В России запустили солеварню по технологиям XVIII века

Артель не скрывает амбиций - через экспорт соли и туризм вытащить за уши Кемь из экономической "дыры". "Ну, рассказывай, как отжала остров?" По дороге на остров Луда Сеннуха у машины глохнет мотор. Топливо при минус тридцати замерзло. Но морозы - это хорошо. Соленость моря при них выше - до 35 процентов. Так Белое море делает поморянку sel fou - сумасшедше чистой - на три звезды Мишлена. Они есть лишь у нескольких ресторанов Парижа. Оставляем машину и хрустим ногами по пушистому снегу. Позади два села - Поньгома и Кузема, ХV века основания. Те самые, что вместе с Кемью и волостью в "Иван Васильевич меняет профессию" едва не отдал шведам самозваный Иоанн Васильевич Бунша (Яковлев). Сегодня их даром никто не берет. Из всех районов Карелии Кемь - самая депрессивная. "А я купила семь гектаров на острове, - вприпрыжку ведет на Луду солевар Ольга Ягодина. - Теперь он мой". Северяне свободолюбивый народ, не понимают, как можно работать каждый день. Как "золотая молодежь" Женщина-фейерверк, как ее называют в Кеми, Ягодина зашла в Белое море из Москвы. Настырная до обаяния, она, имея в багаже опыт политического пиарщика и фрилансера модной luxury-журналистики, умеет со вкусом сразить кого надо. "Здравствуйте, мы будем поднимать ваш депрессионный регион", - стараясь, как ее учили "волки" пиара, говорить без смущения и как облаком обволакивать взором собеседника, она встала перед губернатором Карелии Александром Худилайненом. Ее до сих пор прошибает холодный пот от молчания губернатора и от реплики-сочувствия главы Кемского района Юрия Разумейчика: "Вы с ума сошли? Какие солеварни? Мы дотационные, нам людей нечем кормить". Ягодина, зная, что он знает, что она в Кемь везет 700 тысяч рублей инвестиций, переключила обволакивающий взгляд и на Разумейчика. Понимая, что у нее не больше минуты, всю силу убеждения вложила в слова о том, что с "Музеем Поморья" Кеми выиграла грант в 700 тысяч рублей в фонде Елены и Геннадия Тимченко. И видит деньги вложенными в возрождение поморских солеварен. Они из разряда фольклора в реальность переведут создание туристического кластера "Луда Сеннуха", который - ворота на раскрученные Соловки. "Делайте", - отрезали оба. Москвичка Ягодина сняла дом в Поньгоме, взялась за дело. С ней захотели познакомиться местные. В Куземе с порога встретили по-северному - без обиняков: "Ну, рассказывай, как отжала остров?" Перфекционистка и артель Остается загадкой, о чем говорили Ольга Ягодина и ее партнер, повар Татьяна Усова, со "смотрящими" за островом - Григорием Дисковским и Иваном Кучевым. Парни взялись присматривать за оборудованием завода по переработке водорослей, да так и остались на острове полувластью, полудружинниками. Ягодина молчит как рыба. Мужики и того звонче. Деревенские видели только итог. Один из переговорщиков, когда провожал дам к машине, по-хозяйски облокотился на стекло приоткрытого окна и что-то сказал. В ответ вся улица услышала рык Усовой: "Дупло залепил!" Машина рванула с места, а две деревни отметили, что женщина, не важно, "фейреверк" или сытый повар, как актриса, может быть и Джульеттой, и Бабой-ягой. С тех пор Дисковский и Кучев просят их называть только Гриша и Ваня. И когда могут, помогают "Соляной артели". Вот и сегодня вызвались отбуксировать заглохшую машину. А мы на острове и упираемся в край засахаренной наледи Белого моря. Лед, как Север, манит лютой нетронутостью - цвета и света мало, а их оттенков не счесть. - Заходите, - Ягодина зовет в лубочного вида бревенчатый сруб, - вот она, моя "варя". И переходит на такую поморскую "говорь", что выдает себя как отпетого перфекциониста. Тараторит: солеварня - "варя", "чрен" - ящик из кованого железа, где как на сковороде выпаривается соль, и "салга" - котел, куда по трубе идет вода из моря. "Печа" горит, вода кипит ("кипёж рассол бжит"), и на стенках оседает "ключёвка-поморянка" - кристаллики соли. Ягодина в архивах дошла до аутентичности старорусского языка. - Хочу понять, - делится она, - почему в ХI-ХII веке лесорубы варили соль и к ХV веку снабжали ею Русь и пол-Европы, а мы в ХХI веке этого делать не умеем? Мне из Франции привезли соль ручной выпарки. Сто граммов - две сотни евро. Почему La Rochelle? Почему не Россия? Ольга берет в руки розовые кристаллики соли. "С клюквой, - гадает. - Или с брусникой? Надо спросить у Тани". Усовой как главному варщику она доверяет. Та солеваром стала случайно. Ехала расслабленная из Венеции и Парижа домой на Сахалин, где работала