Дневник матроса Борисова

Предыдущую часть путешествия вы найдёте здесь. Новогодняя эквилибристика Первые дни 2017-го года. Новый район нашего промысла — акватория западного побережья Камчатки, так называемая Западно-Камчатская подзона. Море и ветер играют нашим «Востоком», как бумажным корабликом. На суше — каникулы, а у нас на пароходе, как на цирковой арене — бесконечные тесты на способность к прямохождению. Ну, и, само собой, рыбалку никто не отменял. В прачечной боцман Петрович закрепляет по-штормовому стиральные машинки. Он изготовил мощные металлические уголки, и, с помощью шуруповёрта, намертво прикручивает наши бельепомывочные аппараты к переборкам (к стенам, то есть). Попутно, в прачечной появляется грозное предупреждение с подписью старпома: «В штормовую погоду стирка запрещена!». На камбузе мне, как самому малоопытному, приходится проявлять чудеса эквилибристики. Петрович инструктирует: «Чтобы не расплескать первое блюдо по пути от кастрюли к обеденному столу, набирай не более половины тарелки!» Но у меня всё же случается конфуз. Во время перерыва, на ужине, я оставляю тарелку с вкуснейшим супом от Михалыча на столе рядом с плитой, и жду, когда освободится микроволновка (в ночную смену всё приходится разогревать). Желание поесть супа усыпляет самоконтроль, тарелка почти полная, а кроме того я ставлю её на тот участок, что не застелен штормовой скатертью (специальное покрытие, на котором посуда не скользит и не ездит туда-сюда во время качки), через минуту всё содержимое тарелки — на столе. Перед второй попыткой мне приходится провести на камбузе генеральную уборку — помыть стол и скатерть. Лёша, матрос из команды добытчиков, успокаивает меня и рассказывает, как в прошлом рейсе он в сильную качку пролил тарелку горячего борща себе на брюки, причём, на самое ответственное место — к счастью, без последствий. Полёты во сне и наяву Во время сна я ищу несуществующие поручни. И вот настаёт тот самый день. Вы помните, днём я сплю, а ночью работаю. Волна подбрасывает наш «Восток» так, что я подлетаю с моего диванчика, словно прыгаю на батуте. В полёте успеваю проснуться и мягко приземляюсь на палубу вместе с подушкой и одеялом. Кроме меня в каюте ещё двое спящих ночников — моторист Коля и матрос Саша. Другие мои «сокамерники» — боцман Петрович и матрос Саша-второй — на смене, добывают треску. Колю, похоже, неспособен разбудить даже артиллерийский залп, а Саша-первый просыпается и спрашивает, цел ли я. Я утвердительно киваю в ответ, и, едва сдерживая смех, укладываюсь. Пытаюсь заснуть, и вскоре мне это удаётся. С этого момента мой сон становится чутким настолько, что уже через пару дней я успеваю вскочить на ноги за долю секунды до того, как из непонятно как открывшегося иллюминатора (он как раз над моим лежбищем) на мой диванчик выплёскивается приличная порция бодрящей охотоморской воды. Мой «сокамерник», матрос Саша-второй, работающий в дневную смену, любит проветривать каюту даже в непогоду, забывая, видимо, что находится не в дачном домике под черёмухой, а на судне в бушующем море. В этот день после проветривания откидные болты с барашками оказались не закрученными, а просто наброшенными на выемки в раме — визуально иллюминатор казался закрытым. Я попросил соседа впредь быть внимательнее, а сам, возвращаясь после смены в каюту, стал проверять, закручены ли барашки нашего люмика (иллюминатор на морском сленге — М. Б.). Как моторист Коля на зимнюю на рыбалку не попал Вместе со мной в ночную смену в бригаде рыбообработчиков трудится моторист Коля. Моторист (по-морскому — мотыль) — самая младшая в должность в машинной команде, которая обслуживает на нашем судне всё, что крутится, вертится, и периодически требует смазки; в том числе — оборудование для постановки и выборки рыболовных снастей. По совместительству Коля — газоэлектросварщик, и, если в ночную смену происходит авральный ремонт каких-либо механизмов, требующий сварочных работ, наш моторист незаменим. А если нет никаких авралов, Николай, как и все ночники-рыбообработчики орудует ножом у разделочного стола. Затачивает ножи перед сменой тоже Коля. У него вообще много талантов. Родина Николая — приморский город-порт Находка, расположенный на берегу одноимённого залива. В залив впадает река Партизанская. Несмотря на то, что кампания по искоренению всех китайских топонимов на карте Приморского края проходила ещё в начале