В плену снов
Нобелевская премия по литературе 2017 года присуждена британскому писателю японского происхождения Кадзуо Исигуро с формулировкой: «в своих романах он с необыкновенной эмоциональной силой раскрыл глубину иллюзорности нашего ощущения реальности». Коротко говоря, Нобелевку в этом году получил «британский Достоевский». Рассказывает обозреватель «Ленты.ру» Наталья Кочеткова. В последние пару лет — с тех пор, как у Нобелевской премии сменился секретарь (историк Петер Энглунд передал должность писателю, литературоведу и литературному критику Саре Даниус, которая стала первой женщиной-секретарем за всю двухсотлетнюю историю награды, а как член Шведской академии она заняла кресло №7, ранее принадлежавшее Сельме Лагерлеф — первой женщине, получившей Нобелевку по литературе), — создавалось ощущение, что премия ищет новый формат. Проторение новых дорог, как известно, дело трудное, а звезды, которых выбирал Нобелевский комитет в качестве лауреатов, делали это занятие еще более непростым. Не обходилось без неловкостей. В 2015 году нобелиатом стала белорусская писательница Светлана Алексиевич, пишущая на русском языке. Тогда решение отметить премией документальные по сути книги писательницы, представляющие собой многоголосые свидетельства современников и участников событий ХХ века — войн и государственных преобразований, было воспринято профессиональным литературным и критическим сообществом однозначно позитивно: Нобелевка расширяет границы литературы, и теперь такие тексты — это тоже литература. Истории женщин-фронтовичек из книги «У войны не женское лицо», воины-афганцы из «Цинковых мальчиков» и маленькие, слабые люди из «Времени секонд хэнд» о 1990-х с художественной, литературной точки зрения так же ценны, как романы Патрика Модиано и Гюстава Леклезио, как стихи Тумаса Транстремера и Виславы Шимборской. Расширение границ литературного в эпоху, когда нон-фикшен уже несколько лет как если не популярнее, то уж точно так же интересен, как фикшен, выглядело понятно и красиво. Немного подпортила картину только сама Светлана Алексиевич. Гуманистический, гражданский, временами даже обличительный пафос, существующий как органичная часть ее книг, неожиданно вырвался наружу: писательница в многочисленных интервью вдруг стала так небрежна в обращении с фактами и так пламенна в оценках общественной жизни, что неловкость испытали даже поклонники ее творчества. С нобелиатом прошлого года — музыкантом Бобом Диланом, чье лауреатство, видимо, призвано было напомнить древнюю истину, что стихи можно не только писать и читать, но и петь со сцены, — вышел конфуз по всем фронтам. Звезда умудрился нарушить все пункты нобелевского протокола. Сначала секретарь Сара Даниус целый вечер пыталась дозвониться до героя дня, но не преуспела: музыкант «спал перед концертом» и единственный в мире не знал, что он теперь еще и нобелевский лауреат. Информацию передали через агента. Потом Дилан выдержал почти неприличную двухнедельную паузу и ответил, что премию таки примет, но на церемонию не приедет. В результате на церемонию была отправлена Патти Смит, которая спела там дилановскую «A Hard Rain’s Gonna Fall». С обязательной нобелевской лекцией тоже вышло неудобно. Лекция нобелиата — обязательное условие для получения премии. Дилан читать ее не спешил и дотянул до того, что секретарь академии предъявила ему ультиматум: если он не прочтет лекцию до 10 июня 2017 года, то не получит денежное вознаграждение, которое составляло восемь миллионов шведских крон (911 тысяч долларов). Тогда певец отправил Шведской академии аудиозапись своей лекции. Но и с этим не все вышло гладко: выяснилось, что при написании лекции Боб Дилан использовал литературный портал для школьников и студентов Sparknotes, и ему «повезло» использовать в тексте несуществующую цитату из романа Германа Мелвилла «Моби Дик», а также по мелочам надергать из краткого пересказа книги, размещенного там же. Похоже, что после сюжета с Диланом Шведская академия решила с экспериментами и тасканием границ литературы туда-сюда пока повременить и лауреатом 2017 года стал писатель в самом что ни на есть традиционном смысле этого слова: прозаик Кадзуо Исигуро. Хотя, если посмотреть его биографию, то и он не избежал амбиций музыканта. Исигуро родился в Японии в семье океанографа. Когда ему было шесть лет, родители переехали в Великобританию, где его отец занимался научной работой в Национальном институте океанографии. После школы Кадзуо Исигуро очень по-британски взял год передышки: путешествовал по США и Канаде, играл в клубах и мечтал стать музыкантом. Из этих мечтаний ничего не вышло (в Кентском университете он получил степень бакалавра английского языка и философии), но опыт выступлений несостоявшегося музыканта перед публикой потом пригодился Исигуро в романе «Безутешные» — о пианисте, у которого нелады с памятью. Один из «фирменных» приемов писателя — игра с иллюзорностью мира, зыбкостью реальности, проваливанием из яви в сновидение и обратно — в этом романе доведен до абсолюта и может даже раздражать. Но вообще-то Исигуро бывает довольно разным. Группа поклонников творчества писателя делится на две условные половины: тех, кто считает лучшим романом «Остаток дня», и фанатов «Не отпускай меня». За первый Исигуро получил Букеровскую премию. Это своего рода «Аббатство Даунтон», жизнь которого изложена с японской скрупулезностью. Престарелый дворецкий большого английского дома хочет вернуть на прежнюю должность экономку, которая проработала в доме не один десяток лет, и вспоминает их былое сотрудничество/соперничество. И только подойдя мысленно к финалу, вдруг понимает, что все это время они очень любили друг друга. Второй — антиутопия о жизни клонированных людей, которых произвели на свет для того, чтобы убивать по частям: они — ходячие консервы донорских органов. Эти дети, подростки, а потом молодые люди живут как простые смертные: дружат, влюбляются. Вот только смерть их наступает раньше — в зависимости от того, какой орган когда понадобится. На их жаргоне это называется «завершить». На первый взгляд это очень разные тексты: патриархальный и размеренный «Остаток дня» и нервный, эмоциональный «Не отпускай меня». Но лишь на первый взгляд, потому что и тот, и другой — о трагическом, невыносимом осознании того, что жизнь живется сразу набело, что отведенное время потрачено впустую (вольно или насильственно), что смерть у порога, и последнее, что остается, — это просто держать друг друга за руку. «Погребенный великан» — последний на сегодня роман Исигуро — в общем-то, тоже об этом, но уже с вариациями на тему личной и коллективной памяти. И, похоже, эта книга способна примирить и объединить поклонников двух предыдущих. Подробно о романе можно прочесть здесь.
