Спорная жизнь Николая Буссе

По пути сослуживцаЕго родиной, несмотря на немецкую (а возможно, и датскую) фамилию, была Санкт-Петербургская губерния, где семья Буссе жила как минимум век. Буссе настолько давно обрусели и стали российскими дворянами, что иностранцами их никто не считал, хотя они придерживались лютеранского вероисповедания, а отчество Николая формально — по документам — было Вильгельмович. Окончив престижный Пажеский Его Императорского Величества корпус в Санкт-Петербурге, то есть получив высшее военное образование, он поступил на воинскую службу в не менее престижный лейб-гвардии Семёновский полк, размещённый в столице. Обычная биография баловня судьбы складывалась легко: в 17 лет Николай Буссе стал гвардейским прапорщиком, затем был произведён в штабс-капитаны. Как позже вспоминал этот период он сам, в основном, не напрягаясь, «проводил молодость в кругу добрых родных». Но привычное, как у всех, окружение и времяпровождение — офицерская среда, шампанское, карты, флирт с барышнями — не устраивало молодого человека. Хотелось чего-то большего, однако воинских сражений не предвиделось, зато шло освоение новых земель на крайнем востоке Российской Империи, о чём ходило много разговоров и домыслов. Особенно увлекал пример его друга, Михаила Корсакова, который с 1845 года служил в том же Семёновском полку. Через три года службы его назначили чиновником по особым поручениям к генерал-губернатору Восточной Сибири Hиколаю Муравьёву. Затем в 1849 году отправили с секретным поручением на побережье Охотского моря для встречи транспорта «Байкал», который разведывал устье Амура, а после послали в столицу с донесением о проведённых исследованиях. Будучи в Петербурге, Михаил Корсаков виделся с Николаем Буссе, и его рассказы о новых землях, конечно, будоражили воображение. Из столицы Михаил Корсаков совершил новое сухопутное путешествие за 14 тысяч вёрст — на Камчатку, куда был направлен для переноса охотского порта в Петропавловск; потом опять командирован в Санкт-Петербург. Такие захватывающие дух приключения окончательно прельстили Николая Буссе, и в 1853 году по совету и протекции Михаила Корсакова он попросился на службу лично к Hиколаю Муравьёву — благо тот тоже временно прибыл в столицу по делам. В итоге 25-летний Николай Буссе переводится в Иркутск офицером для особых поручений при генерал-губернаторе и получает производство в майоры. Это был поворотный пункт на будущем славном и нелёгком пути. Восточные маршрутыК тому времени Геннадий Невельской, ставший адмиралом, в рамках деятельности Амурской экспедиции получил право распоряжаться уже в качестве областного начальника; увеличились штаты экспедиции, некоторые её участники получили награды. Поставлены были и конкретные задачи по приобретению земель на востоке России, поэтому новые кадры были очень нужны. Летом 1853 года основаны несколько военных постов: Александровский (теперь город Александровск-Сахалинский) и Ильинский на Сахалине; в бухте Де-Кастри и Константиновский (город Совгавань в Императорской гавани); Мариинский на правом берегу Амура. Сам Геннадий Невельской в книге «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России (1849−1855)» писал: Выражаясь языком приказов того времени, готовился десант на Сахалин. Именно для его обеспечения только что прибывший на новое место службы Николай Буссе и был послан на Камчатку с задачей взять там отряд, амуницию и все необходимые припасы, чтобы организовать опорный пункт на Сахалине. В Петропавловск гвардейский майор (заметим, до тех пор сугубо сухопутный) прибыл только 9 августа 1853 года. К этому сроку подготовка десанта из 90 человек в основном уже была закончена усилиями лейтенанта 46-го флотского экипажа Николая Рудановского — он вызвался добровольцем в Сахалинскую экспедицию. Николаю Буссе как старшему по званию оставалось только принять командование и доложить о готовности.Через два дня, 11 августа, весь состав десанта на транспорте «Николай» покинул Петропавловск и через две недели прибыл в Петровское, где их встретил сам Геннадий Невельской. Именно в этот день Николай Буссе сделал самую первую запись в своём сахалинском дневнике: «25-го августа 1853 года. — Корабль „Николай“ бросил якорь на рейде Петровского зимовья». Эти записки он ежедневно вёл до 19 мая 1854 года; являясь крайне ценным источником сведений, дневник был опубликован после смерти автора в журнале «Вестник Европы» в 1871 году. Правда, он встретил несогласие и даже неодобрение многих современников — по разным причинам, порой субъективным. На Сахалин!