История русской утопии: от «Христианского государства» XII века до марсиан-феминистов и кидалт-коммуны в тропиках
Дальние страны Сейчас утопия известна через свою противоположность — антиутопию, но до XX века чаще писали о мирах, в которых автору хотелось жить, а не о тех, против которых он предостерегал. Еще Платон в диалоге «Государство» рассуждал об идеальном полисе. Рождение же утопии как художественного жанра относится к раннему Новому времени, когда Томас Мор пишет одноименную книгу. Подлинный расцвет этого жанра происходит позже, в век Просвещения. В действительности никакого влиятельного христианского государства там не существовало. Легенда о нем отражала мечты о сильном союзнике в войнах с мусульманами. В России собственная утопия возникает лишь в XVIII веке. Реформы Петра показали, что твердой рукой можно изменить общество за короткий срок, а мода Галантного века принесла к нам философию Просвещения и французские романы. Среди них были и те, которые изображали идеальные страны. Тем удивительнее, что самая известная утопия XVIII века, «Путешествие в землю Офирскую», была написана Михаилом Щербатовым — консерватором, который видел эталон в допетровском прошлом. Главный герой его романа сталкивается с утопией случайно. Корабль, плывущий из Индии в Европу, попадает в шторм и сбивается с курса. Оказавшись в южных широтах, путешественники открывают таинственный новый континент. Встретившиеся им аборигены говорят на санскрите и называют свою страну Офирской империей. Население Офирской империи разделено на группы со своими правами и обязанностями, образцами одежды, жилья и даже едой. За действиями и мыслями граждан Офирии следит церковь. Казалось бы, «Путешествие в землю Офирскую» сильно напоминает «1984» и другие современные антиутопии. Однако, как замечают Леонид Геллер и Мишель Нике в книге «Утопия в России», «строгость социального порядка и законодательства Офирии часто преувеличивается. Система социальных групп не исключает некоторой гибкости, и Щербатов приводит примеры выхода граждан за пределы своих каст. Регламентация жизни (не сильнее, чем у Кампанеллы или Кабе) не устанавливается законом, а востребована общественными нравами. В центре этой концепции — нравственный человек, способный ошибаться». Неотъемлемой чертой утопии является ее отрыв от существующего мира. Описывая совершенное общество, авторы помещали его либо в другое время, либо в недосягаемое для человечества пространство. Белых черт на карте в XVIII веке становилось все меньше. Поэтому Василий Левшин, автор утопической повести «Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве», выбирает для места действия Луну. Человек с Земли прилетает на нее при помощи орлиных крыльев и обнаруживает там племя людей, живущих без государства и следующих «естественному закону». Наконец, в XVIII веке появляется утопия под авторством Сумарокова, в которую протагонист переносится посредством сна. Она так и называется: «Сон. Счастливое общество», и ничем не примечательна в плане идей: просвещенный монарх и общество, где высокого положения может добиться любой: от дворянина до крестьянина. Утопии XVIII века были написаны под влиянием Просвещения: лунное общество Василия Левшина — это художественное изложение идей Руссо, а Офирия Щербатова — не что иное, как идеальный просвещенный абсолютизм. Русское будущее Герой рассказа засыпает и попадает в Петербург через три сотни лет. Первое отличие, которое бросается в глаза, — вместо казарм стоят школы и библиотеки. Однако утопии российского будущего не всегда связывались с революцией. В незаконченном романе Владимира Одоевского «4338-й год: Петербургские письма» Россия — по-прежнему империя. Западные страны находятся в упадке, в Америке и Англии с молотка уходят целые города. Единственным государством, способным соперничать с Россией, является Китай, но он заключает с ней союз, чтобы предотвратить столкновение с землей кометы. Роман представляет собой переписку двух китайских студентов, один из которых отправляется в Петербург. «4337-й год» прославился в Рунете в середине нулевых — в нем нашли предсказание интернета и блогов. В романе описываются магнетические телеграфы, установленные в каждом доме и позволяющие общаться на расстоянии. А вот блоги в сорок четвертом столетии остались бумажными, и обязанности по верстке и печати возложены на дворецкого. В результате выходит «домашняя газета», в которой «помещаются обыкновенно извещение о здоровье или болезни хозяев и другие домашние новости, потом разные мысли, замечания, небольшие изобретения, а также и приглашения; когда же бывает зов на обед, то и le menu». Из всех утопий 1800-х наиболее известной стала социалистическая. Николай Чернышевский сделал свою картину будущего частью романа о настоящем. «Что делать?» при всех его литературных недостатках оказал влияние на несколько поколений молодежи XIX века, а в СССР стал частью школьной программы. Будущее по Чернышевскому изображено более