семидесятых годов прошлого столетия, прежнее название реки — Сучан — до сих пор живёт в разговорном языке. Зимой устье реки, как магнит, притягивает любителей подлёдного лова со всего Приморья. Николай — из их числа. Если в работе случается перерыв, Коля пропадает в мастерской в машинном отделении. Он вытачивает, вырезает, выпиливает разные хитрые приспособления для зимней рыбалки. Однажды Коля пришёл на смену расстроенный. Друзья прислали ему в WhatsApp фотоотчёт с рыбалки на Сучане с навагой и зубарём. Зубарь — рыба, пахнущая свежим огурцом. Особо ценится у тех, кого хлебом не корми, а дай посидеть с удочками на льду. Коля вздыхал: «Накрылась моя рыбалка в этом сезоне…» Я в недоумении возразил: «Коля, да ты здесь, по сравнению с теми, кто тягает удочками „пескариков“ — просто король! Вот здесь и сейчас у тебя — настоящая рыбалка!» Коля грустно ответил: «Да разве это рыбалка? Это — РАБОТА… А там — ПРОЦЕСС…» Чтобы подбодрить товарища, я предложил ему сфотографироваться с охотоморским уловом и отослать эту фотографию друзьям на «большую землю»: «Да у них же просто челюсти поотваливаются от зависти!». Мы нафотографировали на целый дембельский альбом, но отправить фото Коля не успел. Интернет уплыл, не попрощавшись Новогодние каникулы на суше были ещё в самом разгаре, а у нас на пароходе внезапно пропала интернет-связь с большой землёй. Мы по десять раз на дню заново вбиваем свои логины и пароли, что идут в комплекте с пакетом трафика, копаемся в настройках, зло ругаемся на свои телефоны и планшеты, глядя в уснувшие контакт-листы WhatsApp. Поначалу мы надеялись, что это временное явление, ходил даже слух, что в праздничной суматохе кто-то из наших коллег на земле, ответственных за выход во всемирную паутину, случайно отключил какую-то заветную кнопку. Такие гипотезы обычно плодятся и множатся, пока кто-нибудь не поднимется на мостик и не выяснит реальную причину у отцов-командиров. Оказалось, что проблема на нашей стороне. Вышел из строя спутниковый модем. Внешне он подавал признаки жизни, весело подмигивал своими лампочками и даже еле слышно жужжал, поэтому причину обрыва связи установили не сразу. Запасного модема на борту «Востока» не оказалось, и теперь нужно ждать, когда попутным транспортом из Владивостока доставят новый. Поначалу я воспринял будущее без интернета как трагедию, но вскоре смирился и успокоился: для экстренных случаев на мостике по-прежнему бесперебойно работала телефонная связь с берегом. Я снимаю шторм Восьмого января мы свернули работы, задраили все люки и встали носом на волну. Море разбушевалось не на шутку. Днём мне не спалось, я поднялся с камерой на мостик и устроился у иллюминаторов, чтобы поймать красивые кадры с гигантскими волнами. Краем уха я услышал, что боцману Петровичу предстоит прогуляться на бак (носовая часть судна) и проверить, всё ли там хорошо закреплено. Так мне впервые удалось сделать видеозапись с человеком на палубе во время шторма. Я спустился в сушилку, где Петрович развешивал промокшую насквозь куртку. — Петрович, а тебе не понадобится выйти на палубу снова? Мне нужен сопровождающий. У тебя ведь найдётся запасная сухая одежда? Петрович посмотрел на меня как на психически нездорового. Я рассказал, что мне очень хочется снять стихию на фото и видео не из-за толстого стекла, а, что называется, в полном контакте. Однако выйти в одиночку на палубу я бы не решился. Страшно! Петрович к моим творческим потугам отнёсся с пониманием. Мне осталось получить разрешение на мостике. Там мне строго-настрого наказали работать только на корме (это самое безопасное место, закрытое надстройками от ветра и волн, и там же расположен выход из жилых помещений на верхнюю палубу). Так я впервые на трясущихся от страха ногах оказался лицом к лицу со стихией. Оделся я во всё, что у меня было, а сверху натянул оранжевый резиновый рыбацкий костюм. Под ним я спрятал сумку с фотокамерой. Снимал я почти на автопилоте. Ноги и руки всё время искали дополнительной опоры. Палуба периодически проваливалась под ногами так быстро и так глубоко, что тело, казалось, не поспевало за ней и время от времени на доли секунды зависало без опоры, как в невесомости. Когда корма уходила вниз, оказываясь в подошве волны, гребень волны взмывал вверх, закрывая горизонт за кормой. Когда я попытался высунуть голову из-за кормовой надстройки, её (голову) едва не оторвало шквальным ветром. Было