шеф-поваром в ресторане, заглянула к подруге в гости. А Ягодина ("она всегда была хрупкой девочкой") в истерике: солеварня стоит. Местные сбили с толку: "Ты уверена, что будет выпариваться?" Усова не стала подвергать сомнению законы физики. Творчески их развила: из Москвы друзья Ягодиной привезли казан для плова литров на тридцать. На берегу моря компания под домашнюю наливку день варила соль. Первый казан дал пять килограммов. К закату наварили двадцать. И Усова сломалась. Глазом повара она увидела, что соль можно творить с клюквой, ягелем, с фукусом, агар-агаром… "Объем соли мы даем небольшой", - вступает в разговор сын Ольги Илья Передрий, переводчик с японского и китайского, еще вчера живший между Японией и Вьетнамом. Как и Усова, он тоже приехал погостить. И остался. Вслед за ним из Вьетнама подтянулась жена Татьяна, психолог. "Пока наш максимум - 500 килограммов в месяц, - говорит Илья. - Тысяча - следующий уровень. И еще одна-две солеварни. Они в проекте. Но и 500 кг хватает, чтобы конкурировать с французскими, португальскими или испанскими солеварнями". Выход на ЕС гарантирует сбыт. Соль-поморянка - хит продаж на выставках в Италии и Финляндии. На артель вышел представитель французской фирмы La Rochelle Кристиан Суссиан. Коммуникабельным Илье и Тане по душе такие контакты. "Мы только не решили где жить, - делится Илья. - В Петербурге или во Владивостоке?" Переглядываемся с Ягодиной: "А как же солеварня?" "Это мамина игрушка, - Илья непреклонен. - Нам охота дело поднять". Поморский крест Мороз пробил тучи, и солнце разбивается не только о лед. Его лучи рассыпаются над гигантским крестом. Он стоит в километре от солеварни. Идти к нему по ледяным глыбам, разъеденным солью, все равно что на Голгофу. "Я думала, что покупаю "свечной заводик", - гнется против ветра Ольга. - Как Илья, категориями "эффективного менеджера" считала: налажу, "все само будет работать", а я из Москвы буду ездить, любоваться северным сиянием. Дура, чего там. В первую зиму взвыла. Да тут темнеет чуть ли не утром. И работа - ни с места. Я рыдала, ездила к батюшке в Кемь: "Все, уезжаю". Отец Мефодий меня как столбик ввинтил на место: "Оля, это полярная зима тебя мнет, поезжай в Москву, развейся. Но если не вернешься, я тебя прокляну". Она и поехала. Месяц ходила в музей Андрея Рублева. Изучала древние правила установки Поморского креста, утраченного на Луде Сеннуха. Ольга решила восстановить копию креста с Соловков. И летом 2016 года Поморский крест встал на ее острове. "Вот он", - еле добрались. Ольга скачет по камням, будто на улице нега лета. "Не важно, что Илья может не продолжить мое дело, - смотрит на крест. - Значит, у него свой крест. Я тоже не думала, что этот крест - мой. А в музее Рублева как осенило: остров такой же мой, как и тех, кто на нем живет. Тут столько всего! Сюда кит-белуха заходит, в реку на нерест - кунджа. Рыба царских сёмужных посолов. Ее императоры ели. Это надо вернуть всем. В СССР тут был завод по переработке водорослей. Народ на машины зарабатывал. И это надо вернуть всем. Или река Поньгома - жемчугоносная. А мы толчем воду в ступе - стагнация…". Я думала, что покупаю "свечной заводик". Налажу и из Москвы буду ездить, любоваться северным сиянием Ягодина нашла объяснение тому, почему Арктика не открывает свои кладовые. Когда она с бригадой местных работяг устанавливала крест, он не хотел вставать. Сначала рабочие пришли, как "положено", пьяненькие. Прогнала. Не поняли. Ольга через их жен объяснилась: такие дела не делают на хмельную голову. "Ну, ты, мать, загнула", - удивились. Вернулись через неделю "тверёзые как нищеброды". Вырыли яму, и начался спор. Ягодина им говорит, что крест ставят надписями на запад, как поморы делали века, а у местных свое знание родной истории. Бригадир ("Умоляю, - просит она, - не называйте имя, - мне здесь жить") поехал по церквям Кеми и окрестностей. Своими глазами увидел: там кресты "лицом" смотрят на восток. Ягодина ему: "Но это у храмов. У Поморского креста другая история. Да, он христианский, но у поморов еще навигационный. Не было тогда компасов. Люди в Арктике ориентировались по крестам". "Против церкви не пойдем", - уперся бригадир. Работа встала. Первой не выдержала Ягодина. Разыскала их. "Мужики, - она спотыкалась о табуреты, - у нас демократия. Бригадир, ты прав, но будет так, как я сказала. Или я нанимаю гастарбайтеров". Они вернулись рано утром. Как просила, на рассвете. Крест ставили как малыша на ноги. Потом сами сели под ним как дети. Ягодина - с ними. Деньги брать