Войти в почту

Кто проверит проверяльщика?

Почему русским людям приходится выбирать между выматывающей душу бюрократией, в которой норма почти обессмыслена, – и «тенью», в которой норма отсутствует? Разве это и есть «эффективность, необходимая для реальности»? В ноябре прошлого года под боком у столицы, в Дмитровском районе Московской области, из-за ледяного дождя, падения деревьев и обрыва линий электропередач больше недели не было электричества. Полтораста населенных пунктов оставались без света, кое-где не было и воды, и отопления. На участках «Дмитров – Савелово» и «Дмитров – Дубна» не ходили электрички. Из сетевых обсуждений этого мини-апокалипсиса мне запомнился один комментарий – от пользователя с псевдонимом «Электрик». Анонимный «Электрик» отвечал на людские претензии так: «Здесь правильно пишут, что расчистка трасс ЛЭП заложена в тариф и должна производится самими энергетиками заранее, а не штурмовщиной. Вот только летом нам некогда. Монтеры занимаются своей работой только 15% от рабочего времени. Остальное время они осваивают новые компьютерные программы и заполняют электронные таблицы величиной с хороший баян. Все это идет сверху, потому что в любом Мухосранскэнерго понасажали кучу своих детишек, которые не отличают Вт от В, но мониторят ситуацию. И попробуй эту таблицу не дать по срокам еще вчера. Ледяного дождя может и не быть, а за отсутствие отчета взгреют обязательно. Поэтому за компьютером во всех отношениях лучше, чем с пилой в лесу» – дальше он указывал на недостаточное количество бензопил в Дмитровском районе. Примерно в то же время мне понадобилось пройти ультразвуковое обследование. И так вышло (не просила об этом – просто случайно совпало), что УЗИ двух органов было назначено на один день. Врач, узнав об этом, была чрезвычайно недовольна. Не все в восторге от принятой в России системы отчетности (фото: РИА Новости) – Мы не будем вам делать два исследования в один день, – сказала она. – Это запрещено. Такие назначения делать нельзя. – Почему? – стараясь проявлять понимание, спросила я. – Могут быть какие-то противопоказания? И врач отозвалась раздраженно: – Нет никаких противопоказаний. Это их дурацкая электронная система не принимает два УЗИ одного человека в один день. Что-то там не проходит у них. Почему вы должны два раза мотаться? Я не знаю. Я отлично могу сделать вам два исследования. Но тогда мне придется подделывать документы, разносить отчет на разные дни, ставить разные даты, вы понимаете? Для удобства пациента врач вынуждается врать. Это дурдом. Про лавинообразную отчетность в образовательной системе кто только ни писал, но я все же процитирую совсем недавнее откровение профессора Омского государственного университета Владимира Разумова: «Представьте: у нас в 2018 году будет проходить аккредитация. А первый внутренний аудит, посвященный этому, прошел в декабре 2016 (!) года. Мы за два года начинаем учиться правильно писать бумаги! Приходят образцы, мы их заполняем, потом оказывается, что образцы уже не такие и надо перейти на новые... Пришел ФГОС второго поколения – хорошо, давайте отработаем, т.е. хотя бы от первого курса до выпуска реализуем такую-то модель подготовки специалиста. Но приходит ФГОС третьего поколения. Давайте хоть его разберем? Но нет! Вводится ФГОС 3+. И все это каждый год. Процент изменений там какой – не знаю, экспертизу не проводил, проблема в том, что изменяется формат документа, появляются некие новые позиции, и в итоге совершенно непонятно, чего от нас хотят. Содержательная часть для преподавателя вообще на последнем месте. Там совершенно другие показатели, и это не темы и не содержание лекций». И так далее. Начав разматывать этот клубок, остановиться невозможно. Вот преподаватель социологии из ВШЭ пишет о «Почте России» в коллективной монографии «Реформы в России в 2000-е годы: от законодательства к практикам»: «Практически каждое подразделение компании имеет дополнительный контролирующий орган, и складывается ситуация, в которой исчезает понимание между ее разными частями, поскольку все они имеют разные