Может ли марксизм выдержать процветание? Как жила Польша в 70-е

Проблемы Польши все чаще возникают не от бедности, а от растущего достатка. Эта коммунистическая страна столкнулась с ситуацией, где Маркс и Ленин не помогут. Если вы собираетесь в Польшу, то оставьте позади любые предрассудки о жизни в Восточном блоке. Праздник первого мая в Варшаве больше не отзывается громыханием гусеничной ленты танков Т-54, маршем солдат в армейских сапогах как в Восточной Германии и не поражает ослепительным парадом на городской площади как в Советском Союзе. Праздник первого мая проходит в семейном кругу. В первую очередь, это весело. Здесь и там среди рабочих можно заметить также и польских военных под руку с женами и детьми. Польский рабочий класс концентрируется вокруг заводов под алыми знаменами, где все больше царит атмосфера флирта, а не проповеди. Короткие монотоные выступления остаются без внимания. Но как насчет всех этих газетных заголовков? Как например: Волнения из-за убийства студента в Кракове (The Observer) Польша: Громадный долг остановил западные предприятия (Business Week) Общенародные забастовки заставили польского премьер-министра отменить резкое повышение цен на продовольствие (The Wall Street Journal) Польша: Опасные недовольства (Time) Последние 6 лет в период либерального режима 35 миллионов жителей Польши были свидетелями быстрых темпов роста во всех значимых сферах экономики. Со момента, как председатель коммунистической партии Эдвард Герек принял должность от Владислава Голумки в 1970 году, рост польской экономики ускорился в среднем на 12% в год — это быстрее, чем в Японии или даже Бразилии. Высокие темпы роста вовсе не связаны с небольшим размером польской экономики. В отношении промышленного производства экономика Польши стоит на десятом месте в мире, что сопоставимо с экономикой Испании и Бразилии. Год за годом поляки вкладывали одну треть их валового национального продукта в заводы и оборудование (для сравнения, в США — 13%, в Бразилии — 23%, в Японии — 30%). Примерно половина машинного оборудования на фабриках Польши используется не более 5 лет, и чаще всего оно сделано на основе передовых западных технологий. Если рассматривать все это как триумф социалистического планирования, то мы упустим из вида, что это стало реальным, в свою очередь, благодаря производству товаров народного потребления, а это было бы практически невозможно осуществить в демократической стране; а также благодаря щедрым иностранным займам, которые вкладываются в машинное производство и технологии. Не обошлось без серьезных просчетов и волнений. Чтобы держать народ в довольствии в режиме, который был менее тоталитарным, чем в некоторых других странах, правительство закрепило цены на продовольствие и квартплату, в то время как зарплаты выросли в разы. Результатом стал небывалый рост обеспеченности населения — на 50% в течение пяти лет. Что стало бы причиной инфляции в капиталистической стране, здесь проявилось в дефиците. Например, в очереди на покупку в рассрочку автомобиля Polski Fiat нужно стоять три года: вы делаете первоначальный взнос в начале первого года и получаете машину через три года — как только внесена последняя часть суммы (не удивительно, что подержанный Polski Fiat в хорошем состоянии продается в два раза дороже, чем новый автомобиль). Проблема в том, что хотя государственный автозавод и нарастил производство на 156% по сравнению с 1970 годом, но за прошлый год было выпущено только 164 тысячи автомобиля. Дефицит товаров потребления ощущается не во всех сферах, например, рынок телевизоров и стиральных машин практически полностью насыщен. Однако нехватка товаров все еще остается довольно большой проблемой, что вызывает недовольство, особенно в жилищном вопросе. Чтобы найти применение доходам граждан и сдержать потребительский спрос на товар, который фабрики не в состоянии произвести, государство разрешило полякам свободно путешествовать не только по другим социалистическим странам, но и по Западной Европе, США — куда бы они ни захотели поехать сами. В прошлом году 400 тысяч поляков выехало за границу. Как власти могли это позволить, если учитывать, что польский злотый — не конвертируемая валюта? Во время правления Герека полякам разрешалось держать твердую валюту (родственники из больших польских общин в США и Великобритании часто посылали наличные) и брать ее с собой в путешествие. В этом году им даже не обязательно было сообщать государству, где они взяли твердую валюту. Польше так не хватало потребительских товаров, что когда Герек добился того, что Восточная Германия открыла границы Польше в 1971 году, поляки хлынули в соседнюю страну как вторая танковая дивизия в запасе. Это даже послужило поводом для знаменитой польской шутки («Дела в