очень страшно, но одновременно со страхом я испытывал невероятный восторг, он-то впоследствии и вытеснил все мои страхи. Этот восторг хотелось пережить ещё и ещё. Я с удивлением наблюдал за Петровичем, насколько спокойно, даже обыденно, он вёл себя в окружении этой безумной стихии. В каюту я вернулся с ощущением, как будто побывал без скафандра в открытом космосе. Гигантская камбала — Вот это камбалёшка! Такими возгласами мы встретили первого белокорого палтуса, гиганта по сравнению с тем, что попадалось на наш донный ярус прежде. Этого красавца к нам на обработку ребята из команды добытчиков тащили втроём. Наш новый промысловый вид в Западно-Камчатской подзоне считается элитным. Из белокорого палтуса мы выпускаем штучный (в прямом смысле слова) товар. Каждая рыбина обрабатывается и упаковывается индивидуально. Вес среди тех, что нам попадались — до сорока килограммов, длина — около метра. Как и у камбалы, у палтуса плоское тело, плавает он «боком», или, иначе говоря, в горизонтальном положении: брюхо обращено вправо, спина — влево. Глаза расположены на верхней части туловища, она имеет удивительную «объёмную» окраску — как россыпь камешков пятидесяти оттенков серого, переливающихся на свету. Нижняя часть — абсолютно белая. С первым палтусом наш босс Равиль провёл мастер-класс для тех, кто прежде эту рыбу не обрабатывал. Когда я взялся за это дело, у меня поначалу уходило не меньше получаса на одну рыбину, что вызывало у моего шефа неподдельный ужас. Но первое время белокорый палтус попадался нечасто, основной частью улова была треска. В один из дней первой новогодней декады треска как будто сошла с ума. Рыбы было так много, что мы не успевали её обрабатывать, за что получили в свой адрес не одно бодрящее послание от начальника фабрики. Спинной плавник косатки Снять на камеру косаток, которые, как шашлык с шампура, обдирают улов с яруса, было пределом моих мечтаний. Утром 11 января на мостике я разглядел в бинокль характерные плавники над водой и сломя голову помчался в каюту за камерой. Одевался я так торопливо, что пуговицы и молнии на одежде никак не слушались пальцев. Я бегу по палубе с правого борта, чтобы занять самое выгодное место над выборкой, где меня от ветра и брызг будет защищать полубак (надстройка в носовой части судна). На поверхности воды, в паре метров от окна выборки, резвится гигантское животное невероятной красоты. Ну, думаю, вот и настал заветный момент! Успокаивая дрожь в руках, достаю из-под куртки фотоаппарат, навожу его на косатку… Но красавица уже была такова. Наверное, часа полтора я провёл на палубе, страшно замёрз, но, кроме плавников и характерных фонтанчиков на приличном расстоянии от судна, ничего перед моими глазами больше не появлялось. Я успокаивал себя мыслями о том, что времени впереди ещё много, и никуда от меня эти красавицы не денутся. Второй помощник капитана Саша рассказал мне, что человек на верхней палубе — серьёзный раздражитель для косаток, и, чтобы морские млекопитающие не исчезли из вида, необходимо маскироваться. Забегая вперёд, скажу, что у меня было ещё несколько попыток сделать фотосессию с этими фантастическими китообразными, но, как я ни пытался прикинуться ветошью или какой-нибудь не бросающейся в глаза деталью палубного оборудования, ни одна косатка так и не захотела сфотографироваться или сняться на видео. Однажды ребята из дневной смены рассказывали, как прямо из окна выборки наблюдали за танцами этих зубастых дельфинов на расстоянии вытянутой руки, но я в это время сладко спал в каюте, а подняться на жилую палубу и разбудить меня никто не догадался. Бодрое утро трала Очередная ночная вахта проходит в сильнейшую качку, сменившись утром. После смены я остаюсь в цеху, стараясь держать фотоаппарат поблизости. К нам приближается новый шторм, необходимо выбрать порядки и уходить ближе к побережью, где нас уже ждёт транспорт. Эти утренние съёмки получились очень продуктивными. У меня стал складываться цикл фотографий «Бодрое утро трала» (трал — так по старинке называют мастера добычи). Снимать мне по большей части удавалось как раз по утрам, после смены. А этим утром у нашего трала — старшего мастера добычи Владимирыча — выборка была как никогда экстремальная. Его то и дело окатывало волной с головы до ног. Приближалось Крещение, и Владимирыч назвал эту смену «Крещенским купанием». В таких случаях наши мастера добычи немного меняют