Двенадцать юбилейных годовщин революции в пространстве памяти
Специально для Sputnik российский историк, президент Ассоциации исследователей российского общества (АИРО-XXI) Геннадий Бордюгов подготовил цикл исторических очерков из собственных произведений — "Великая российская революция: 12 юбилейных годовщин революции в пространстве памяти". Публиковать материалы мы будем по вторникам и пятницам. Попробуем перелистать исторический календарь назад, чтобы увидеть, с чем сопрягалось каждое десятилетие Революции 1917 года. А начнем все-таки с первой годовщины. Первая годовщина: "Красная Пасха" (1918) Первая годовщина Октября невольно замеряла устойчивость режима власти большевиков. Проверялось и умение сотворить новый праздник с новыми ритуалами и обрядами при соблюдении "серьезности и строгости", поскольку "кровопролитная борьба" за победу революции ещё не была закончена. В юбилейные дни Ленин четырежды выступал перед различными аудиториями, рассказывая о триумфальном шествии Советов. Но лишь однажды он признался во "множестве ошибок" новой власти. Горькие слова прозвучали на немногочисленном митинге-концерте ВЧК, и вина за ошибки была возложена на самих чекистов. Не вспоминал Ленин в своих агитационных речах о разгоне Учредительного собрания, перипетиях выхода из одной войны (путем заключения "похабного мира" с Германией) и вступления в другую, более страшную, – Гражданскую. Не была затронута и тема жуткого лета 1918 года, когда в результате массового террора как способа управления власть буквально зависла на волоске, когда ход военных операций мог оказаться абсолютно иным и впору было думать об уходе в подполье при белой диктатуре. В памяти наверняка возникали и моменты, затрагивавшие вождей революции не только как политиков, но и как обыкновенных людей – со всеми их сильными и слабыми сторонами. Вряд ли Ленин остался равнодушен к оценкам и угрозам простых людей, которые он обнаруживал в письмах в свой адрес, которые до недавнего времени были засекречены. "Я считал тебя подкупленным германцами"; "Твой труп растащат по Москве, как труп Самозванца". Непросто было отвечать и на адресованные лично ему вопросы гражданина Шевцова: "почему "диктатура пролетариата" на местах выродилась в диктатуру низов преступного типа на местах?"; "почему не дано право критики распоряжений и декретов ЦИКа, Совнаркома, Совдепов?"; "почему дело продовольствия не передается самому пролетариату?"; "почему даже в великий день годовщины Октябрьской революции не дано никаких реальных, кроме митингов, флагов, песен, фейерверков, Ваших портретов, подачек и хождений, никаких реальных прав и возможностей пролетарским слоям без страха перед чека, перед обысками, связанными со злоупотреблениями, без голодовки?". "Наконец, – продолжал Шевцов, – Почему вхождение в Р.К.П. связано теперь с огромной и нудной проволочкой? Я прямо констатирую – Р.К.П. на местах превратилась в противно-замкнутую и отвратительно-самодержавную касту". Пролетарии всех стран соединяйтесь! Это не единичное настроение в юбилейные дни. Довольно часто можно было услышать: "Что тут праздновать?". Однако большевики решили отметить первую годовщину не Февраля, а исключительно Октября. Поводы к этому они видели в остановке наступления белых и чехов на востоке Центральной России, окончательном проигрыше войны Германией и распаде Габсбургской империи, произошедших в Центральной Европе демократических революциях, опрокинувших старый порядок. План октябрьских торжеств, представленный Луначарским, воспроизводил эмоциональную атмосферу революции: борьба, победа и упоение победой. Настроение сначала нарастает, затем достигает наивысшей точки, и всё заканчивается всеобщим весельем. В тон наркому просвещения Зиновьев, перефразируя замечание одного крестьянина, назвавшего Октябрь "Пасхой рабочего класса и беднейшего крестьянства", выразил надежду, что празднование "красной Пасхи" пройдет великолепно. К тому же Москва объявила 7, 8 и 9 ноября свободными днями. Контрреволюционер вредитель Новый праздник сопровождался переформатированием визуальных образов памяти, прежде всего маскировкой или устранением символов старого режима. Крупные скульптуры и царские эмблемы на зданиях закрывались красными полотнищами или декоративными панелями. Большинство новых названий улиц и площадей, а также мостов и зданий славили революционных героев, события или институты, рожденные революцией. В старательно очищаемом для торжества пространстве памяти не обошлось без дискуссий о том, как надлежит обозначить главного культурного героя. С самого начала петроградские власти рассматривали празднование первой годовщины революции как возможность доказать, что именно "Красный Петроград", а не Москва является флагманом мировой социалистической революции. Отчасти эта претензия была продолжением векового соперничества между двумя столицами. И тем не менее празднование первой годовщины Октября действительно было особенным – хотя бы уже потому, что советская власть продержалась значительно дольше знаменитой Парижской коммуны. Но если одним казалось, что Русская революция становится началом новой эры, то другие понимали, что ещё реально повернуть события назад и следующей годовщины может не быть. Тогда, спустя год после штурма Зимнего дворца, какого-то единого официального проекта памяти не сложилось. "Красная Пасха" пока не обрела единственной – канонически правильной – интерпретации. На повестке дня стояла простая и, в общем-то, очевидная задача – придумать с чистого листа новый стиль праздника Революции. Продолжение — в следующую пятницу.