Восточной Германии обстоят настолько плохо, что для того, чтобы попасть в свои магазины, немцы вынуждены передавать польский гимн по громкоговорителю каждые 15 минут. Когда патриотичные поляки стоят по стойке смирно, у немцев появляется шанс пробраться к прилавкам»). Границы все еще открыты, но количество конвертируемой валюты резко ограничили. Несмотря на это, либерализация продолжается. После кровавых бунтов, которые свергли репрессивный режим Гомулки, Герек также ослабил меры внутренней безопасности. Открытые капиталисты появились и в Польском обществе экономистов, главный секретарь которого, Рафал Кравчик, признается, что он не уверен в том, что он социалист. Критика государственной политики разрешена — и возможно даже приветствуется. Люди здесь меньше боятся полиции, чем в других, более тоталитарных странах. Поляки, которые никогда особенно не заботились о личной безопасности, с нескрываемым удовольствием светят передними фарами машин, когда хотят предупредить встречного мотоциклиста о дорожном патруле. И ни один уважающий себя фермер в пределах 50 миль от автомагистрали не откажется проехать на повозке, запряженной лошадьми, хотя это непосредственно запрещено законом. И да, фермеров в Польше много. Двадцать лет назад они были против коллективизации, поэтому 80% польских фермерских земель частные — уникальная ситуация для Восточного блока. Если дела в Польше обстоят намного лучше сейчас, тогда почему в июне 1976 года рабочие на тракторе Ursus распороли железнодорожный путь неподалеку от Варшавы, а протестующие подожгли головной офис Коммунистической партии в Радоме? Ответ прост — польское правительство, далекое от настроений народа, движется слишком быстро, поглощая тем самым избыток покупательной способности. Правительство объявило, что намеревается поднять цены на мясо, рыбу, птицу, масло, рис и некоторые овощи единовременно на 69%. Так как примерно 45% чистого дохода поляков тратилось на продовольствие, такой скачок цены исключил бы какие либо накопления на следующие пять с половиной лет. Но два дня спустя правительство пошло на попятную. Как могли во время режима Герека совершить такую грубую ошибку? Точно такая же ошибка свергла режим Гомулки. По большей части из-за невнимания к общественному мнению. Павел Бозик — председатель польского эквивалента Группы экономических советников, долгосрочный помощник по экономическим вопросам и личный секретарь Герека. Бозик был один из тех, кто больше всех выступал за резкое увеличение цен. Бозик говорит в свою защиту: «Были планы также, одновременно с этим, поднять зарплаты. Намерение было изменить структуру ценообразования, а не уменьшить покупательную способность. С 1971 по 1976 год чистые доходы населения росли на 12% в год. Покупательная способность росла на 8% в год. В мире цены на бензин, продукты химической промышленности и станки выросли в три раза. У нас же все это время цены на мясо и другие продукты питания были заморожены. Затем у нас было три неурожайных года подряд. В такой ситуации не имеет значения, какая экономическая система, важно держать цены стабильными. Поэтому было только два варианта: мы могли бы поднимать цены постепенно, что означало бы повышение каждый год. Или мы могли поднять цены единовременно, тем самым позволив укрепить их на более длительный период». Так как марксистская теория призывает держать цены стабильными, Бозик выступал за последний вариант — очевидно, по теории один большой скачок цен не считался инфляцией. Это то же самое, что если бы президент Картер отдал распоряжение, что бензин стоит $1,20 за галлон и природный газ $4,50 за тысячу кубических футов. Такая марксистская практика чуть не погубила правительство Польши. Бозик вздыхает: «Нам придется снизить темпы экономического развития, чтобы сохранить низкие цены. 50 лет мы говорили народу, что цены в социалистической экономической системе будут всегда неизменными, и это правда, если только показатели экономического роста в среднем низкие. Но когда происходит стремительное ускорение как у нас, то очевидно, что сохранить цены стабильными невозможно». Поляки сейчас осознают, что даже с марксизмом два плюс два равно четыре. Бозик продолжает: «Это не вопрос денег. Это вопрос оборудования». Действительно, оборудование. За почти четверть века Польша должна была сконцентрироваться на восстановлении не только фабрик, но практически всего после Второй мировой войны. И без какой либо помощи со стороны иностранных государств (была предложена помощь в рамках Плана Маршалла, но под давлением Советского союза от нее отказались). Во время войны 85% Варшавы и других польских городов было стерто с лица земли, 22% населения было убито или умерло от голода и болезней. Все еще повсюду можно увидеть обломки разрушенных зданий. Желтые