цели и задачи». А вот блестящий образчик из сборника «Российский чиновник» (Институт социологии РАН, 2015 год). Женщина, первый заместитель губернатора, говорит интервьюеру: «Выкинуть бы половину отчетов, я вас уверяю, и чиновников сократить и на поля отправить. Потому что мы вынуждены при пересдаче полномочий из федерального центра, мы даже не растим чиновников, штат не увеличиваем, а полномочия на нас валятся и валятся. Вы не поверите, каждый день куча отчетов. В разные министерства одно и то же, на бумажном и электронном носителе. И это люди сидят и работают, вся эта канцелярщина. У меня подход, такой более с бизнеса, более реальный. Я бы половину убрала. Оно не дает той эффективности, что необходимо для реальности». Таким образом, даже на обратном конце – конце проверяльщиков – не все в восторге от принятой в Российской Федерации системы отчетности. Однако для чиновников неудобство искупается несколькими обстоятельствами, прежде всего тем, что, согласно тому же сборнику «Российский чиновник», многие из них чувствуют себя носителями особенного, привилегированного бремени: они считают себя не просто хранителями, но толкователями нормы. В этом смысле понятно, что в чем большем количестве документов растворена норма, чем она изменчивей, чем туманнее ее язык – тем больше ей нужен толкователь. А рядом существует параллельный мир. Мир, в котором просто продаются всевозможные документы, и женщины, не прошедшие ровно никакой проверки, нанимаются, чтобы работать с маленькими детьми. С традиционной легкостью это объясняется тем, что «русские люди по природе своей не верят бумажкам». Но почему русским людям снова и снова приходится выбирать между выматывающей душу бюрократией, в которой норма почти обессмыслена, – и «тенью», в которой норма отсутствует? Самое главное: разве это и есть «эффективность, необходимая для реальности»? Я испытываю соблазн отнестись на сто лет назад, когда депутат от Амурской области Чиликин докладывал Государственной думе на заседании, посвященном «иноземному шпионству» 31 мая 1910 года: «…сенатор Иваницкий приезжал на Дальний Восток, он вздумал совершить поездку на судне, принадлежащем местному управлению государственных имуществ. И вот для этого судна понадобилось взять две пушки, которые были раньше на нем… Посылает он своего чиновника получить эти пушки для судна. Чиновник должен был несколько дней добиваться того, чтобы получить, наконец, разрешение и доступ к этому складу, ему выдают, но что же? Этот амбар отпирает и пушки ему выдает китаец. Каким образом русских граждан не пускают на находящийся близ Владивостока остров Русский, а иностранным рабочим туда доступ открыт? Я считаю, господа, что настоящий законопроект, благодаря своей неясной редакции, благодаря тому произволу, который существует среди местной полиции, может действительно лечь известной тяжестью, но только на русско-поданных… при такой широкой редакции русский турист, который снял фотографию… описал, например, здание губернаторского дома, местной тюрьмы, по точному смыслу этого пункта может быть подведен под штраф в 3000 р. и одновременно посажен в тюрьму, имущество его конфисковано. Так может быть истолкован этот пункт…». Но у меня ни в коем случае нет цели показать, что «в этой стране всегда все было так, и будет так, потому что такова наша русская судьбина». Я могла бы сослаться на жалобы современной британской высшей школы: там тоже весьма недовольны, что их забросали требованиями отчетности в ущерб научной работе. Нет, это не исключительно отечественная специфика, и нам, вероятно, свойственно лишь особенное ее заострение. Однако вот какой вопрос остается. Если предположить, что общество не может рассчитывать на доверие как на один из базовых принципов своего существования, если правила не могут быть настолько прозрачны, что их нарушение может быть с легкостью понято, если над каждым исполнителем должен стоять особо посвященный проверяльщик, – то кто проверит этого проверяльщика? Татьяна Шабаева, журналист, переводчик

Кто проверит проверяльщика?
© Деловая газета "Взгляд"