Глава девятая, в которой Далтону Трамбо приходится отвечать и за Молотова, и за Риббентропа

История «Охоты на ведьм» в 20 главах и 20 фильмах Содержание предыдущей главы: продюсеры так боятся лишиться проката в Германии, что позволяют немецкому консулу Гисслингу установить в Голливуде нацистскую цензуру; его расправа над сценарием фильма "Три товарища" переполняет чашу терпения Скотта Фицджеральда -- автор "Великого Гэтсби" вступает в компартию Канн-1971 стал триумфом голливудских коммунистов. Золото завоевал "Посредник" политэмигранта Джозефа Лоузи. Гран-при и приз ФИПРЕССИ -- "Джонни взял ружье", единственная режиссерская работа 65-летнего Дальтона Трамбо, сценариста, отсидевшего по делу голливудской десятки и -- о чем тогда никто не догадывался -- дважды завоевавшего "Оскара" (в том числе за "Римские каникулы") под псевдонимами. "Джонни" -- величайший антивоенный фильм в истории кино -- и фильм немыслимый. У романа Трамбо "Джонни получил винтовку" чудовищный, натуралистический сюжет, казалось бы, неподвластный экранизации, а на экране нет и намека на натурализм. Действие разыгрывается в голове у солдата Джонни, ушедшего на Первую мировую потому, что "так надо, когда Родина в опасности", и изувеченного в последний день войны. Его послали на ничейную землю убрать труп, зловоние которого раздражало полковника. Теперь у Джонни нет ни рук, ни ног, ни лица. Остались только разум и желания. В видениях его навещают отец, подруга, Иисус, у которого нет ответа ни на один вопрос потому, что Джонни не может ни о чем спросить. В жизни с ним ухитряется наладить "диалог" медсестра. Джонни молит убить его или выставить на всеобщее обозрение, чтобы все поняли, что такое война. Но власть изолирует героя, обрекая на вечные муки. Роман увидел свет в 1939 году, лучшем в карьере Трамбо. Писать он начинал по ночам, работая -- кризис разорил его семью -- в пекарне (в пекарне работал и Джонни). Первая же публикация принесла вызов в Голливуд. В 1936-м беспартийный коммунист Трамбо (отношения с партией он оформит в 1943-м) попал "навечно" в черные списки за профсоюзную активность, но времена были вегетарианские, вечность продлилась три месяца. К 1939-му он стал самым дорогим сценаристом Голливуда, стоил четыре тысячи долларов в неделю, а его средний гонорар составлял 75 тысяч. В 1938-1939 годах его имя появилось в титрах восьми фильмов, театры ставили его пьесы, он счастливо женился на 22-летней официантке Клео. Едва ли ни единственный из сценаристов, он входит -- благодаря "Джонни" -- в пантеон большой американской литературы. В 1940-1941 годах роман дважды читали по радио. Кэрол Ломбард и Кларк Гейбл приобрели 97 экземпляров книги и послали их президенту и сенаторам. Уильям Холден загорелся идеей экранизации, но натолкнулся на отказ Paramount. И это большая удача -- трудно представить, что оставил бы от шедевра Голливуд образца 1941 года. Еще труднее понять, почему роман вызвал в тот момент шквал издевок в прогрессивной, но некоммунистической прессе, и почему в 1950-х она служила доказательством лицемерия красных. "Джонни" не повезло. Журнальная публикация началась 3 сентября 1939-го, через два дня после начала войны и через десять дней после советско-германского договора. Коминтерн предписал сменить тактику: не призывать к революционной войне с фашизмом, а осуждать войну как империалистическую и препятствовать втягиванию в нее США. Лидер компартии Ирл Браудер сопротивлялся, но через два месяца сдался. Справедливости ради отметим, что так же радикально сменили тактику и оппоненты коммунистов. Так, еще в 1936-м прославленный Роберт Шервуд написал яростно пацифистскую пьесу "Восторг идиота". А уже весной 1940-го вышла его пьеса "Да сгинет ночь", герой которой, финский ученый, нобелевский лауреат Каарло Валконен защищал родину от штурмующих линию Маннергейма солдат вермахта, переодетых в красноармейскую форму. Шервуда в лицемерии никто не обвинил, а Трамбо десятилетиями пришлось объясняться: "Для меня и для человечества кровь германских солдат так же драгоценна, как кровь финнов, русских, французов, англичан или поляков". Немаловажную роль в том, что коммунисты в одночасье стали "пацифистами", играло то, что начавшаяся война казалась дурным дежавю Первой мировой. А страшнее ее для "потерянного поколения" и его "детей" не было ничего. "Я вспоминаю кое-какие сочинения, предшествовавшие нашему вступлению в прошлую войну, и мне ненавистна мысль, что я окажусь в числе людей, которые пишут подобное,-- кстати, многие из тех писателей теперь ненавидят себя. Мы живем в эпоху столь отвратительных компромиссов, что лишь немногие выйдут из нее, сохранив свою честь. Что касается меня, то я вижу достойных, безмерно талантливых и глубоко искренних -- не чета мне -- людей, которые компрометируют себя, разделяя господствующие чувства, потому что откровенно напуганы. Я полагаю, они горько пожалеют о своей позиции. Я полагаю, многие из них уже погубили себя. И я не могу присоединиться к ним",-- писал Трамбо в феврале 1941-го. Ну а потом случились 22 июня 1941-го и Перл-Харбор -- и Трамбо запретил републикацию и продажу "Джонни" до победы: пацифизм снова стал неуместен. Коммунисты пытались перещеголять всех в своем патриотизме, желание помочь родине перечеркивало все нормы партийной (если не человеческой) этики, включая табу на контакты с охранкой. И умница Трамбо -- опять в связи с "Джонни" -- совершил откровенную глупость. В конце 1943-го он, по его словам, "Получил несколько прелестных писем, обличающих интернационал евреев, коммунистов, "нью-дилеров" и банкиров, наложивший запрет на "Джонни". Авторы предлагали организовать -- со мной в качестве чирлидера -- общенациональный митинг за немедленный мир, пообещали развязать кампанию писем моему издателю с требованием переиздания "Джонни"". Трамбо вообразил, что в переписку с ним вступила целая нацистская сеть. Коммунисты не пишут в ФБР, коммунисты не зовут агентов ФБР к себе домой. Трамбо сделал и то и другое. "8 января 1944-го я провел два замечательных часа с двумя юными джентльменами, которых необычайно интересовало, какие книги я читаю, какие журналы выписываю и где за границей побывал, особенно бывал ли я в СССР. Когда они уходили (начисто забыв о письмах и ничего по их поводу не записав), они предложили мне связаться с ними, если я "поменяю свои убеждения"",-- вспоминал он. Может быть, он надеялся, что демонстративное сотрудничество с ФБР ускорит отправку на фронт, которой он тщетно добивался: коммунистов в действующую армию, хотя, становясь под ружье, они выходили из партии, старались не допускать. Во всяком случае Трамбо своего добьется -- и в 1945-м отправится военкором на Тихий океан. Историки пользуются этим эпизодом, чтобы заменить легенду о Трамбо, герое и жертве, легендой об осведомителе ФБР. Что ж, доносчиком он был, но единственный донос написал на самого себя: "юные джентльмены" зарезервировали ему место главного обвиняемого по делу десятки.