краны окружили грязный промышленный Катовице будто стая цапель, вылавливающих рыбу из моря. В каждой деревне люди деловито строят собственные дома, покрывая кирпичи цементом, принося извинения, что шлакобетонный блок остается непокрытым из-за недостаточного количества краски и штукатурки. Но строительство не долго отнимало всю энергию поляков, и теперь люди обнаружили, что неизменность классической марксистской экономической модели имеет неприятные последствия, и не только в ценах на продовольствие. Это практически экономическая политика военного времени хороша для восстановительного периода, но не подходит, когда производство становится более сложным. «Понимаете, — говорит Кравчик, — в начале у нас были две главные цели. Одна из которых — быстрое развитие экономики. Вторая цель — всеобщее трудоустройство. В долгосрочной перспективе они противоречат друг другу». Почему? Частично из-за того, что Польша как и США столкнулась с ежегодным ростом рабочей силы — с последствиями, как и в Америке, послевоенного бума рождаемости. И частично из-за того, что молодые поляки, в отличие от предшественников, не хотят жить на ферме, несмотря на все попытки государства остановить массовый исход из деревни. Так как теоретически марксизм не признает безработицу — обыкновенные люди не могут решить основную проблему лучше, чем они умеют, а как результат — излишняя рабочая сила. Что привело к замедлению роста производительности, так как ресурсы тратятся на экономически непродуктивное трудоустройство. Официальная политика в отношении небольших капиталистических предприятий демонстрирует, как это работает. Таким предприятиям разрешено нанимать не более семи человек. Джордж Бликле управляет небольшой очаровательной кондитерской в Варшаве и утверждает, что среди его покровителей такие знатные люди как королева Елизавета и Уоррен Битти. Польские капиталисты вроде Бликле удивляются, почему правительство просто не позволяет им расширяться. Разве это не помогло бы избавиться от безработицы и обеспечить рост одновременно? Кравчик улыбается. У него готов стандартный ответ. «Мой друг, с которым мы вместе учились в Варшавском университете, в 1968 году открыл свой бизнес по выпуску пластиковой продукции здесь, в Польше, — рассказывает он. — Он может нанять только пять сотрудников не считая себя и его жены, однако, у него большой доход, с которым он не знает, что делать. Он не понимает, почему правительству не нравятся такие предприниматели как он, и говорит, что работает очень эффективно. Конечно, никто не спорит. Ему не нужно платить всем этим людям, в которых, в действительности, не нуждается экономика. Если бы все были такие эффективные как он, то у нас было бы, возможно, 15% безработицы». Польские чиновники оправдывают неэффективность излишней рабочей силы, указывая, что Польша претерпевает в настоящее время сельскохозяйственную революцию, из-за которой толпы людей переезжают в большие города. «Двадцать лет назад не было шанса заставить небольшого фермера отдать землю правительству, — говорит Павел Бозик. — но нынешнее поколение предпочитает жить в городе. Не из-за денег, они всегда могут заработать больше в небольшой сельской деревне. Но из-за стиля жизни». Однако, все случилось одновременно. «В настоящий момент у нас недостаточно сельскохозяйственного оборудования или удобрений, чтобы взять под контроль все маленькие фермы без ущерба для производства, — объясняет Бозик. — Поэтому мы просим небольших фермеров подождать один-два года, продолжая возделывать землю». К тому времени, как Бозик надеется, новые тракторы Ursus будут скатываться с конвейера одни за другим. Очевидно, недавний стремительный рост в экономике стал причиной ряда проблем — и Маркс, и Ленин не могут предоставить какого-либо решения. Тот же самый громадный скачок помог осознать и другие финансовые трудности, с которыми столкнулась Польша. За последние три года займы Польши в западных банках выросли до $6-9 млрд (точная сумма является государственной тайной). Даже если использовать заниженный расчет задолженности, то примерно 38% твердой валюты, которые она зарабатывает от экспорта, должны пойти на погашение процентов и уменьшение внешней задолженности. «Очевидно, мы не можем сохранять такой большой дефицит в торговле длительное время, — признает первый заместитель министра финансов Марион Тщак. В это самое время в Лондоне польская финансовая группа оживленно ведет переговоры о жизненно необходимых 400 миллионов долларов для рефинансирования. Испытывает ли Польша давление со стороны западных банков? «Можно ответить, что фоновая музыка неприятна», — улыбается Тщак. Итак, Польша должна танцевать под новую медленную мелодию. Планируется, что Польша перейдет по возможности от западных к восточным поставщикам. В