Исцеление наукой: преподавательский путь Марины Шахбазян

Краснодар. 30 апр. - Новая Кубань. Знания, Культура и Вера – вот те доминанты, которые составляют ее суть. Доктор филологических наук, преподаватель журфака КубГУ, главный редактор краевой газеты «Православный голос Кубани», а еще счастливая мама и жена – кажется, этой женщине удается успевать все. Несмотря на сумасшедшую ежедневную загруженность, Марина Шахбазян дала «НК» большое интервью. – Марина Анатольевна, сегодня вы один из самых любимых преподавателей на факультете журналистики КубГУ. Расскажите, как и когда решили связать свою жизнь с наукой. – После работы в Краснодарском книжном издательстве в редакции художественной литературы я ушла в частное совместное советско-швейцарское издательское предприятие. Здесь впервые мы реализовали принцип свободы издания, то есть сами были хозяевами своего тематического плана, а не Госкомпечать. Но я столкнулась с такой проблемой, которой мы, бывшие советские редакторы, не предполагали: текст, имеющий коммерческий успех, это не всегда самый лучший текст. К сожалению, редактору иногда приходится делать то, чего хочет от него владелец издательства, для которого главное – прибыль. Когда я с этим столкнулась, у меня возник эффект, описанный у Ж.-П. Сартра. Никогда не думала, что это может быть на самом деле: у меня возникала тошнота при чтении любого печатного текста. Я не могла изучить больше одного абзаца. И тут знакомая, у которой был ремонт, попросила «приютить» часть библиотеки ее мамы. И в этой библиотеке, к счастью, оказались журналы «Семиотика» – труды по знаковым системам Тартуского университета. Вот тогда у меня случился прорыв: я начала их читать, преодолела эту тошноту и поняла, что мне нужно убегать в науку, в университет. Затем я встретила свою подругу, которая окончила журфак МГУ и училась там в аспирантуре (в народе говорят – случайно, а в церкви – промыслительно). Она пришла ко мне и попросила помочь ей с рефератом по философии. На тот момент я уже писала и свое... Она мне предложила отвезти какую-нибудь работу московским ученым: «Они посмотрят и скажут, стоит тебе связываться с наукой или нет». Подруга показала мои труды на кафедре философии для гуманитарных факультетов, а там сказали, чтобы я срочно-обморочно привезла свои документы в аспирантуру МГУ. Я хотела в Москву, мечтала заниматься Серебряным веком, литература которого – это стыковое пространство русского модернизма и религиозной философии. А тут – семья. Сын должен идти в первый класс. Стою перед выбором: либо ехать сдавать кандидатский минимум, либо ребенка вести в первый класс. И, естественно, выбор в пользу семьи. Тем более я встретила своего преподавателя из Кубанского госуниверситета, и он мне посоветовал, учиться здесь. Мы с мужем посовещались, и он тоже поддержал Краснодар. Так я пошла преподавать на филфак, потом на факультет журналистики, который был тогда отделением филологического. –– А почему «от тошноты» вы ушли в науку? Могли ведь уехать куда-нибудь, заняться еще чем-нибудь… – А это все семиотика виновата. Я не могла читать произведения, в которых была неправда, сильная коммерческая ангажированность, это способствует понижению культурного уровня текста. В студенческой юности мы ожидали одного: рухнет железный занавес, и к нам ворвутся все достижения мировой культуры. Они, конечно, пришли, но глубоко утонули в потоке массовой культуры. Оказалось, основные шедевры я прочитала в советский период на русском языке. – Что нужно человеку, для того чтобы выстоять в этом безудержном потоке массовой культуры, бездуховности, чтобы остаться человеком? – Для меня этот вопрос несложный. Я человек верующий. Тут сразу возникает вопрос: что имеем в виду под определением «быть человеком»? Ведь мы знаем, к примеру, французский аристократ, политик Маркиз де Сад полагал, что человеку дан разум, для того чтобы преодолеть свою природу. Это тоже форма разумной деятельности. Для меня это искажает природу, а для него – преодолевает. То есть разум побеждает. Разрушение и созидание. Что мы имеем в виду под этими категориями? Я, например, полагаю, что процесс разрушения института семьи, который происходит в мире, носит катастрофический характер. В то же самое время в четырех гуманистических европейских манифестах ХХ века проводится именно последовательная политика разрушения семьи. И они полагают это освобождением во благо человека. Все зависит от того, на что человек опирается, какой исходный пункт для себя выбирает. – Но это в европейской культуре, в