25 лет Олимпиаде в Барселоне. Удивительная судьба Леонида Тараненко

4 августа на Олимпиаде в Барселоне 36-летний Леонид Тараненко завоевал серебряную медаль, уступив своему соотечественнику Александру Курловичу. Но в его жизни было и олимпийское золото в Москве, «Дружба» вместо второй Олимпиады, до сих пор не побитый рекорд и инфекция, едва не приведшая к смерти. В проекте «Братство конца» (https://www.championat.com/tags/26332-bratstvo-konca-istorija-letnej-olimpiady-1992/) Тараненко рассказывает и другие яркие и удивительные истории. «Курлович продал меня ни за понюх табака» — Перед Олимпиадой в Барселоне была высокая конкуренция. Противостояние бывших союзных республик накладывало отпечаток на отбор в команду? — В тяжёлой атлетике всегда была серьёзная конкуренция, и в каждом из тяжёлых весов было по три-четыре человека, способных выступать на чемпионатах мира и Олимпиадах и выигрывать. 1992 год не был исключением. То, что происходило в наших странах, спортсменов мало волновало, так как спорт был официально вне политики. Мы как профессионалы занимались своим делом, не обращая внимания на происходящее вокруг. Подготовка проходила как обычно, в идеальных условиях. — Вам было уже 36 лет. Не было сомнений, что сможете бороться за медали? — К этому времени мой организм уже износился, но потенциал был настолько высок, что я не сомневался, что смогу побороться и за золото, но за год до Олимпиады я травмировал локоть, а постоянные рецидивы не позволяли мне в течение года показывать лучшие результаты. За медаль высшей пробы мне было бороться уже не суждено. В супертяжёлом весе у меня не было иностранных конкурентов, поэтому мы с Курловичем были уверены, что один из нас завоюет золото, а другой — медаль. — Какие у вас были отношения с Курловичем? С одной стороны, он тоже белорус, с другой — принципиальный соперник. — У нас были дружеские отношения, пока мы были в разных категориях. Я выступал до 110 кг, а он — в супертяжёлом весе. Но потом он оказался в моём понимании слабым человеком. Я ему много раз помогал в жизни, а он продал меня ни за понюх табака. — Вы имеете в виду историю, как вас на пике формы не взяли на Олимпиаду в Сеуле? — И это в том числе. В этой истории фигурируют три человека: Курлович, Захаревич и Храпатый (царствие ему небесное). По жизни я им помог так, как не всякий родной отец помогает своим детям. Перед Сеулом у Курловича было травмировано плечо, и он никак не мог у меня выиграть. В Сеуле он толкнул 250 кг, а я на тренировках толкал 260. Они сговорились и сказали главному тренеру Алексею Сидоровичу Медведеву, что были очевидцами, как я на выездном допинг-тесте заменил анализ мочи. Он был интересным человеком, учёным, но немного оторванным от общения с людьми и реальной действительности. Такую хитрость он представить не мог и побоялся меня выставлять, думая, что я нечистый. Ведь если бы у меня была положительная проба, шум бы на весь мир подняли. — А вы не могли никак доказать свою чистоту? — Была возможность исправить ситуацию, но я дал маху. Я мог сам пойти выступать, вопреки приказам главы спорткомитета Марата Грамова и прочего руководства, но у меня была высокая гражданская ответственность, и я не рискнул идти поперёк. Точно так же хотели поступить с метателем молота Юрой Седых. У него было противостояние с Сергеем Литвиновым. Юру также обвинили в употреблении запрещённых препаратов, но он плюнул на всех, выступил на Олимпиаде и взял серебро. Эта тройка сыграла со мной очень злую шутку. Тараненко против Курловича «Когда тренер говорил, что я чистый, люди отворачивались и крутили пальцем у виска» — А через месяц после Игр вы уже били мировой рекорд. — В Австралии проходил Кубок мира среди супертяжеловесов, где я установил мировой рекорд в толчке — 266 кг, который не превзойдён до сих пор. Позже, когда изменились весовые категории, рекорды обнулили, но мой результат так и