Но вернёмся к адмиралу Невельскому и майору Буссе. Нельзя сказать, что они хорошо понимали друг друга в вопросах службы — по крайней мере в первое время. Опытный моряк Геннадий Невельской сразу пришёл к выводу, что бывший в распоряжении Амурской экспедиции маленький пароходик «Надежда», по его словам «не имевший никаких мореходных качеств и совершенно неспособный к плаванию по лиману», ничем не поможет. В той же работе «Подвиги русских…» он указывал: «Н.В. Буссе, как офицеру, попавшему сюда из гвардейского полка, это казалось весьма просто и возможно, и он удивлялся, почему я … не исполняю в точности и буквально всех инструкций, которые он привёз; но ему это простительно, потому что он до того времени, кроме Петербурга, ничего не видел и не знал местных условий».Не мог осознать Николай Буссе, по мнению Невельского, и другого. Буссе было чуждо и непонятно, что всякая в то время командировка офицера для исследования края была совершаема вне повеления … и что при каждой такой командировке посланный офицер должен был быть проникнут чувством необходимости и полезности её для блага Отечества… Вот что нас связывало всех как бы в одну родную семью. Весьма естественно, что это было непонятно не только Буссе, но и высшим распорядителям в С.-Петербурге". После прихода в Петровское Николай Буссе полагал, что десант и грузы будут выгружены на берег, а «Николай» немедленно отправится в Аян, чтобы там высадить уже лично его. Оттуда он собирался ехать в Иркутск к генерал-губернатору с личным донесением о выполнении поручения. По крайней мере, таковы были данные ему предписания. Но Геннадий Невельской, исходя из сложившейся обстановки, решил иначе: не заниматься разгрузкой транспорта и переброской всего необходимого на другие плавсредства, а отправиться на Сахалин прямо на этом корабле. Начальником Сахалинской экспедиции был назначен Николай Буссе (как позже пояснял сам Невельской, за неимением других свободных офицеров). Пополнив запасы, 7 сентября 1853 года «Николай» с Геннадием Невельским, Николаем Буссе и лейтенантом Николаем Бошняком, взятым для зимовки в Императорской гавани, направился на Сахалин. Плавание при «противных свежих ветрах» затянулось; через 10 дней корабль вошёл в залив Анива и после безрезультатных поисков места для высадки десанта, который состоял из 70 человек, направился к айнскому селению Томари-Анива в бухте Лососей. 20 сентября 1853 года в 8 часов вечера при полном безветрии «Николай» встал на якорь примерно в трёх милях от берега. С моря было видно, «что возвышенности, окружающие селение, освещены и как будто на них находятся батареи» (Геннадий Невельской, «Подвиги русских…»). Между японцами и айнамиДалее он продолжает: «Судя по огням, показавшимся в нескольких местах на берегу, нельзя было не заметить, что приход наш произвёл не малую тревогу. Вследствие этого я приказал зарядить картечью орудия, иметь для наблюдения ночью шлюпку и вообще тщательно следить за действиями с берега». Предосторожности вполне понятные, поскольку японцы считали эти территории своими, а о наличии их вооружённых сил на Сахалине никаких сведений не было. На следующий день в 7 утра на двух шлюпках под прикрытием корабля «Николай» сам Геннадий Невельской, Николай Буссе и Николай Бошняк отправились к берегу, чтобы провести рекогносцировку и наметить место для высадки десанта.Выяснилось: чтобы охранять своё рыбацкое имущество, японцы на зиму оставили 38 сторожей. Отчасти поэтому Геннадий Невельской утвердился в мысли, что основать русский пост следует непосредственно в Томари-Анива — для демонстрации, «что Россия всегда признавала территорию острова Сахалина своею». Николай Буссе считал, что обосноваться надо несколько в стороне, чтобы не осложнять отношения с японцами; эту мысль он неоднократно повторял в своём дневнике. Разумеется, мнение адмирала победило, и тут же началась высадка десанта. Первой была 6-вёсельная шлюпка с Геннадием Невельским, Николаем Буссе и Николаем Бошняком. Следом к берегу пошёл баркас с Николаем Рудановским и 25 людьми. Выгрузке помогали местные айны, на берегу были установлены флагшток и два орудия. Воинскую команду выстроили в две шеренги, и после молитвы под орудийный и оружейный залпы и крики «Ура!» Геннадий Невельской и Николай Буссе подняли Андреевский флаг. Новый пост назвали Муравьёвским в честь генерал-губернатора Восточной Сибири. Для японцев и айнов на «Николае» был устроен приём, к вечеру 24 сентября почти всё необходимое уже было на берегу, где оперативно установили 8 орудий. Геннадий Невельской позже заметил: «Ни один пост в Приамурском крае не был поставлен в такое безопасное и вполне обеспеченное положение, в каком я оставил Муравьёвский пост под начальством Н.