свой внешний вид, делая его более герметичным: нижнюю часть брюк оранжевого прорезиненного рыбацкого костюма скотчем приклеивают к голенищам сапог. Вулкан Опала Рыбный трюм-холодильник «Востока-1» заполняется с невероятной скоростью. Это, конечно, на мой непрофессиональный взгляд. Я пока могу сравнивать лишь с тем, как обстояли наши дела в Татарском проливе, где мы, по меткому выражению нашего сэма Николаича, «полоскали верёвки». В процессе строительства небоскрёбов из брикетов и коробок с треской, чёрным палтусом, ликодами, скатом, и огромных штучных упаковок с белокорым палтусом мне уже приходится передвигаться по трюму, вжав голову в плечи. Ещё немного и — только ползком. Пригодной для перемещения остаётся лишь центральная часть трюма, по всему периметру рыбные небоскрёбы уже подпирают подволок (так на морском сленге называют потолок). В трюм мы спускаемся прямо по желобу на пятой точке, как с ледяной горки — трап сюда уже давно не помещается. В ночь c 17 на 18 января «Восток-1» швартуется с транспортом «Кам Стар». После швартовых операций мы освобождаем трюм от замороженного улова. В ночь c 17 на 18 января «Восток-1» швартуется с транспортом «Кам Стар». После швартовых операций мы освобождаем трюм от замороженного улова. Это одна из ключевых операций на промысле, вторая по важности после рыбодобычи и рыбообработки — перегруз. Даже произносят это слово с подчёркнутым пиететом, как будто сосредоточенно ставят пудовую гирю на стеклянную столешницу. К утру трюм наполовину пуст. Нас и команду, которая занимается грузовыми операциями на палубе, меняют бодрые, выспавшиеся и успевшие позавтракать «дневники». Когда рассветёт, мы увидим землю. Этого не случалось с 7 декабря прошлого года, тогда в процессе первого перегруза и приёма снабжения в Татарском проливе на западном горизонте тянулось побережье материка — вершины Сихотэ-Алиня на стыке границ Хабаровского края и Приморья. А ещё, говорят, на верхней палубе, если повезёт, мобильник может поймать сигнал сотовой связи: суша всего в 16 милях от нас. Поэтому отдыхать ещё не время, несмотря на ватные ноги и слипающиеся глаза. На верхней палубе наблюдаю коллег с телефонами. Мне пока рано звонить: наши часы настроены на камчатское время, во Владивостоке ещё досматривают сны. Я с камерой взбираюсь на крышу ходового мостика (эту территорию под открытым небом ещё называют навигационным мостиком). Начинается восход. Мы стоим борт к борту с огромным, по сравнению с нашим «Востоком», рефрижераторным сухогрузом в едва колеблющемся море. Воду успокаивает слой молодого блинчатого льда. На нём нежными утренними оттенками солнце рисует тропинку, она тянется от самого берега, с вершин камчатских сопок, и упирается в правый борт судна. Пальцы, вынутые из уютных рукавиц, незаметно перестают ощущать фотоаппарат и скрючиваются от мороза. Солнце выползает на небосклон и становится теплее. На берегу видны очертания сопки, напоминающие египетскую пирамиду. Позже, просматривая карты, я выясню, что это вулкан Опала. Четырнадцать лет назад, двадцатого августа в окрестностях Опалы рухнул вертолёт с группой сахалинского губернатора Игоря Фархутдинова. Погибли все — двадцать человек. Многих я знал лично. Они летели из Южно-Сахалинска в Северо-Курильск. Кому витамины? В ночь с 20 на 21 января мы прерываем рыбалку и швартуемся с «рабочей лошадкой», так рыбаки называют теплоход-снабженец — «Восток Рифер». Он обеспечивает наш добывающий флот всем необходимым: от продуктов питания до запчастей, доставляет и забирает из района промысла сменные экипажи, и, в случае необходимости, принимает в свой трюм готовую продукцию. Нам «Восток Рифер» привёз свежую порцию наживки — тонны замороженной сельди, несметное количество всяких железяк для машинного отделения и промыслового вооружения, большой запас стирального порошка (он был уже на исходе) и т. д. Самый жирный плюс нашему снабженцу я поставил за овощи и фрукты. Небо только начинало светлеть, огни «Восток Рифера» удалялись и таяли за кормой, а в нашей кают-компании начинался праздник живота — мы набросились на свежие фрукты. Яблоки, апельсины, знаменитые японские груши… Есть гурманы, сравнивающие эти груши с сырым картофелем, а я их обожаю! Теперь в каждое посещение камбуза я первым делом готовлю себе фруктовую тарелку — для счастья нужно так мало! Охотское море, с борта рыболовного судна «Восток-1», 2 января — 22 января 2017