Войти в почту

«Нужно улучшать природу человека». Нобелевский лауреат – о раке и эволюции

Джеймсу Уотсону было 34 года, когда он получил Нобелевскую премию за открытие двойной структуры молекулы ДНК. Человек-легенда, чье исследование стало началом новой эпохи в биологии, неоднократно подвергался за рубежом критике за смелые, порой неполиткорретные высказывания. Американский биолог открыто заявлял, что люди не могут быть равны по законам эволюции. За что был вынужден уйти с поста руководителя лаборатории, где он работал. Американский биолог посетил Санкт-Петербург, где выступил с открытой лекцией перед студентами и преподавателями СПбГУ. О фармацевтической отрасли – Я интересуюсь созданием препаратов, которые излечат рак. Убежден, они должны быть как можно более доступными и недорогими. Сейчас фармацевтическая отрасль и отрасль биотехнологий в США и Европе очень безответственно относится к своему делу. Их главная задача – не обеспечить здоровье людей, а обогатиться. Препараты стоят гораздо больше, чем люди могут себе позволить. Когда мы разработали лекарство для борьбы с мышечной атрофией, и нам пришлось взаимодействовать с представителями бизнеса, чтобы вывести препарат на рынок, то нам предложили установить ценник на годовой курс в размере 600 тысяч долларов. Кто смог бы оплатить такую сумму? К сожалению, сейчас в США медицина стоит так дорого, что больницы стали бизнес-предприятиями. Фармацевтика – это очень дорогая отрасль. Те люди, которых удалось излечить, зачастую в итоге оказываются банкротами. А если при этом люди не смогли избавиться от болезни, то это просто катастрофа. Считаю, что бизнес также не совместим с образованием. Сейчас складывается такая ситуация, что на будущих студентов навешивают долги, с которыми они никогда не расплатятся. Это скандал и катастрофа. Считаю, что нельзя все ставить на коммерческую стезю. Нужно работать на жизнь. О борьбе с раком – Война с раком ведется почти 40 лет. Я был членом президентского комитета, из которого меня благополучно вышибли, потому что я заявил, что за 10 лет нам с раком не справиться, так как у нас недостаточно знаний. Раньше, когда люди занимались этим вопросом, они в химии совсем не секли. Это как с ДНК: чтобы раскрыть его структуру, нам нужно было знать химию. А врачи химией практически не владеют. Они не имеют необходимого понятийного аппарата, чтобы прийти к нужным идеям. Поэтому они слушают, что им сверху спускает большая фарма, и все это передают пациентам. Я надеюсь, что через пять лет, к примеру, рак поджелудочной железы будет полностью излечен. Поэтому эти пять лет я так хочу прожить, несмотря на то, что в теннис я буду играть уже не так успешно как сейчас. Об увлечениях в студенческие годы – Теория Дарвина, эволюция – вот что меня увлекало в студенческие годы. Я был рад учиться в университете. Моя семья не была богатой, каждый вечер после занятий я возвращался домой. Друзей у меня особенно не было. В университетские годы я с девушкой ни словом не перекинулся, на свидания не ходил. Впервые я поговорил с девушкой с глазу на глаз, когда поступил в аспирантуру. Это была большая ошибка: я был не готов (смеется). В те годы я обожал биологию, а ДНК оказалось делом всей моей жизни. Учиться мне было хорошо. Может быть даже больше, чем другим. Отсутствие друзей меня даже не расстраивало, потому что у меня были книги. К тому же у меня были замечательные понимающие родители, с которыми можно было поговорить. О генной инженерии – Нужно улучшать природу человека. Мы знаем, как функционирование супрессоров опухоли предотвращает появление рака у слонов, например. Мы можем, выявляя эту мутацию, определять, у кого может возникнуть рак, у кого нет. Я всегда говорю: если вы стоите на крайних рубежах науки, то очевидно, что ошибки неизбежны. Их не предотвратить. Но ничего страшного нет: ошибки совершать необходимо. Я выступаю против любых ограничений до момента проведения эксперимента. Когда эксперимент был проведен и он доказал свою несостоятельность, вот тогда можно вводить какие-либо запреты. Но до наступления экспериментальной фазы их вводить категорически нельзя. Когда вы стоите на берегу передовой истории, то о каких ограничениях может идти речь? Может быть, мы сможем создать человека, у которого будет иммунитет к раку, а может – найдем ген, который заставит исчезнуть республиканцев (смеется). О влиянии генетики на судьбу и характер – Хотелось бы, чтобы среда определяла сознание, но на самом деле, подозреваю, что Ландау – это не плод среды, а результат генетического стечения обстоятельств. В Америке стоит дилемма: мы хотим, чтобы все люди были равными, чтобы не было людей второго сорта. Но эволюция работает по-другому. Эволюция – это отбор лучших. Есть конкретные гены, которые влияют на характер, на интеллектуальный уровень, на будущее людей. В Нидерландах, к примеру, ведутся исследования на эту тему, в США же это считается неполиткорректным. В Штатах многое, что я говорю, воспринимается как пощечина общественному вкусу. Думаю, президент Трамп меня бы поддержал, но вот декан Гарварда в глаза меня видеть не хочет. Получается, что мы закрываем глаза на правду, а университет не должен отворачиваться от истины. О памяти и фактах – Меня интересует принцип хранения информации в мозге. Существует интеллектуальная проблема, когда никто не представляет, чего же нам не хватает – фактов или идей. Я надеюсь, что в результате появления новых идей, будут совершены прорывы в науке. В реальности же в большинстве своем мы заняты сбором фактов. Делать это довольно легко. Интерпретировать их гораздо сложнее. Часто звучат вопросы: «Где заниматься проблемами мозга? Хорошо ли у вас в лаборатории?». Да хорошо, но проблема в другом. Надо родиться Ландау, чтобы идея зародилась в вашей голове. Я знаю Джона Хокинса. У него полно идей. Но на самом деле в этом мире есть человек пять, с которыми есть о чем поговорить. В биологии этот мир очень узкий. Мы считаем, что в биологии все проблемы решаемые, но мозг еще пока не дошел до той степени эволюции, чтобы иметь достаточный потенциал для осознания самого себя. Об эволюции и «улучшении» человека – Я считаю, что двигаться нужно в направлении улучшения человека. Одна из важных идей – создание людей с иммунитетом к раку. Мне кажется, люди убеждены, что эволюция прекратилась. Но она все еще существует. Мы можем ее даже ускорить. Может быть, нужно это сделать для того, чтобы выжить в условиях новых катастроф? Так что, думаю, многим нужно принять новые границы науки. О трудолюбии – Я преуспел в жизни, возможно, потому что я много работаю, а не потому что умнее других. Я люблю читающих людей. Сейчас стало гораздо проще получать информацию, например, через Интернет. Если раньше человек преуспевал, так как был более мощным, физически развитым, то сейчас важен мозг. Не все оказались к этому готовы. И неравенство связано именно с этим. Решать эту проблему непросто. В США мы же пытаемся закрывать глаза на это неравенство и винить во всем социальный строй. Но неравенство существует. Оно повсюду. В Турции, к примеру, отказались от преподавания эволюции в школе вообще. У нас есть коллеги в Турции, которые понимают всю безумность этой идеи. Бороться с эволюцией как это происходит сейчас – просто невозможно.

«Нужно улучшать природу человека». Нобелевский лауреат – о раке и эволюции
© АиФ Санкт-Петербург