В. Буссе». 26 сентября 1853 года, перед отплытием, Геннадий Невельской ещё раз подробно проинструктировал Николая Буссе. Отдав все необходимые распоряжения относительно предстоящей зимовки, прихода и ухода судов, он предупредил, что следовало всеми средствами поддерживать с японцами и айнами мирные отношения. Надо было также «изучать тщательно нравы, обычаи, верования и отношения японцев к айнам и стараться узнавать те из них, которые являются наиболее священными»; «всякие с нашей стороны навязывания наших порядков могут привести не к пользе, а к вреду». Команду поста стараться развлекать и не обременять излишними работами, а главное — заботиться об их «здоровье, бодрости духа и довольстве». Сахалинские хлопотыТак Николай Буссе, сам того не ожидая, стал первым начальником острова Сахалин. Тут же началось активное строительство, и к 5 декабря 1853 года было закончено сооружение жилых зданий. Тем временем в ноябре 1853 года вспыхнула Крымская война, которая поначалу велась только с Турцией. Связь в те времена, мягко говоря, оставляла желать лучшего. Военный губернатор Камчатки Василий Завойко узнал о начале военных действий лишь через полгода, в конце мая 1854-го. 29 апреля 1854 года в Томари-Анива появился корвет «Оливуца» из Императорской гавани, и на нём была доставлена корреспонденция. Только тогда пришёл от генерал-губернатора Восточной Сибири приказ о назначении Николая Буссе правителем острова Сахалин, а также известие о давно начавшейся войне с Турцией и о возможном разрыве отношений с Англией и Францией. Но и без этого военный пост Муравьёвский, находясь в изоляции от всего мира, как и полагалось любому форпосту, готовился к обороне — правда, думали о возможном нападении японцев. Весной 1854 года на Сахалине появились рыбаки с острова Хоккайдо. 13 апреля в Томари-Анива пришло сразу четыре судна, но на них, кроме рыбаков, находились солдаты под командованием офицеров. Николай Буссе писал в своём дневнике: «Когда получено было известие о приходе японских судов, принял все нужные меры к защите поста… Орудия заряжены были картечью. Кроме часовых, стоявших на башнях, поставлены были внутри башен при орудиях. Ограда освещалась на ночь фонарями. Людям указаны были места в случае тревоги, которая должна была даваться выстрелами часовых». В это время из 64 наличных солдатов 47 были больны — в основном цингой. Тем не менее обитатели поста была полностью готовы к обороне. Предчувствие войныМежду тем события в мире развивались угрожающе: 15 марта 1854 года Англия и Франция объявили войну России. В водах Тихого океана крейсировала объединённая эскадра этих стран. Поэтому намеченная для переговоров в Томари-Анива встреча российского вице-адмирала Евфимия Путятина с представителями Японии не состоялась. Сахалинский дневник Николая Буссе заканчивается 11 мая 1854 года; по нему видно, что автор собирался продолжать записи, но события закрутились так, что времени для этого не было. С началом военных действий на Тихом океане было решено собрать все корабли российской Тихоокеанской эскадры и войска с приморских военных постов в хорошо защищённой Императорской гавани. 25 мая 1854 года Евфимий Путятин послал в Муравьёвский пост транспорт «Князь Меншиков» с письмом, адресованным Николаю Буссе, в котором предложил это укрепление упразднить и перевести в Императорскую гавань. При этом, что важно, правителю острова Сахалин, получившему чин подполковника, было дано право действовать по собственному усмотрению. Николай Буссе, зная, что такое решение вряд ли одобрил бы Николай Муравьёв, решил подстраховаться. Он предложил вынести вопрос на совет из командиров и офицеров кораблей, стоявших в это время на рейде Томари-Анива. В итоге коллективно всё же было решено снять пост, что и произошло 30 мая 1854 года. Константин Посьет, участвовавший в экспедиции вице-адмирала Путятина в качестве старшего офицера фрегата «Паллада», с тремя транспортами прибыл в Муравьёвский пост, чтобы эвакуировать всё хозяйство и людей. Личный состав погрузили на транспорт «Двина», а всё имущество — на другие суда. Как только наши корабли покинули