привлекательным, чем могут обещать любые серьезные политические программы. В нем установилось общество всеобщего изобилия без намеков на какую-либо уравниловку. Куда меньше, чем сну Веры Павловны, повезло сну Ивана Васильевича из повести Владимира Соллогуба «Тарантас». В ней рассказывается о неудачных попытках прожившего долгое время на Западе молодого человека узнать «подлинную Россию». После нескольких дней неудачного странствия путешественник засыпает в тарантасе и оказывается в будущем. Внешне оно не отличается от России XIX века, но на улицах нет грязи, исчезли пьяные, старики сидят по богадельням, а стены домов не украшают трещины. Под политическим и культурным влиянием России находится теперь весь мир, западные философы и писатели считаются слабыми и примитивными. Сохранились и старые сословия — купцы, дворяне и крестьяне, но живут они в мире и согласии. Собеседник Ивана Васильевича из будущего замечает: «Я аристократ в том смысле, что люблю всякое усовершенствование, всякое истинное отличие, а демократ потому, что в каждом человеке вижу своего брата. Впрочем, как вы видите, эти понятия вовсе не разнородны, а, напротив, тесно связаны между собой». Сон прерывается падением тарантаса в кювет, где тонет книга с записками и размышлениями Ивана Васильевича. Космос и евгеника В конце XIX века появляется несколько романов, в которых Россия приходит к триумфу в духе современной низкопробной патриотической фантастики. В книге Николая Шелонского «В мире будущего» страну привело к гегемонии совмещение научно-технического прогресса и консервативно-патриархального образа жизни. Города практически заброшены: большая часть людей живет в семейных общинах. Еще дальше пошел экономист и черносотенец Сергей Шарапов. В его романе «Через полвека» москвича, живущего в конце XIX столетия, погружает в анабиоз ученый-индиец. Очнувшись через пятьдесят лет, главный герой первым делом пытается изучить мир через газеты и с удовольствием отмечает: «Хорошо пишут „Московские ведомости“! Так вот какой, с Божьей помощью, поворот за пятьдесят лет! В России объявились националисты, одолели космополитов! Евреи, в мое время обратившие было Россию в свой Ханаан, чувствуют дело проигранным и собираются уходить. Когда, кто, как совершил это чудо?» Ядром справедливого общества в романе становится организация православных приходов с выборными священниками. Они служат одновременно сберегательными кассами и основой для местного самоуправления. А вот прогресс в XX веке стараются остановить. Автомобили и велосипеды запрещены, скорость электропоездов ограничена до 120 верст в час, ликвидированы институты и школы — все образование дается на дому, а дипломы заменены экзаменами от заслуженных представителей той или иной профессии. Целью богостроителей было создание новой религии, где вместо Бога поклонялись бы великой цели или коллективу. Из-под пера одного из них, Александра Богданова, и вышла первая «марксистская» утопия и одна из последних утопий дореволюционных — «Красная звезда». Список технических предсказаний «Красной звезды» впечатляет: атомная энергетика, синтетическая одежда, 3D-фильмы и синтез белков. В повести описывается и теория омоложения организма путем переливания крови молодых людей в тела стариков. После революции Богданов попытался применить ее на практике и умер во время неудачного эксперимента. В 1910 году в России выходит роман «Праздник весны», написанный бывшим революционером Николаем Олигером. В противовес прежним утопиям, описывающим идеальное общество в основном через попавших туда посторонних людей, «Праздник весны» рисует облик будущего времени исключительно через переживания и размышления живущим в нем людей. В мире Николая Олигера нет ни государств, ни рас, ни классов. В книге рассказывается и о личных летательных аппаратах, и об управлении климатом, и о гигантских заводах, но весь труд считается творчеством. Техника развита настолько, что даже строительство крупного здания можно реализовать в одиночку: «Вот эти колонны — от начала до конца моя работа. Я видела их еще в глубине ущелья, когда они были простыми глыбами камня, огромной скалой, выросшей из самых недр Земли Я победила эту скалу. Она бросила в меня целыми снопами искр, она грохотала, как гром, потом жалобно стонала и просила пощады, но я победила ее». Для людей будущего является нормальной свободная любовь, а культ Высшего Существа напоминает о древнегреческих мистериях. Покровитель и открывает герою тайну: для достижения утопии человечеству надо никогда не взрослеть. Ведь дети — это единственные счастливые люди на Земле. Из всех достижений прогресса сохранились лишь противозачаточные средства для женщин и устройства, с помощью которых слушают музыку. Немногочисленных подростков и покровителей, жаждущих знания, отправляют на остров, где те пытаются заниматься наукой. Предварительно их стерилизуют. Вторую часть спецпроекта — про отечественные утопии советского периода — мы опубликуем до конца сентября.