первом квартале года, пока импорт с Запада сохраняется на прежнем уровне, импорт из других социалистических стран вырос значительно (на 27%). Экспорт на Запад поднялся только на умеренные 10%, хотя Тщак уверяет, что показатели выросли бы на 20%, если бы цены на Западе оставались стабильными (цены на уголь, например, упали приблизительно на 9%). Тщак надеется, что замещение импорта отечественной продукцией приведет к драматическому сдвигу в торговом балансе. «На сегодняшний день мы производим примерно 15 млн тонн стали ежегодно. Но несмотря на это, в прошлом году мы должны были импортировать еще миллион тонн, а в этом году — полмиллиона (плохие новости для западных производителей). И к 1979 или 1980 году мы рассчитываем стать экспортерами стали. Не сырья, но готовой продукции из стали. И подобное происходит во многих сферах. Некоторое время мы импортировали цемент. Сейчас мы его экспортируем», — говорит он. В своем желании построить промышленное общество, поляки, не в пример русским, уверены. Канадский Massey Ferguson вложил $500 млн в расширение польского тракторного завода Ursus. Компания Massey не получит дивиденды, но первая узнает о начале экспорта продукции завода. Компания Ingersoll-Rand пытается заполучить контракт на несколько миллионов долларов на поставку оборудования по производству бумаги. Компании RCA и Corning Glass договорились предоставлять экспертизу для предприятия, выпускающего цветные телевизоры. В целом, поляки кажется меньше боятся нарушения марксистской идеологии, чем разочарования высоких ожиданий народа. Польша также надеется (или даже молится) на оживление деловой активности в мировой промышленности и увеличение экспорта в капиталистические страны. Медь — это как раз такой случай. Цены на мировом рынке меди чрезвычайно занижены. «Мы взяли долг для того, чтобы развить медную промышленность, — говорит Тщак. — К 1980 году мы планируем производить 400 тысяч тонн меди, что позволит Польше занять место крупного производителя, примерно равного Заиру». Расширяя экспорт на Запад, поляки сталкиваются с новыми проблемами. Последний инцидент случился в Америке и был связан с машинами для гольфа (игру в гольф нельзя назвать популярным времяпровождением в Польше). Американские производители машин для гольфа подали иски о том, что польские машины для гольфа в Америке продается по цене ниже, чем их себестоимость, что считается незаконным в США и нарушает Генеральное соглашение о тарифах и торговле. Первый заместитель министра по планированию Сикстус Олесик, сторонник жесткой линии, чей взгляд на жизнь не смягчился западной рецессией, жалуется: «Существует заговор, чтобы выдавить нас из Америки в таких сферах как обувь, текстиль и машины для гольфа. Вы знаете сколько проблем из-за машин для гольфа возникло у нашего производства? Инвесторы боятся вкладываться во что-либо, предназначенное для американского рынка!» Занимается ли Польша демпингом? Тут все зависит от того, как оценивать расходы. Это мудреное дело, когда сравнивается рыночная экономика и центрально планируемая экономика. Рассмотрим, к примеру, уголь. Это «краеугольный камень» всей польской экономики. Высококачественный уголь — крупнейший экспортный товар, обширные запасы которого составляют 130 млрд метрических тонн на глубине 1200 метров. Поляки тратят большие деньги на потакание 305 тысячам шахтеров, которые добывают ценный товар из недр земли. Их зарплата в среднем вдвое выше средней по стране, часто равноценна зарплате директоров на заводах. Они не платят за жилье, которое, кстати, считается лучшим на всем рынке недвижимости. В прошлом году 356 тысяч поляков из семей шахтеров провели оплаченный отпуск на таких шикарных государственных горнолыжных курортах как Закопане в Высоких Татрах и в центрах отдыха в Болгарии, Югославии и других солнечных социалистических странах. Многие шахты также имеют в распоряжении лингвистические лаборатории и бассейны. Чиновники из Государственного управления угольной промышленности Великобритании жаловались, что польский уголь продается за цену, на 17 долларов ниже рыночной цены за тонну угля. Павел Бозик, который восемь лет проработал директором Польского института международной торговли, заявил: «Если вы посчитаете стоимость по официальному обменному курсу, который в четыре раза ниже курса на черном рынке, и определяется спросом и предложением, то можно сделать вывод, что мы действительно занимаемся демпингом. Так как наша валюта неконвертируемая, сложно понять, какой курс использовать при таком расчете». «Мы не измеряем рентабельность каждой транзакции. Мы смотрим на объем импорта и экспорта в совокупности. Мы не допускаем экспорта продукции по ценам ниже их себестоимости, но мы разрешаем экспортировать продукцию, с продажи которой мы