стоянку у селения Томари-Анива, здания поста тут же запылали, подожжённые японцами (по другим сведениям, айнами). Считается, что если бы не предусмотрительность Евфимия Путятина, вовремя отказавшегося от военных постов на Сахалине, остров мог бы быть, рассматривая его существование как «сasus belli», захвачен англо-французами. Под гром пушек Затем последовала героическая защита Петропавловска в августе 1854 года; в ожидании неминуемого второго штурма суда и корабли из Авачинской бухты были переведены в Де-Кастри. Там весной следующего, 1855 года, их обнаружила разведка неприятеля. Однако, когда англо-французская эскадра вошла в Де-Кастри с планами разгрома российского флота, в бухте не оказалось ни одного корабля: они ушли в Амурский лиман проливом Невельского. Неприятель не знал этого прохода и считал Сахалин полуостровом, поэтому решил, что они спрятались в одной из бухт Татарского пролива. До поздней осени его корабли обследовали всю береговую полосу и в результате даже не заметили Императорскую гавань, где стоял фрегат «Паллада». Англо-французский соединённый отряд вернулся в Де-Кастри и попытался высадить тут десант. Но, как и годом ранее в Петропавловске, атака была успешно отражена артиллерийским и ружейным огнём. При этом пост оперативно получил подкрепление из Мариинского, и в итоге неприятель был вынужден уйти. Так что своевременное и удачное с точки зрения дислокации основание постов на материке и Сахалине оказало большое положительное влияние на ход дальнейших событий на востоке Российской Империи. Большая заслуга в этом принадлежала и Николаю Буссе, получившему огромный, даже неоценимый опыт управления и воинскими командами, и хозяйством. Сам он в этот время занимался уже совсем иными делами… Амурская эпопея Когда Николай Буссе вернулся с Сахалина, ему поручили готовить так называемые «амурские сплавы». Под этим термином понимались многодневные походы, когда целые караваны барж и плотов в сопровождении небольших пароходов отправлялись вниз по Амуру от слияния Шилки и Аргуни. На плавсредства были погружены пушки и боеприпасы, лошади и войска, скот и брёвна, снабжение, провиант и сами поселенцы, чтобы обустроиться на новых местах. Об истинном масштабе этих перевозок говорить сложно, поскольку представить умозрительно многовёрстные вереницы разнокалиберных посудин, тянущихся по реке, довольно трудно. Для примера, подробности самого первого сплава 1854 года во главе с генерал-губернатором Николаем Муравьёвым. Караван возглавлял собранный на Шилкинском заводе в Забайкалье пароход «Аргунь», а личный состав включал 754 пеших солдат при шести офицерах, 120 кавалеристов с лошадьми при двух офицерах, 16 музыкантов и столько же мастеровых; количество перевезённых грузов составляло 25 тысяч пудов (400 тонн). Для следующего сплава 1855 года следовало приготовить около 100 тысяч пудов муки и 500 голов скота, нагрузив не менее 60 плавсредств; руководил им, кстати, Михаил Корсаков.Он продолжал оставаться в какой-то мере «служебным образцом» для Николая Буссе; так сказывалась разница в возрасте: Корсаков был на два года старше Буссе. В конце 1855 года бывшего однополчанина назначили военным губернатором Забайкальской области и наказным атаманом Забайкальского казачьего войска — а ему только исполнилось 30 лет. Этот пост Михаил Корсаков занимал пять лет, сделав очень многое для освоения и заселения огромной и почти безлюдной в те годы территории. А Николай Буссе, во многом повторяя биографию друга, был назначен начальником и распорядителем амурского сплава 1856 года. Плавание вниз по реке прошло успешно, но возвращение войск с устья Амура в Забайкалье задержалось до осени. В результате на обратном пути погибло от голода и болезней более половины личного состава. Обессилевшие солдаты с трудом преодолевали по льду замёрзшего Амура последние сотни и десятки вёрст, были даже случаи поедания трупов… «За» и «против»Впрочем, Завалишин вообще всегда резал правду-матку, не вполне корректную, обвиняя во многих недостатках даже Николая Муравьёва-Амурского. В итоге по требованию последнего Дмитрия Завалишина, не уехавшего из Сибири по амнистии, выслали оттуда в Москву! Видимо, это был единственный случай высылки ИЗ Сибири… Но и в записках Михаила Венюкова, непосредственного участника амурских дел, воспоминания о Николае Буссе не слишком положительны, хотя начальство его ценило. В том же 1856 году Буссе произведён в полковники и назначен исполняющим должность начальника штаба при генерал-губернаторе Восточной Сибири по морскому и сухопутному ведомствам. Не обходили его и поощрениями. Николай Буссе числился третьим по списку среди лиц, пожалованных высочайшими наградами «за их труды, усердие и самоотвержение при возвращении России Амурских владений», произведён в «чин генерал-майора со старшинством по Манифесту 18 февраля 1762 года; за ним был закреплён «пожизненный пенсион по тысяче пяти сот руб. сер. в год». Между тем Михаил Венюков, отмечая, что за Михаилом Корсаковым «и по табели о рангах, и по влиянию на ход событий в Амурском крае, в моё время следовал Н.