отказались. Наотрез. Она расплакалась. Пуд соли и курорт "Белое море" С подводными камнями характера поморян Ягодина уживается с трудом. Они ее под свою энергетику перекатывают. "Северяне свободолюбивый народ, - Ольга подбирает слова, но язва она еще та. - Не понимают, как можно работать каждый день. Если ты лично им не нравишься, ничего не будут делать. Независимые, как "золотая" молодежь с Рублевки". "Столичной штучке" отвечают взаимностью. Как новоселу за дом с печным отоплением в Поньгоме ей хозяин выставил плату 15 тысяч рублей в месяц. Когда она топила печь, деревня ждала шоу. И оно являлось. У Ягодиной дым часто выходил не в трубу, а в дверь. Вместо того чтобы сказать, что она забыла открыть заслонку, сосед Петрович интересовался: "Оля, дым у тебя черный и со смрадом. Ты дрова-то мыла?" - Их еще и мыть надо? - она ничего не понимала. - Оля, - падала со смеху другая соседка Елена Кивечкина, - эту "шутю" Петрович мне тоже лет двадцать назад впаривал. Потом все было жестче. Когда строилась солеварня, в топливные баки трактора неизвестные заливали морскую воду. Строчили жалобы на "захватчицу". Вырвали шлагбаум у единственной дороги к острову, которую Ягодина отстроила на свои деньги. "Теперь по ней люди на рыбалку ездят, - гордится собой хозяйка. - А тогда меня хотели раскрутить на деньги - выставили смету в 8 миллионов рублей. Но я-то уже почти местная. Съехала из дома с печкой в квартиру со всеми удобствами в Кузему. Хозяин дома звал жить бесплатно. Он теперь мой товарищ, партнер по делу. Но и я к этому времени смогла "8-миллионную" дорогу построить за 32 тысячи рублей…". Сегодня у нее на смену не пришел подварок. Запил. Повар Усова уехала на Сахалин утрясать личные дела. И хотя безработных полно, нанять кого-то в округе, хоть в Кеми, - как найти шелк на паруса в ювелирной лавке. "Этап "не пойду прогибаться к буржуям" в прошлом, - считает Ягодина. - Теперь модно знать или сочинить родословную. Она у последнего разгильдяя - "солевар в седьмом колене", по-нашему, топ-менеджер. В старину их солепромышленники перекупали за большие деньги. У меня таких нет. И солеварен нет. Понты и лень остались. Сама к печи встану". - А как же угроза взять гастарбайтеров? - Да вы что? - Ягодина напряглась. - Это ж идею возрождения древнего ремесла вывернуть наизнанку. Резерв мигрантов - ресурс конкурентной экономики, но не демографии. Мигрантам нечего терять, кроме заработанных рублей. Я не против них, но и не против чувства меры. Нашим пролетариям еще есть что терять. Дом-угол, понты. Народу захотелось вернуть родословную. Это наш шанс. После обеда с солеварни идем через Поньгому. Резко темнеет. В деревне зимой нет света, и еще нет северного сияния. Тьма и кусачий мороз гонят почти рысцой. "Я так раз потерялась, - "под руку" темноте щебечет, не остановить, Ягодина. - Деревня - "три дома-два ряда", а я понимаю, что полночи наматываю круги. Куда стучать? Что ни дом, окна заколочены. Зимой здесь живут 20-29 человек из прописанных 55. Школа закрыта. Семьями уезжают в Мурманск, старушки остаются. От страха пришла в себя, лишь когда поняла, что стучу в окно своего дома…". На подходе к Куземе методичный рокот железной дороги и огоньки вдали иначе высвечивают веру Ольги Ягодиной в то, что такие мелкие проекты, как ее солеварня, могут ситуацию стагнации переломить. Страх заблудиться уступил место вере в новый проект Ягодиной "Курорты Белого моря", о котором она говорила с губернатором Худилайненом. - Вот здесь, прямо у железной дороги, - она показывает на заброшенный, без окон детский сад, - мы построим хостел и бани для туристов. "Все включено" нам не надо. Сюда едет особый турист. Кузема - ворота для байдарочников, охотников, любителей сплава и для пилигримов на Соловки. Это новые рабочие места. Сейчас артель дает восемь-двадцать рабочих мест в сезон, а тут будет тридцать или больше… А кто захочет у нас соль варить или у Тани Усовой пройти мастер-класс по выпечке хлеба с фукусом или агар-агаром - почему нет. Уверена: именно мелкими проектами можно вернуть людей домой, а Северу - достаток. Тут по лени и стагнации надо бить точечно. Ольга Ягодина заразительно рисует будущее. И перед глазами стоят ее пыхтящая небесным дымом солеварня и глыба-крест в камнях соли. Те, что разбивают лед. И туристический кластер уже видится "мини-пилотом" процветания Севера в рамках одной артели. Нашла же Арктика пассионария Ольгу Ягодину. Может, чтобы ее пудом соли молча напомнить, что есть места, благодаря которым мы есть. И наша задача - не дать им погибнуть.