. А вот «Хайпанем немножечко» — полноценный мем. — Фейсбук ввел инструмент оформления поста, с помощью которого текст можно поместить на цветную подложку, и все стали нажимать эти разноцветные кнопочки. Это просто мода, особенного смысла в ней нет? — Потому что в фейсбуке нет html-редактора для верстки постов! И мы видим, как на наших глазах технические особенности платформы убили маленькую часть языка, культуры. — Почему одни исторические персонажи порождают мемы, а другие нет? То есть, грубо говоря, почему Гитлер может быть смешным, а Сталин никогда? — Детям подписал бейсболки и выкинул в толпу. — Позвонил на МКС американской астронавтке, назвал ее не тем именем, первым делом спросил, как они ходят в туалет. Короче, породил огромное количество мемов. Так что ответ на ваш вопрос, почему одни политики, шире — исторические персонажи — мемообразующи, а другие нет, я начал бы именно с этого: есть к чему в человеке прицепиться или нет. — А к нашим сегодняшним лидерам можно прицепиться? — Путин вообще как бы не знает об интернете. Как минимум не пользуется им. И тоже — подчеркнуто серьезная фигура. Все мы знаем так называемые путинизмы, внезапные грубости в потоке грамотной культурной речи. Но в целом он не подставляется. А Медведев подставляется, про «Денег нет» кто его заставлял говорить? — Говоря о политиках новой России, нельзя не вспомнить Черномырдина. В чем, по-вашему, секрет непреходящей народной любви к нему? — Это был яркий косноязычный трибун, который как бы случайно выдавал очень глубокие и парадоксальные мысли, отражавшие суть русской истории, национального характера. «Никогда такого не было, и вот опять» — мы знаем автора, но это и мем, и фольклор, потому что вариантов этого изречения много, и нельзя найти оригинал, первоисточник. Черномырдин смешной, глубокий, но главное — истинно народный персонаж. Можно сказать, наш главный генератор мемов. Он идеально смоделировал стратегию публичного поведения современного политика, который без мемов просто не может существовать. Причем сделал это, скорее всего, бессознательно, не имея это в виду.