Недавние события в Москве, Грозном и ряде других уголков России, когда большое количество россиян, исповедующих ислам, вышло на улицы в знак протеста против притеснений в Мьянме (Бирма) народа рохинджа, придерживающегося мусульманского вероисповедания. Страсти, разыгравшиеся вокруг событий в стране, о существовании которой в России знают далеко не все, вызывают массу вопросов, как в экспертном сообществе, так и среди большого количества простых россиян. Незнание ими особенностей и предыстории мьянманского конфликта привело к появлению самых чудовищных и неожиданных мифов, чреватых негативными последствиями уже в самой многонациональной и многоконфессиональной России. Чтобы пролить свет на реальное положение дел, разоблачить мифы и разобраться с тем, что же на самом деле происходит в далекой Мьянме, «Ридус» обратился к комментариям человека, знакомого с ситуацией изнутри — востоковеда, специалиста по странам Юго-восточной Азии, Петра Козьмы, на протяжении многих лет проживающего в Мьянме. Кто такие рохинджа? Для того, чтобы разобраться в событиях, происходящих в Мьянме, неожиданно вызвавших бурю эмоций у значительной части россиян, в первую очередь, необходимо понимать, что представляет из себя народ рохинджа, притеснения которого властями Мьянмы вызвали столь бурную реакцию. «Обычно, когда пишут о проблеме рохинджа, до кучи упоминают о других сепаратистских движениях Мьянмы, — отмечает Петр Козьма. — Но дело в том, что для центрального правительства все остальные сепаратисты — это свои же граждане, с которыми можно и нужно договариваться. А рохинджа — совсем другой случай». По словам эксперта, для абсолютного большинства мьянманцев речь идет о нелегальных мигрантах из-за рубежа, или (в последнее время, когда группы боевиков-рохинджа начали атаки на военные и гражданские объекты) даже об иностранном вооруженном вторжении террористов. Рохинджа действительно не являются гражданами Мьянмы. Больше того, само название «рохинджа» мьянманские власти считают незаконным, поскольку по своему языку, обычаям, культуре и внешнему виду эти люди практически ничем не отличаются от читтагонгских бенгальцев, живущих на юго-востоке Бангладеш — маленькой по площади перенаселенной страны. Сначала эта страна вела борьбу за независимость от англичан, потом за отделение от Пакистана, затем были военные перевороты с довольно кровавой гражданской войной и репрессии. Некоторые бангладешцы перебегали в соседнюю страну по экономическим причинам — в Бангладеш для них просто не было места. В свою очередь, в Мьянме в определенные периоды времени центральное правительство было слабым и фактически не контролировало окраины. Были и те, кто в своей стране конфликтовал с законом, и Мьянмы стала для них удобным убежищем. Большей частью это были бандиты, убийцы, проповедники радикальных идей, и политические диссиденты. Беспокойные «неграждане» Как к этому относилось правительство Бирмы-Мьянмы? Очень просто: их попытались выдавливать обратно в Бангладеш, не давать им гражданство, а потом — просто заперли основную массу в анклавах. Эта «заморозка» как раз и стала одной из основных причин нынешней ситуации. В этом смысле правительство Мьянмы есть в чем упрекнуть. Во-первых, для властей они были «неграждане», и значит им не полагались даже школьные учителя, место которых тут же на десятилетия заняли радикальные проповедники. Во-вторых, анклавы были не резиновые, а число их жителей постоянно росло (в семьях рохинджа обычно много детей). В результате, вскоре там получился некий «мини-Бангладеш» с неизбежной экспансией вовне, где уже жили совсем другие люди. Безработная молодежь, которой нечем заняться, всегда была средой для вербовки боевиков. Плюс — у рохинджа еще со времен Второй мировой войны были напряженные отношения с соседями-ракхайнцами, которые справедливо опасались эскпансии этого народа на их земли — а жизнь в условиях постоянного напряжения с соседями никому не идет на пользу. Тех людей из числа рохинджа, кто соглашается сотрудничать с властями, иногда находят в лесу с отрезанными головами. «Молодые отморозки» В итоге пять лет назад эта ситуация вылилась в жестокий конфликт — причем, отличились в нем обе стороны (возьмите хотя бы приводимую международными экспертами цифру разрушенных и сожженных домов — оно примерно одинаковое с обеих сторон конфликта). То есть, за прошедшие десятилетия на территории штата Ракхайн в Мьянме были созданы все условия для появления территории с боевиками и экстремистскими идеологами, которые очень успешно манипулировали практически неграмотными людьми с промытыми мозгами. Многие рохинджа еще со времен присутствия воинского контингента СССР в Афганистане были активными участниками боевых действий. Сегодня индийские спецслужбы выражают опасения в том, что