русской совершенно иначе: семья – одна из ценностей русской цивилизации, основа государства. – В европейской культуре тоже так было. У нас одни и те же корни – христианская традиция. Французский писатель Жорж Бернанос в 1936 году после испанских событий в своем знаменитом эссе «Мы – французы» писал: «Мы – христианский народ». Для нас Франция 1930-х годов – это уже дехристианизированное пространство, а он говорит «христианский» и на этом настаивает. Во французской литературе была целая плеяда, католическая школа. Кстати, Бернаноса в СССР перевели на русский язык (серия «Зарубежная литература ХХ века»). Понятно, что это широко не пропагандировалось. То есть ценности начальные, исходные у нас одинаковые, но тот путь, который прошла Европа, сегодня предлагают нам. Мы шли, двигались в этом направлении сразу после революции, а потом произошел перелом. Мы остановились, перестали двигаться к этой пропасти. К счастью, есть у нас способность опамятования. Может, потому, что мы пережили революционные события. В Европе была своя трагедия, там было искушение национализмом, принявшим форму нацизма, но его преодолели. Тем не менее, процесс разложения затронул гораздо сильнее, и сегодняшняя атеистическая Европа хуже, чем Советский Союз 1970–1980-х годов. – У вас крепкая семья, которая является фундаментом во всем: в работе с молодежью, в науке, в общественной и творческой жизни. Как вы ее строили? – Мы с мужем знакомы с детства, но это не значит, что с юных лет мечтали быть вместе. Пережили три романа, встречались-расходились. Когда поняли, что друг без друга не можем, поженились. 30 лет нашему браку. Но это не означает, что он радужный, безоблачный. – Наверное, трудно жить с армянином? Известно, что армянские мужчины авторитарные, патриархальные и доминируют… – Зато очень легкие русские женщины. Да, трения были именно из-за этого: мои претензии на самостоятельность, наверное, чисто инстинктивно встречали сопротивление со стороны такого мужчины, который привык быть лидером. Но надо отдать ему должное: никогда не говорит «нет» или «ты не пойдешь в науку», «ты не будешь заниматься этим проектом». Он всегда идет мне навстречу, говорит, например: «Давай договариваться». Сына до третьего класса я водила в школу, а потом, когда убедилась, что он сам может переходить дорогу, пошла работать в университет на полную ставку. – А у мужа есть гордость за жену? Ведь не каждого преподавателя показывают по федеральному каналу «Россия 2» в окружении любящих студентов и гармоничной семьи… – Этот фильм больше не обо мне, он о нас: о моей семье, работе, сыне. Практически половину времени рассказ идет о муже: он православный христианин, художник-иконописец, мастер флорентийской мозаики, работает для церкви. Создал свою технику мозаичной иконописи. Его иконы есть в наших краснодарских храмах, например, на территории краевого онкодиспансера, в монастыре во имя иконы Божией Матери «Всецарица», а также в Апшеронском монастыре «Нерушимая Стена». Его учеником является Михаил Михович. К моей поэтической деятельности (кстати, в поэзии я публикуюсь под своей фамилией – Черкашина) он относится серьезно, вообще к любое творчество воспринимает серьезно, а вот журналистику считает ненужным для человека занятием. – Когда вышел фильм, разве что ленивый не говорил, думаю, от зависти: «А, это ее ученики снимали!» Но и у этих недоброжелателей тоже есть ученики, причем уже известные медиаличности, однако на вторую кнопку российского ТВ они не попадали. Как вы на такие выпады реагируете? – Мне, конечно, смешно от такого рода реплик, но на федеральный канал просто так не попадешь. Это очень большая ответственность. На «России 2» работают не мои, а наши студенты. И если они в какой-то момент вспоминают о тебе, это не может не радовать. В семье к этому отнеслись спокойно. С одной стороны, это дает какой-то опыт, позволяет оглянуться назад, подвести итог. А с другой выясняется – в действительности я сделала очень мало, нужно еще многое совершить, а ты не успеваешь, времени не хватает. – В чем заключается ваш преподавательский феномен? Студенты вас любят, иногда говорят: «В общении с Мариной Анатольевной чувствуешь себя дураком...» Это очень плохо, беда в образовании. Я как раз стараюсь пробудить в них желание читать, научиться думать. Призываю своих студентов творчески мыслить, что-то создавать. В прошлом году мои студентки сделали собственный сайт «Критикессы». Там они писали свои эссе, а у меня есть такая форма отработки – пропуск занятия заменяется сочинением. По Ницше – «покажи мне величие своей свободной мысли». И они полностью отдаются созиданию: снимают фильмы, ставят спектакли, делают проморолики по прочитанным книгам. Такое сотворчество рождает индивидуальность. Если бы с детства не нацеливали на прагматическую реализацию в какой-то одной области, а говорили, что дети могут все, они б становились универсальными гениями. Сколько у нас физиков-музыкантов, химиков-поэтов... Преподавание я очень люблю. Это определенная миссия: если у тебя есть знания, ты обязательно должен поделиться, тем более, нынче молодежь мало читает. Они худо-бедно представляют XIX век, XX вообще не знают, в зарубежной литературе тяжело разбираются. Поэтому я вхожу в аудиторию и стараюсь работать «на полную». Иногда плохо себя чувствуешь, но заходишь к студентам – и все, тебя уже несет, готов к полету, ты обо всем забываешь. По счастью, сегодня факультет (журналистики КубГУ, — прим. «НК») возглавляет профессионал, мастер журналистики, талантливый организатор образовательно-воспитательного процесса профессор В. В. Касьянов. Он сразу задал правильный вектор для работы и преподавателям, и студентам. Создал духовный комфорт, настоящую рабочую и творческую атмосферу на факультете. – Ваша работа видна: здесь книга, там фильм, поэтический турнир на журфаке. Вы способствуете улучшению образа наших будущих журналистов, ведь воспитательные моменты образовательного процесса не видны, а студенты меняются в лучшую сторону. Какие практические советы даете обучающимся по построению «облико морале»? – Нельзя студентам навязывать моральные представления. Но можно их вовлекать в процесс размышления. Например, во время лекций, когда мы говорим об издательском или редакторском процессе, всплывает имя Н. И. Новикова, первого редактора журнала для женщин, и я задаю им вопрос: «А почему именно он, тот, кто издавал антикрепостнические политические журналы (его закрывали не раз, потому что он находился в оппозиции к Екатерине II), открывает вдруг дамский журнал, где обязательно была картинка парижской моды? Но помимо парижской моды, там еще тексты были, причем самых прогрессивных на тот момент (по мнению Н. И. Новикова) русских и зарубежных писателей. Зачем он это делал?» Среди разных предположений бывает главное – на кого влияет женщина. Женщина влияет на ребенка. Это будущая мама. Новиков это понимал, поэтому он и издавал женский журнал, просвещал мать и, соответственно, формировал будущее поколение, так как мать всегда передает свои взгляды сыну. А еще он издавал детские журналы. То есть его интересовало будущее России, он видел ее формирование через семью. Ну и возникает второй вопрос, который я задаю студентам: «Скажите, пожалуйста, какой образ женщины сегодня формируется в журналах?» Девочки сразу ориентируются на «Космополитен». А какая там женщина? У нее есть семья, дети, у нее есть такие ценности, как мягкость, кротость, смирение, терпение, любовь? Нашим девочкам предлагают модель одинокой карьеристки. Это не воспитывает чувство материнства, не развивает качества в девушке, которые заложены в ней природой. Или возьмем женские литературные образы. Сравниваем, например, Эмму Бовари и Анну Каренину. Два типа женщин, которые предали свою семью, своих детей. Второй век нам представляют две модели женского поведения: либо ты безумная карьеристка, либо живи страстями. И при этом подлинные чувства, которые обязательно предполагают жертвенность, самоотдачу, не присущи этим моделям поведения женщин. Я стараюсь через литературу воспитывать наших ребят. Представляя им произведения ХХ века, рассказываю биографию писателя. И привлекаю внимание к деталям, которые обычно ускользают, например, служба в армии. Марсель Пруст ушел в армию добровольцем, отслужил год, хотя был астматиком. Жан-Поль Сартр после окончания учебы ушел в армию, год отслужил, вернулся, преподавал философию в лицее. Для ребят этот факт биографии великих писателей является открытием. И когда я вижу, что многие мужчины цепляются за какие-то бумажки, лишь бы не пойти в армию, меня это пугает. Потому что в мужчине я вижу защитника – и Отечества, и семьи. Правда, сегодня наблюдается обратная тенденция – ребята снова идут в армию осознанно. Девушкам я говорю: «И карьеру сделать успеете. Главное – выполните материнскую функцию, а то через время обнаружите, что вам 40 лет и у вас 40 кошек». – Вы успешны и выбранном деле, и в семейной жизни. Ясно, что без любви такое не построить. Так что такое любовь? – Это очень просто. Можно много чего придумать. Но лучшим ответом