получаем 1% прибыли, в том числе и такую экспортную продукцию, как ветчина, где наша прибыль с продажи составляет 80%. Именно поэтому на прилавках в польских мясных магазинах так мало ветчины». Польша разрешает владельцам магазинов и малым предпринимателям получать такую прибыль. И правда, правительство поддерживает предпринимателей из малого бизнеса, большинство из которых предоставляют потребительские услуги, на которые у центральных органов планирования нет времени. Чем Польша отличается от таких социалистических стран, как Югославия и Венгрия, так это тем, что на крупных предприятиях получение такого рода дохода запрещено. Польские коммунисты боятся, что появится элита, отличная от «допустимой» бюрократической элиты. Несомненно, одной из отличительных черт Польши является не только полное отсутствие бедности, но и «одинаковый» доход у большинства жителей. Директор такой внешнеторговой организации как Bumar Group (производство строительного оборудования) зарабатывает на 50% больше, чем работник в этой же компании. Доктор в Варшаве зарабатывает меньше, чем многие шахтеры в Силезии или некоторые фермеры с маленькими участками. Правительство часто напоминает полякам о том, насколько тяжел труд шахтеров. Экономист Рафал Кравчик говорит: «В Венгрии и Югославии разница между доходом администрации и работников более ощутима. Если на наших фабриках произвели больше продукции, чем планировало министерство, то все получают одинаковую премию». На таком классическом рынке, как Польша, где спрос превышает предложение, подобная система стимулов может работать. Посмотрим, будет ли такая система работать, когда польский рынок будет переполнен телевизорами и холодильниками. Во всех сферах польская экономика переживает своего рода кризис. Это кризис не бедности, а «относительного достатка», не репрессий, а «относительной либерализации». Как большинство стран Восточной Европы, а также равным образом и Западной Европы, Польша находится в переходной форме между социализмом и новой еще не определенной системой. Но ясно одно: правительство больше не может рассчитывать, что население будет выполнять его требования и самоотверженно достигать его цели. 7 мая молодой студент из Кракова был найден мертвым. По предварительным данным, причиной смерти стал несчастный случай. Он якобы был связан с Комитетом защиты рабочих, частной организацией, которая открыто и достаточно успешно боролась за освобождение последних пяти рабочих из тех нескольких сотен, задержанных в июне 1976 года во время продовольственных бунтов. Это задержание спровоцировало ежедневные протесты и голодовки, которые продолжались несколько недель, главным образом, среди студентов этого старинного университетского города. Были арестованы несколько главных принимающих активное участие в протестах диссидентов. Поляки в отличие от русских не боятся своего правительства. В конечном счете, правительство казалось обеспокоенным сложившейся ситуацией. Кравчик заявляет: «Мы готовим кое-что уникальное для социалистической системы. Мы разработаем своего рода новый тип популярного опроса общественного мнения Института Гэллапа. До этого ни одно социалистическое государство не интересовалось общественным мнением перед принятием решения. Больше такого не будет: наша народная партия знает, как будет лучше». Чтобы сдержать беспорядки и обеспечить своему народу лучший уровень жизни, правительство Польши надеется на партнерство с Западом — в большей степени не для того, чтобы приобрести потребительские товары, а для того, чтобы заработать побольше иностранной валюты, необходимой для приобретения технологий и оборудования. «Давайте посмотрим на цифры, — жалуется Кравчик. — На социалистические страны приходится 30% мировой промышленности, но торговля между Востоком и Западом составляет только 5% от объема мировой торговли. В наших общих интересах наладить торговлю с Западом». Затем польский экономист добавляет то, что показалось бы полной ересью несколько лет назад: «На самом деле, я считаю, что было бы хорошо запустить иностранный капитал на польский рынок в крупных масштабах. Государственные компании сейчас обладают большой экономической силой. Больше нет причин остерегаться того, что иностранный капитал завоюет промышленность Польши. И я думаю, мы могли бы многому научиться от конкуренции с западноевропейскими фирмами в вопросах эффективности и организации. Сейчас мы могли бы быть партнерами». В мире, где такие страны, как Польша движутся к центризму, а страны, как Великобритания — к левому крылу, прежние экономические границы между Востоком и Западом с каждым днем кажутся все более размытыми. Перевод Полины Шеноевой и Елены Оливоту Читайте также Воспоминания о развитии: положение Skoda после падения коммунистического режима