Интервью с профессором варшавской Академии военного искусства, бывшим заместителем и исполняющим обязанности министра обороны Польши Ромуальдом Шереметьевым. — Rzeczpospolita: «Война! Мы чувствовали себя очистившимися и освободившимися, у нас были огромные надежды», — писал в 1914 году в своем дневнике Томас Манн. С чем были связаны надежды, которые пробудило начало Первой мировой войны? — Ромуальд Шереметьев (Romuald Szeremietiew): Возможно, они были связаны с тем, что XIX век стал периодом стремительного технологического развития. Люди были уверены, что благодаря новым инструментам и возможностям они смогут с легкостью добиться всего, чего захотят. Напомню, что это был переломный момент для многих областей. Появился не только пулемет, но и массовые СМИ, радио, граммофон, океанические лайнеры, железные дороги, консервы — огромное количество изобретений в самых разных сферах. Дальнейшая так называемая позиционная война и горы трупов изменили, однако, взгляд на эти вещи. — Все стало массовым, в том числе и война. — Оказалось, что война — это уже дело не только солдат. Раньше военные действия затрагивали гражданское население не так сильно. Конечно, кому-то могло не повезти, и он оказывался в районе, где разворачивалась битва, но в XX веке появились авиация, танки, артиллерия, автоматическое оружие. К обслуживанию этих вооружений пришлось привлечь огромное количество людей, военные действия выходили далеко за линию окопов, у которой встречались армии. Вторая мировая война стала всеобъемлющей в еще большей степени. Достаточно вспомнить, сколько людей погибло в ковровых бомбардировках, а позднее — в результате ядерных ударов по Хиросиме и Нагасаки. В военные действия оказались втянуты все, не только военные. Это был перелом в методах ведения войны, перемены к худшему. — До XX века войну называли продолжением рыцарских турниров. Философ Петр Новак (Piotr Nowak) из Белостокского университета говорит, что в прошлом война служила инструментом для пересмотра существующих общественных иерархий, цель уничтожить противника в ней не ставилась. — В нашей цивилизации существовал так называемый рыцарский этос: определенный свод правил, которого должен был придерживаться каждый, кто пользуется оружием. Эти правила предписывали относиться с уважением к врагу и к побежденной стороне. В начале Первой мировой войны кодекс чести все еще продолжал действовать. Французские солдаты не хотели переодеваться в полевую форму, считая, что маскироваться от врага нечестно. Они продолжали носить красные брюки и синие куртки, из-за чего французская армия несла большие потери. Под огнем пулеметов рыцарский этос не устоял. — За что велись прежние войны, опиравшиеся на кодекс чести? — Отстоять свои права в международных отношениях можно было в основном при помощи войны. Она позволяла добиться своих целей или сохранить то, чем страна обладает. Кроме того, война была важным средством, позволяющим заявить о мощи и значении государства. Облик войны, однако, зависит от использующихся боевых средств. Обычно это было холодное оружие, максимум — несовершенное стрелковое. Вступая в бой с противником, солдаты смотрели ему в глаза. Люди, рыцари, стремившиеся победить врага, вступали с ним в непосредственный физический контакт. В этой обстановке формировался и действовал рыцарский этос. Технологии XX века все изменили. Артиллерист или пилот самолета, сбрасывающий бомбы на город, не видят, кого они убивают. Убивать на расстоянии, не видя жертву, гораздо проще: меньше мучает совесть. Новые орудия войны позволили убивать больше анонимных людей. — Насколько войны прошлого действительно помогали разрядить напряженность? — Было ясно, что поединок заканчивает некий спор, выявляет победителя и побежденного. Ситуация была ясной для всех. Такую модель войны в начале XIX века описывал в своих размышлениях о войне прусский теоретик военного искусства Карл фон Клаузевиц. Он считал, что в современном конфликте роль поединка будет играть так называемое решающее сражение: армии двух государств встречаются в одном месте и вступают в бой. Сторона, которая терпит поражение, обязана капитулировать. Это была попытка совместить принципы рыцарского поединка с условиями современной войны, в которой появились массовые армии. Позднее теоретики стали задаваться вопросом, нужны ли вообще такие решающие сражения. — Сейчас, пожалуй, уже никто не видит ничего бесчестного в попытках избежать решающего сражения. — В наше время считается, что более слабой стороне конфликта следует избегать сражений «не на жизнь, а на смерть». В столкновении с более сильным противником она обращается к ассиметричным действиям, которые называют не очень точным терминалом «гибридная война». Решающие сражения ушли в прошлое вместе с рыцарскими поединками. — Один из величайших политических теоретиков, Карл Шмитт (Carl Schmitt), называл войну временем, когда происходит единение нации. Он утверждал, что лишь на войне народ становится зрелым политическим организмом, она создает такую близость, которую не способно создать ни одно другое событие. — Конечно, бывают такие военные столкновения, которые сплачивают общество, служат формированию нации. Это случается, когда стране приходится защищаться. Так много раз бывало с Польшей, так происходит сейчас с Украиной. Примером события, которое объединило поляков, можно назвать победную войну с большевиками в 1920 году. Если мы вспомним Варшавское восстание, мы увидим, что даже вооруженный бунт, завершившийся трагическим поражением, смог позднее стать фактором формирования национальной общности. У меня лично такое значение войны вызывает смешанные чувства. Современные военные конфликты стали настолько разрушительными, что мы все-таки стараемся любыми путями сохранить мир, избежать войны. Английский теоретик военного искусства Бэзил Лиддел Гарт (Basil Liddell Hart) считал, что победителями из конфликта выходят те, кто старается найти решения за пределами поля боя. Он писал: «идеальная стратегия — это та, в которой удается добиться цели без масштабных боев». Впрочем, этому уже давно учил китайский мыслитель Сунь Цзы. — Есть ли сейчас в Польше какие-то силы, которые хотят, чтобы мы вступили в войну? — Я не думаю, что кто-то ставит себе такие цели. Тех, кто призывает к войне, следовало бы назвать самоубийцами. Война — это настоящая трагедия. После краха коммунизма в 1989 году в Европе решили не поднимать больше вопрос границ. Вторая мировая война изменила очертания Польши, у нас забрали большие территории на востоке, а Львов и Вильнюс оказались за границей, это была очевидная несправедливость. Но попытка изменить статус-кво сегодня приведет к конфликтам, последствия которых могут оказаться непредсказуемыми. Политика Владимира Путина опасна именно потому, что Россия начала силой передвигать границы. Это путь, который ведет к развязыванию войны и даже к ядерному катаклизму. Поэтому я уверен, что у нас в стране никто всерьез не думает, будто при помощи войны можно укрепить позицию Польши в мире. Хотя это не значит, что нам следует забывать о формировании оборонительного потенциала.