не превзошли. Нет никакой разницы, считать супертяжёлый вес свыше 110 или свыше 108 кг. Все ведущие тяжеловесы весят по 130-150 кг. Но международная федерация пошла на такую уловку. — У вас были возможности ещё поднять эту рекордную планку? — В то время мы с тренером Иваном Петровичем Логвиновичем вынашивали идею опровергнуть слова фантаста Герберта Уэллса, считавшего, что человек, рождённый на земле, не способен поднять над головой 600 английских фунтов, то есть 272,5 кг. Я был готов их поднять, но хотелось при этом заработать. В Советском Союзе за рекорд в сумме двоеборья платили 1500 рублей, а в отдельном упражнении — 800 рублей. Больше всех мировых рекордов побили Василий Алексеев и Давид Ригерт, которые по тем временам получали большие деньги. Зарплаты же были гораздо скромнее. Члены сборной получали 300-350 рублей, а Алексееву как супертяжеловесу платили аж 400. Мы не были избалованы деньгами, поэтому приходилось хитрить. — В этом помогала заграница? — Да. После выступления на коммерческих соревнованиях не отдавали всех денег в спорткомитет, а договаривались с организаторами сами, чтобы часть денег получать по чёрной схеме. Я начал искать, кто мне заплатит за этот рекорд. Президент Европейской федерации тяжёлой атлетики был готов заплатить только 2 тысячи фунтов, то есть почти $ 4 тыс. Но я на подготовку затратил бы больше. Так и не состоялся этот рекорд, потому что я не нашёл спонсора, протянул время, а потом пошли травмы, и всё закончилось бесславно. Сегодня я понимаю, что надо было поднимать, сколько могу, хоть бесплатно. У болгар было хорошее стимулирование для установления рекордов. Им платили за каждые полкилограмма превышения, то есть поднял на 5 кг больше, получи премию в 10-кратном размере, а у нас такой практики не было, поэтому мы искусственно тормозили, поднимая по полкилограмма больше. Надеюсь, что я доживу, когда найдётся человек, который побьёт мой рекорд 266 кг. — А это возможно при нынешней более жёсткой системе допинг-контроля? — Я не буду кричать, что мы поднимали исключительно на сале и чёрной икре. Каждый результат свойствен своему времени. Медицина всегда присутствовала в подготовке спортсмена, так как человек выдерживает слишком непосильные нагрузки. Он по природе не должен так издеваться над своим организмом, поэтому в то время были препараты, которые сейчас считаются запрещёнными. Медицина нам всегда помогала. Иначе результата не будет. Организм вынужден под нагрузками выживать в экстремальных условиях, но ему надо восстанавливаться, чтобы он рос, а не увидал. Сколько бы ни боролись с допингом, будут находиться новые методы восстановления организма. Но и нельзя огульно говорить, что в наше время все были на допинге. Я выполнил норматив мастера спорта в 1974 году. В то время люди из науки говорили моему тренеру, что для того, чтобы я прогрессировал, но при этом не сидел на анаболических стероидах, надо делать гормональный уровень. Я прошёл обследование, и мне сказали, что для восстановления никаких дополнительных гормонов не надо. Организм заряжен и так намного выше нормы. — То есть вы стероидов не употребляли? — Мой тренер Иван Петрович всегда был правдорубом и всю жизнь боролся с допингом. Заходил где-то спор, он подчёркивал: «А мой Лёня — чистый». Я его просил не говорить об этом никому. Люди отворачивались и крутили пальцами у виска. Нельзя человеку, который не верит, что можно поднимать вес без допинга, говорить, что он дурак и не умеет работать. В 1979 году, когда я выиграл Спартакиаду народов СССР, мы готовились выступать на чемпионате мира в Салониках с россиянином из Краснодара Сергеем Аракеловым. Коррупция у нас была во все времена, поэтому определённые силы хотели видеть чемпионом Аракелова, который уступал мне на тренировках и уступил на Спартакиаде. — Как это можно было сделать? — На выездном допинг-контроле ко мне пришли главный тренер Кудюков и