являются евангельские слова: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла, глава 13). Вот такая должна быть любовь. Если хотя бы ты чуть-чуть с ней совпадаешь, ты начинаешь чувствовать, ты понимаешь, что в любви нет страдания, и это исключительное ощущение присуще только состоянию любви. Не страсти, которая приносит именно страдание, а любви. Хотя эти два слова означают одно и то же, только страсть на церковнославянском, а страдание – на восточнославянском. Наверное, по-настоящему любить удавалось лишь тем, кто потом был канонизирован. Это преподобные или мученики, которые всей своей жизнью жертвовали. Вот они любили. Конечно, очень сложно любить, но пытаться надо. Кстати, у Камю именно любовь заставляет журналиста оставаться в чумном городе, а не уйти к любимой женщине, то есть настоящая любовь освобождает человека от его малодушия и заставляет его жить по максимуму. – Каково главное предназначение женщины, что значит «быть женщиной»? – Есть такое представление, что женщину спасает деторождение. Материнское начало в женщине – это главное, даже если она не родила ребенка, она все равно ощущает себя матерью. К примеру, Мать Тереза – феномен католической христианской культуры. Помогать людям было ее основным занятием в жизни, это чисто материнский инстинкт. Она любила всех как своих детей и в этом реализовалась как мать. Я студенткам говорю: открытие – это дело мужское, а наша задача – выбрать, что важно, что способствует жизни на земле, а что нет. Забота о ребенке у женщины выражается в заботе о мире. Она постоянно уберегает свое дитя от различных угроз и тем способствует будущему человечества. Женщины менее агрессивны, их агрессия направлена на защиту ребенка. И именно это у женщины сегодня хотят отобрать. – Были ли в жизни маяки, на которые вы ориентировались, кто повлиял на ваше становление? – Я росла в Краснодаре в простой русской семье. Огромный вклад в мою жизнь вложила моя бабушка Анна Андреевна. Если я говорю о семье, возникает сразу связь с бабушкой. Это для меня пример полной любви, самоотдачи. В детстве и юности она мне рассказывала о своих братьях и сестрах, об их дружбе и как им во всем помогал юмор. И только в 1990-х я узнала, что моя бабушка прошла лагеря, и о трагедии в семье. Дедушку по материнской линии «актировали» из лагеря, он умер уже на свободе от тяжелого заболевания. Также посадили деда по отцовской линии, но его вскоре выпустили. И семья тогда из Сибири переехала на Кубань. Дед был ранен, защищая Крым. Находился на долечивании, когда фашисты оккупировали Краснодар. Его предали, он был арестован и расстрелян фашистами. Его имя, Иван Григорьевич Лагута, есть в Книге Памяти. Бабушка с двумя детьми попала в гестапо, им удалось чудом спастись: в какой-то момент фашисты открыли переполненную женскую камеру и всех выгнали. Потом искали, но ее и детей укрывали соседи. Она прожила долгую жизнь, умерла в окружении семьи у правнука на руках. Она любила всех, с кем я дружу, кого люблю, даже ту музыку, которую слушала я. Наверное, это и есть та любовь, о которой я говорила в начале нашей беседы. Это такое православное соборное сознание. Именно бабушка незаметно подложила мне в 13 лет «Евангелие». Я начала читать в 4 года и читала все подряд, что попадало мне под руку, а она этим воспользовалась. Это такое счастье, что она у меня была. – Что бы вы хотели пожелать молодежи? – Картина М. Нестерова «Явление отроку Варфоломею» показывает нам юного преподобного Сергия Радонежского. Известно, что ему тяжело давались знания. Однажды он пас коров и увидел старца в монашеском облачении. Тот достал ему из сумки кус хлеба, мальчик съел его. И, по преданию, вместе с хлебом юноше пришли и знания (то есть вошли в него). Это символическое описание. Неслучайно Христа называют хлебом жизни. В храме во время литургии под видом хлеба и вина мы причащаемся Истины. И в нас входит знание, что для человека должно быть самым главным – спасение собственной души. Нельзя дать убить себя никаким страстям, никакому злу. Нельзя дать вовлечь себя в эти болота, на которые сейчас заводят синие огни рекламы молодежь. Думаю, если у ребят будет верное различение добра и зла, если у них в жизни будет нравственная вертикаль, то это знание определит и все остальное. Если есть вертикаль, то молодой человек найдет себя в любой деятельности и в любой ситуации правильно себя поведет. А значит, реализуется и в социальном пространстве. Ребятам сегодня необходимо давать не земные, а духовные ориентиры. Вот это я желаю молодежи искренне.