вооруженные солдаты-рохинджа находятся на территории Пакистана около индийской границы. То есть, недостатка в прибывших из Пакистана в штат Ракхайн инструкторах не было, как не было и какого-то противодействия их идеологии. Главная проблема для этих людей заключалась в создании некоей сетевой структуры для координации боевых действий вооруженных отрядов молодых отморозков. Такая структура сегодня действительно есть — это «Араканская армия спасения рохинджа». Руководит ей уроженец пакистанского Карачи по имени Ата Улла. Привлеченная простыми и понятными экстремистскими лозунгами и возможностью почувствовать себя «хозяевами жизни», молодежь рохинджа, прошедшая подготовку в лагерях по обе стороны границы, стала все больше и больше радикализовываться. А потом — совершать скоординированные нападения на военные объекты в штате Ракхайн. При этом в анклавах рохинджа в штате Ракхайн, где уже давно все базируется на праве сильного, агрессивные молодые люди и их лидеры сегодня стали реальной властью, которую все должны слушать и беспрекословно ей подчиняться. Страх и безысходность Нужно ли удивляться, что промытые мозги, а главное — страх и покорность боевикам (которые постоянно здесь, рядом, в этой же деревне, в отличие от мьянманских солдат, которые придут и уйдут — а значит, никого не защитят) заставляет рохинджа воспринимать мьянманских военных как угрозу их относительно спокойному существованию. Ясно, что солдаты будут искать боевиков и, возможно, все кончится стрельбой. Поэтому есть большой вопрос, от кого бегут рохинджа — боятся ли они прихода силовиков, или не хотят жить в деревнях, где фактически правят упоенные властью молодые отморозки из числа соплеменников, которые при этом являются воплощенной опасностью того, что в эту деревню для «зачистки» нагрянут отряды мьянманских силовиков. Страх и безысходность — вот главная характеристика состояния, в котором сегодня пребывают эти люди (прежде всего, ни в чем не повинные женщины и дети), когда из числа имеющихся вариантов для них «оба хуже». При этом обратите внимание на основную массу тех беженцев, которых показывают на фотографиях, гуляющих по Интернету — это в основном старики, женщины и дети. Молодых и здоровых мужчин среди беженцев как раз очень мало. Геноцид мусульман? Как полагает Петр Козьма, некоторые конфликты при наличии агрессивно настроенного населения, вооруженного в том числе длинными ножами, были фактически неизбежны. Но большая часть гуляющих по Интернету «доказательств», по мнению эксперта — откровенные фальшивки. Мне, как человеку, живущему в Мьянме, хорошо видно, что гуляющие по Интернету видео и фотографии — в основном примитивные фальшивки, — говорит Козьма. — Не могу говорить про все из них, но абсолютное большинство из того, что я видел — это совсем не про Мьянму, но с подписью „Зверства в Бирме“. Эти фейковые снимки периодически разоблачают в мьянманских СМИ — но кто их читает? Я посмотрел несколько видеосюжетов, по которым меня просили высказать свое мнение. Эти сюжеты делятся на два типа. Первый — рассказы беженцев, попавших в Бангладеш о том, что они видели в Мьянме. © Bernat Armangue/AP/TASS На мой взгляд, то, о чем свидетельствуют беженцы, должно быть тщательно проверено — хотя понятно, что многие из них говорят то, что, как они считают, должно предотвратить их экстрадицию обратно в Мьянму (а Бангладеш это делает регулярно). Второй — собственно сюжеты об „издевательствах над мусульманами“. Большинство таких видео никакого отношения к Мьянме не имеют. Человеку, живущему в Мьянме, абсолютно ясно, что они сняты в других странах. Есть, конечно, и ролики, по которым нельзя понять, где они сняты — то есть, это может быть Мьянма, а может какая угодно другая страна. Единственным полностью достоверным эпизодом можно считать видео, снятое мьянманским военнослужащим и хвастливо выложенное им на Фейсбук, где он и его коллеги пинками сгоняют деревенских жителей на центральную площадь. Когда этот ролик появился в социальной сети, снятые в нем военнослужащие были оперативно опознаны и понесли наказание, причем, высшие военные чины Мьянмы заявили, что наказания для тех, кто практикуют подобные методы, будут и впредь. Но с тех пор, насколько я знаю, никаких роликов, доказывающих участие военнослужащих страны к конкретным акциям в штате Ракхайн, так и не было предъявлено — если не считать откровенных фальшивок. Мусульманин буддисту друг Также, эксперт обращает внимание и на еще один маленький нюанс — мусульманская умма Мьянмы — очень миролюбива и толерантна. В Янгоне много действующих мечетей, одна из них находится через узкую улицу от священной для буддистов пагоды Суле, по преданию возведенной 2500 лет назад. Для приезжающих в Янгон туристов можно сделать целую экускурсию по мусульманским местам города — начиная от дарги последнего императора Великих Моголов (который считается суфийским святым) и заканчивая знаменитыми на весь город ресторанчиками халяльной кухни (китайцы-мусульмане — непревзойденные кулинары). Мусульмане «вписаны» в жизнь Янгона и свободно себя в нем чувствуют. Никто не мешает муэдзинам звать с минаретов народ к молитве, и многие буддисты делают своим единоверцам замечание, если они прилюдно едят в мусульманском квартале в дневное время во время Рамадана. Для буддистского монаха нет никаких препятствий обратиться к мусульманину, сидящему со швейной машинкой на улице, если у его сумки сломалась застежка. И бывает так, что мусульманин, из уважения к служителю другой религии, сделает свою работу бесплатно. Янгонским мусульманам никто не запрещает носить их традиционную одежду и совершать религиозные обряды. Я сам живу в ракхайнско-мусульманском квартале Янгона, и каждый день вижу, как буддисты и мусульмане общаются между собой, покупают что-то друг у друга и имеют общий бизнес, — говорит Петр Козьма. — Мусульманских сообществ в Мьянме — великое множество, и абсолютное их большинство является лояльными гражданами страны. В свою очередь абсолютное большинство буддистов нацелены на мирное сосуществование религий и культур. Больше того, власти стремятся противодействовать экстремизму во всех проявлениях, и в законах нет статьи об „оскорблениях буддизма“, а есть статья об „оскорблении веры“. То есть, человек в равной степени будет наказан, если он неуважительно поведет себя как в пагоде, так и в христианской церкви или в мечети. Возмутители спокойствия Что касается штата Ракхайн, то там, помимо рохинджа живут, например, мусульманские общины собственно бирманцев (есть и такие), пантеев (китайцев-мусульман), каманов-лучников (бывших наемников у прежних властителей этих территорий), мьейду (потомков слуг и рабов в буддистских храмах), и «старых бенгальцев». Все эти мусульманские общины вполне мирно живут с соседями-буддистами. И только с рохинджа в штате постоянно идут конфликты, — отмечает Петр Козьма. Это, по его мнению, лишний раз доказывает, что источник конфликта лежит совсем не в религиозной сфере. Больше того, традиционная мусульманская умма Мьянмы с большим подозрением относится к рохинджа, видит в них источник возможных бед (потому что есть такие, кто по ним начинает судить о всех мусульманах) и даже из-за их экстремизма не считает их полностью «своими». Есть ли решение проблемы? Власти Мьянмы считают, что если они дрогнут и под давлением извне пойдут на какие-то уступки — это только ухудшит ситуацию. Она осложняется еще и тем, что на стороне рохинджа просто не с кем вести переговоры. Те активисты, которые говорят от имени рохинджа в Бангладеш, или даже в Европе, не воспринимаются властями, как люди, которых кто-то будет слушаться и которые способны что-то решать. Поэтому вести дела силовикам и властям приходится на уровне каждой отдельной деревни, и мьянманские военные не скрывают, что договариваться приходится с позиций силы. В те деревни рохинджа, которые подписали что-то вроде пакта о мире, сегодня завозят продовольствие и оказывают помощь в восстановлении разрушенных домов. То есть, власти Мьянмы как-то пытаются решить проблему обострившихся межнациональных отношений. Беда властей Мьянмы — в их неумении противостоять массированной зарубежной пропаганде. И дело даже не совсем в том, что у буддистов нет своей «Аль-Джазиры» и что они весьма неоднородны. Дело в элементарной некомпетентности нынешнего пропагандистского аппарата «демократического» правительства Мьянмы. По мнению эксперта, сострадание в данном случае в равной степени должно проявляться к жертвам обеих сторон конфликта. И истина о том, что в истоках конфликта, как правило, виноваты обе стороны, относится и к событиям в мьянманском штате Ракхайн. Повод задуматься Возвращаясь к последним событиям в России, когда далекая Мьянма неожиданно стала детонатором довольно серьезных событий в различных уголках страны, хотелось бы процитировать слова Петра Козьмы, которые не могут не вызывать тревоги за то, что происходит уже на российской земле. Ко мне уже обратились несколько СМИ с просьбой дать комментарии, — завершает свой монолог Козьма. — Я спросил журналистов — а что, в России уже повывелись люди, профессионально занимающиеся Мьянмой? Мне ответили, что они все ушли в глубокое подполье. Я спросил у одного из них, почему он не дает комментариев — он-то знает, как в штате Ракхайн обстоят дела на самом деле. Ответ был простым: „Я живу в России, и у меня тут семья“. То есть, человек опасается рассказать правду, которая расходится с картиной, нарисованной в чьих-то мозгах — причем, боится он отнюдь не „злобных кровавых буддистов“, а совсем других людей. В общем, есть повод задуматься.