В. Буссе, начальник штаба войск Восточной Сибири», продолжал этот фрагмент своих записок так: Но впоследствии Невельской и др. разъяснили их печатно по поводу печатного же хвастовства самого Буссе. Хвастовство это вызвало справедливое негодование и во всех знакомых с истинною историею Амурского края. Тем не менее, когда я уезжал из Восточной Сибири в Петербург, Буссе уже был произведён в генералы… и отправлялся из Иркутска на губернаторство в Благовещенск. Чуть ли даже не для него и была создана Амурская область…" Действительно, в 1858-м, через два года после гибели людей на Амуре, в возрасте всего 30 лет Николай Буссе был произведён в генерал-майоры и назначен губернатором только что созданной Амурской области. По этому поводу в Иркутске ходила даже такая эпиграмма, которую, несомненно, знал и Михаил Венюков:Память страшного походаПятьдесят шестого года Свято чтит страна. Вот по этим-то заслугам,Говорят, к его услугам, Область создана. Трудами вашими здесь Россия…Утверждён губернатором и командующим войсками Амурской области он был только 10 февраля 1859 года. Деятельность Николая Буссе на губернаторском посту была успешной: он заботился о развитии торговли, много внимания уделял земледелию в крае, вопросам образования. За пять лет его управления было учреждено 30 казачьих школ, в которых ежегодно обучалось по 500−600 детей. При его участии были открыты хлебные «запасные магазины» (склады зерна), устроены лазареты, библиотека, детский приют. Жена Екатерина Михайловна была православной; детей родилось четверо — три девочки и мальчик; все появились, когда Николай Буссе уже был губернатором, но трое умерли в возрасте до двух лет.Николай Буссе стал кавалером многих орденов: Святого Владимира 3-й и 4-й степени, Святой Анны 1-й и 2-й степени с короной, Святого Станислава 1-й и 2-й степени. С февраля 1864 по 1 марта 1865 года находился в заграничном отпуске для лечения — видимо, сказались заботы и трудности управления областью. В конце августа 1866 года во время поездки из Благовещенска в Иркутск с Николаем Буссе случился апоплексический удар (инсульт), как раньше говорили, и 28 августа на станции Домно-Ключевская (сейчас территория города Читы) он умер в возрасте 38 лет. Высочайшим приказом от 31 октября 1866 года Николай Буссе был исключён из списков. Дневники и памятьСахалинские дневники Николая Буссе, при всей их субъективности, — ценный исторический документ, в первую очередь свидетельство очевидца и участника событий. Автор сообщил много этнографических данных, раскрыл отношения айнов и японцев, написал о быте первых и поведении вторых, о ходе постройки укреплений Муравьёвского поста. Конечно, в его записках встречаются излишне резкие, но, очевидно, справедливые отзывы о сослуживцах и даже начальниках. Кроме того, Николая Буссе упрекали в выпячивании своей роли в освоении Сахалина и высказывали сомнения в достоверности некоторых сообщаемых им фактов. После публикации его воспоминаний в разных журналах было даже напечатано несколько замечаний и опровержений. В обращении «От редакции» журнал «Вестник Европы» верно заметил: «Между тем напечатанная нами часть дневника покойного Буссе вызвала возражения такого свойства, которое не имеет ничего общего с тем общественным интересом, ради которого мы публиковали дневник». Действительно, сахалинский дневник Николая Буссе, каким бы он ни был, теперь является историческим документом, доносящим до нас суть и дух той эпохи первопроходцев, ушедшей, но не забытой. Имя Николая Васильевича Буссе осталось на географических картах России: это лагуна и гора на Сахалине, сёла Буссе в Амурской области и Буссевка в Приморском крае, маяк Буссе на мысе Брюса в Хасанском районе Приморья и улица в городе Корсакове. А именем его жены была названа основанная в 1859 году станица Екатериновская вблизи Благовещенска.