врач команды Лободаев и гостренер Санталов и сказали: «Ты, белорус, не едешь на чемпионат мира, потому что у тебя нашли три креста!» Три креста — это анаболические стероиды, гормоны и психостимуляторы. Я говорю, что этого не может быть, ведь я ничего не употреблял. Они в один голос: «А как ты готовишься к чемпионату мира?» Как готовился? Сало, чёрная икра, мёд, орехи. Они отвернулись и ушли. На чемпионат мира я поехал, но они мне не дали выиграть. Провели такой тактический ход, что у меня не было возможности обойти Аракелова в последней попытке. Я после этого сорвался и гонял их по всему помещению, но Аракелову я проиграл. Соревнования штангистов-тяжеловесов в Барселоне «Меня разрезали от пятки до лопатки» — Зато вы выиграли через год на Олимпиаде в Москве. — Благодаря высокому патриотизму и ответственности у тренеров. В моей категории 110 кг был очень сильный болгарин Валентин Христов. Они бы меня никогда не допустили, ведь помимо Аракелова был ещё Зайцев с Украины, но они не могли выиграть у Христова. Я у него выиграл весной на чемпионате Европы с мировым рекордом в сумме двоеборья, поэтому тренеры были вынуждены брать меня в ущерб себе. В отличие от Украины, с Беларуси нельзя было получить взятку, а Христова они очень боялись. — Почему доктор Сергей Архипов, который оперировал вас в 1983 году, был уверен, что инфекция и проблемы со спиной у вас начались из-за допинга? — Я читал Архипова и был страшно удивлён. Всё было совершенно не так. У меня заболела спина в 1982 году перед чемпионатом мира, вышел диск. На сбор в Подольск приехал известный врач Сергей Миронов и сделал мне новокаиновую блокаду. Длинным шприцом сантиметров 15-20 вводят в этот самый диск под корешок новокаин. Воспаление снимается и болевые ощущения пропадают. На чемпионат мира я уже не поехал, так как не успел восстановиться, а через месяц установил мировой рекорд. В 1983 году у меня обострились проблемы спины, а у Юрия Варданяна — колени. Нас повезли к Миронову в отделение. У него в операционной жил стафилококк, и меня им заразили. Пока был включён кварц, стафилококк прятался в поры штукатурки, а как его выключали, он вылезал обратно. Условия там были антисанитарные. Варданян, глядя на грязь в операционной, думал: только бы ничего не занесли. Но со мной случилось худшее. После инъекции я чувствовал себя с каждым днём всё хуже и хуже. Пришлось снова ехать к Миронову в ЦИТО. Он собрал консилиум и две недели не мог определить, что со мной происходит. — Как такое может быть? — Организм был у меня настолько крепкий, что анализы ничего не показывали. Приводили студентов и показывали, какой у меня невероятный случай. Когда через две недели я уже умирал, вечером пришли Миронов и Архипов и всё обсуждали, что же у меня такое. «Инфекция у меня», — говорю. Миронов отмахнулся от меня как от назойливой мухи: «Да молчи ты! Какая инфекция, если у нас стерильные условия». На следующий день у меня взяли пункцию из мышцы и обнаружили стафилококк. От спины он распространился до задней поверхности бедра. Мне разрезали 30 см на спине и всю заднюю поверхность бедра. Я потом шутил, что разрезали от пятки до лопатки. Если кто спрашивал, говорил, что в Афгане душманы саблей рубанули. На этом история не закончилась. Ко мне приехали друзья Султан Рахманов, который уже закончил со спортом, и Леня Коп, нормальный еврей-бармен, всё время при деньгах. Меня как раз привезли из операционной. Спрашивают у Миронова: «Жить будет?» Он отвечает: если бы у нас был препарат «контрикал», то выжил бы. Надо 50 ампул, а у нас только две". Можете представить себе уровень безалаберности и непрофессионализма, если у них был стафилококк, а не было препаратов. — Как нашли лекарство? — Через пару часов Лёня Коп достал по своим еврейским связям этот контрикал, и только тогда Миронов сказал, что я выживу. Поэтому меня спас Лёня, а не Миронов с Архиповым. А про анаболики они выдумали, чтобы скрыть свою бездарность. После операции я четыре дня был в бессознательном состоянии. Этого Архипова, которого в душе считал виновником случившегося, я чуть не задушил. Для восстановления мне стали колоть стероидные препараты для улучшения сердечной деятельности, которые предписаны для реабилитации в послеоперационном периоде. Я в шутку после укола ляпнул: «Ой, чувствую, как родной пошёл по крови». Я никогда не применял этот препарат и в своё время даже протеины с анаболиками путал. Ставший руководителем федерации Юрий Власов услышал и говорит: «Так вы тут все химики. В моё время мы стероиды не применяли». Я же знал, что стафилококк помимо меня занесли пятерым людям, Зоя Сергеевна Миронова перерезала нерв молодой девочке горнолыжнице так, что у неё стопа отвалилась. Занесли стафилококк лётчику-испытателю, трижды награждённому орденом Ленина. От них масса народу пострадала, а они считают, что работали на высоте. — Больше вы с этими врачами не сталкивались? — С Мироновым виделся пару раз в аэропорту, так он прятал глаза и бежал от меня сломя голову. В душе они знают, что сделали со мной. Жив я остался только благодаря моим друзьям. Я провёл там не меньше двух месяцев и со 118 кг похудел до 90. Никто не думал, что я после всего этого буду поднимать штангу. «Стоило мне сказать слово, и Курловича бы в команде не было» — Через год вы выиграли игры «Дружба-84». Жалели, что не смогли попасть на настоящую Олимпиаду? — Сейчас мы понимаем, что «Дружба» — это была обманка. Коммунисты требовали гарантий безопасности от Америки, те молчали и дали гарантию за два месяца до Олимпиады, когда уже было решено бойкотировать Игры. Победителям «Дружбы» заплатили так же, как за Олимпийские игры, но потом о них забыли. Хотя люди клали свои жизни и судьбы. Анатолий Писаренко выиграл эти игры в невероятной борьбе с Курловичем. Это было уму непостижимо, как он, проигрывая 10 кг в рывке, заказал вес намного больше рекорда мира. Народ уже начал расходиться, а за кулисами остался только его тренер Ильин, я и судьи. Когда он поднял вес, все побежали назад. Я поздравил его сразу после Ильина, а он удивился: «Ты же белорус, ты за Курловича». Я ответил: «Толя, ты совершил подвиг. Этим нельзя не восторгаться. Мы все спортсмены одной команды, и не важно, кто украинец, а кто белорус». С тех пор мы с ним стали друзьями, несколько раз виделись в Киеве, хотя живёт он сейчас обособленно. А «Дружба» эта канула в лету. Если российское правительство платит этим победителям олимпийские стипендии, то в других республиках и Беларуси об этом забыли. — Но у вас наверняка есть стипендия за Олимпиаду-80? — По достижении 60 лет нам платят 500 белорусских рублей. Это примерно 250 долларов, а цены в Минске уже становятся выше, чем в Москве. Поэтому многие уехали и сменили гражданство. — В 1992 году ваша сеульская история повторилась с Курловичем. Алексеев подозревал его в употреблении допинга и не хотел брать на Игры. — С Алексеевым в своё время тоже обошлись гнусно. Когда он попал в сборную просто тренером, получилось так, что он даже не старший, а я, Курлович, Захаревич и Храпатый были уже ветераны, элита. Василий Иванович был очень резкий человек, но справедливый. Он сильно повздорил с Захаревичем и хотел отчислить его перед чемпионатом мира. Я организовал путч, и команда выступила против Алексеева. Мы объединиись в один костяк, хотя штангисты народ разрозненный, стояли как монолит. По одному бы нас переломали. Приехало всё начальство во главе с Колесовым и Пархоменко, мы выступили единым фронтом, и со сбора выгнали Алексеева. Об этом я пожалел позже, когда эта тройка стала сплавлять меня. В 1989 году по их сговору с Медведевым меня не выставили во второй раз, теперь на чемпионат мира. Об этом мне рассказал очевидец Павел Кузнецов. На Олимпиаде я ещё не знал, откуда ноги растут и кто идёт против меня. Я знал, что Медведевым было не довольно руководство, потому что он был зажимистый мужик и ни с кем не делился и никому не приносил прибыли. С моей помощи его сняли с должности главного тренера, хотя он привёз с чемпионата мира пять золотых медалей. — Он сильно удивился? — Ага. Сидит Сидорович и никак не поймёт, почему его такого успешного тренера федерация сняла. Алексеев, которого назначили вместо него, говорит при встрече: «Ну что, белорус, как там твои друзья?» Я объяснил, что лично против него ничего не имел, но считал своим долгом защитить друзей. К Олимпиаде он выгнал Захаревича и Храпатого, а остался один Курлович. Он меня вызывает и говорит: «Что будем делать с ним? Если ты гарантируешь, что выиграешь, мы его завтра же выгоняем со сбора». Я честно признался, что у меня болит рука, после чего он задумался. Мне стоило всего лишь покривить душой и сказать, что я выиграю, а там будь что будет. Курловичу тогда бы просто не было. Он попал туда только благодаря тому, что я оказался честным человеком. — А зачем тогда Курловичу потребовалось заступничество Русака? — За две недели до вылета у него была положительная проба. Алексеев понял, что всё может рухнуть, и принял решение его не выставлять. Но раньше не было такой техники, нахождение препаратов спустя долгое время, и к выступлению на Олимпиаде он мог подойти чистым. Курлович пошёл к Русаку, своему земляку из Гродно, и начал его убеждать. Русак решил, будь что будет, и дал указание выставить Курловича. — В 40 лет вы поехали и на Олимпиаду в Атланте уже в составе белорусской команды. Если бы не травма, за какой результат могли бы побороться? — В 1993 году я закончил с большим спортом, потому что всё так болело и надоело, что отказался даже от последней попытки в толчке на чемпионате мира, бросил пояс штангиста на землю и сказал: «Хватит». Уехал в Индию, поработал там тренером. Сбросил вес со 156 до 114 кг и почувствовал себя здоровым. Я приехал в отпуск домой. Чёрт дёрнул меня зайти в министерство спорта. Встречает меня зампред Виктор Филиппович Путьков и говорит: «Хватит по Индиям ездить. Ты ещё молодой и здоровый, а у нас с Курловичем проблемы». Оказалось, он в немецком клубе попался на допинге и мог получить дисквалификацию и не попасть на Олимпийские игры. Тренер у меня такой же, как я, ненормальный и тоже решил, что мы ещё не всё сделали в спорте. Я бросил Индию и за год до Олимпиады начал подготовку. С набором веса и ростом нагрузок травмы начали возвращаться. Чемпионат Европы мне удалось выиграть, но там не было сильнейших. — Берегли силы к Олимпиаде? — Нет. Там обещали какие-то новшества по допинг-контролю, и многие просто испугались. Я выиграл с перспективным результатом, который можно было улучшить. Всё шло неплохо. В Америку я решил приехал накануне соревнований, чтобы не проходить акклиматизации. Но на заключительной тренировке в Беларуси я, выполняя толчок на 230 кг, повредил спину. Рассчитывал, что уже в Атланте врач поставит меня на ноги, сделает обезболивание, но спина становилась всё хуже. На разминке я не мог поднять даже 160 кг, посоветовался с врачом и снялся с соревнований. Стыдно было выходить и делать иммитацию поднятия. Пресса, вместо того чтобы разобраться в ситуации, обвинила меня, что я за счёт государства решил съездить в Америку. Конечно, зря я в таком возрасте и с такими травмами бросился в гонку за этой Олимпиадой. Спина у меня всё время была в аварийном состоянии, отдавала то в одну, то в другую сторону. Поиздевался я над своим организмом прилично, о чём сейчас очень жалею. — Как сейчас спина себя чувствует? — У меня три межпозвоночные грыжи, спина постоянно болит. Если бы не твёрдая уверенность, что помогает спортзал, я бы уже рассыпался, а так стараюсь регулярно заниматься на тренажёрах. Если нет времени, спина даст знать о себе и загонит обратно в режим. Мышцы приходится всё время держать в тонусе, потому что иначе невозможно.