«Я прошел через мясорубку диет»: Михаил Шац в «Раздевалке»
Миша, раздевалка — место интимное, так что спасибо тебе за доступ к телу. Ты давно ходишь в спортзал? Думаю, лет двадцать уже, из них последние десять — три-четыре раза в неделю. Три-четыре? Ого! Прямо вот так, невзирая? Что бы ни происходило накануне? Ну почему же, взирая. Бывает всякое, но заставляю я себя чаще, чем позволяю пропустить. Три-четыре раза в неделю — это минимум и максимум, стараюсь придерживаться такой нормы. Откуда норма взялась, как ты к ней шел? Путь был довольно долгим, на нем были вершины и падения, причем в равной пропорции. Я приехал в Москву в девяносто пятом, а до этого спортом не занимался никогда. Как же никогда? А бокс, а знаменитое спортивное ориентирование? Ну это были детские дела. В секцию бокса я попал неведомым для себя образом, но меня оттуда довольно быстро выгнали: во втором классе я на перемене ударил одноклассника. Получил соответствующую запись в дневнике, и тренер Гескин, который школьные дневники наши регулярно просматривал, счел это неспортивным, несовместимым с высоким званием участника боксерской секции. А в спортивном поведении Гескин знал толк — он тренировал Петра Заева, серебряного призера Олимпиады-80, который в финале проиграл выдающемуся кубинцу Теофило Стивенсону. После этого Гескин начал тренировать детей в обществе «Спартак», рядом с моим домом на Моховой. Ты делал у него большие успехи? Не сказал бы. У меня была гениальная фотография, которую подрезали твои коллеги-журналисты, думаю, что из «Спорт-экспресс». На снимке стоят в ряд подтянутые мускулистые подростки, а в углу ринга расползлось невнятное рыхлое пятно — майка-алкоголичка, трусы какие-то странные и огромный живот. Это был я. Ну не скромничай, ты ведь даже занял третье место в районном чемпионате. Правильно, потому что по весу был третьим среди мальчиков 1965 года рождения. А поскольку таких мальчиков было всего трое, я изначально претендовал на бронзу — и завоевал ее. Всегда шел на верный результат… Да, и со спортивным ориентированием тоже была верная история. Распространенная забава в советских школах, в Питере почему-то это ориентирование стало особенно популярно. Нас вывозили на соревнования в пригороды, надо было метаться по лесу и на контрольно-пропускных пунктах цветными карандашами отмечать их прохождение. Карандаши там висели на веревочках, один КПП — один цвет. И вот на очередном КПП какая-то сердобольная женщина, увидев меня, точно поняла, что я не успею пройти дистанцию. Сказала: «Давай свою карту, я знаю, где какие цвета» — и отметила мне все КПП. С ее помощью я пришел третьим и попал на городской конкурс. Здесь я уже честно потерялся где-то на двадцатой минуте: все бегали гораздо быстрее меня, и тактика пристроиться опытным участникам в хвост успеха не имела. Парни были опытные и быстро от таких, как я, избавлялись. Бросили меня в чаще, где кто-то случайно меня обнаружил. Так развивалась моя спортивная карьера, не считая футбола, в который я с детства гонял с соседскими ребятами. И вот ты попадаешь в Москву середины девяностых. Да, тогда уже в столице начинался культ тела. Исповедовали его поначалу в основном бандиты и девушки легкого поведения, которые и составляли контингент посетителей тренажерных залов. Тот, в который я попал первый раз, находился в здании СЭВ — в то время канал «ТВ-6» занимал там несколько комнат на каком-то высоком этаже. Бродя по зданию, я нашел тренажерный зал — очень, как тогда говорили, навороченный — и немедленно туда записался. Там было непросто: помню конфликт как раз с бандитом, который сказал, что от меня пахнет потом. Меня это поразило, потому что в тренажерном зале, по моим представлениям, ничем другим пахнуть и не должно. Исход драки с таким типом был заведомо предрешен, так что я просто ушел заниматься в другой угол. Но этот конфликт не остановил тебя на пути к здоровому телу. Не остановил, нет, было еще несколько залов. Первая наша с Таней совместная квартира была на станции «Выхино», и я стал тренироваться там же, в Вешняках. О, эти знаменитые вешняковские тренажерные залы… Один из них, помню, назывался «Марк Аврелий». Идя в спортзал, ты был настроен на конкретный эффект? Я никогда не формулировал каких-то ожиданий. Бицепсы, кубики, сантиметры, объемы никогда не были для меня ни целью, ни этапом на пути к цели. Да, ставились какие-то задачи — после большого перерыва, при переходе в новый зал или смене тренера. Особенно при смене тренера: приходишь, и тебе говорят… «О боже мой, кто вас стриг?» Да, примерно так. Кто вас тренировал, вы все делали не так, давайте строить новую программу... При этом помимо тренировок я никак не менял образ жизни, не начинал, к примеру, правильно питаться. Поэтому мне говорили: «Ну, Михаил, когда реально захотите что-то изменить, вы нам скажите — мы обязательно изменим». И как-то это все разбивалось о, скажем так, повседневные обстоятельства. Ты занимался сам, или рядом всегда был инструктор? Только с тренером — сам я ленивый очень. Мне нужен ментор, который будет говорить, сколько подходов сделать и на какой минуте сбавить темп. В зале, куда я хожу сейчас, последние восемь или девять лет я занимался с одним и тем же инструктором. И наша болтовня во время тренировки стала, собственно, ее основой, а сами нагрузки стали рутиной. Я стал менять тренеров, перебрал практически всех. Нашел отличную девушку-инструктора — она реально стала меня гонять, я впервые за много лет почувствовал тяжесть нагрузок и удовольствие от них. Но девушка довольно быстро ушла в декрет, что никак не связано с эффективностью наших тренировок. (Смеется.) Я опять стал менять тренеров, вот сейчас остановился на парне, который любит футбол, так что в паузах между упражнениями мы говорим только о футболе. Меняешь время от времени структуру тренировки, или за эти годы выработались какие-то устойчивые форматы? Все зависит от задачи, от жизненного этапа, на котором ты находишься. Если не превращать тренировки в рутину, а подходить к ним осмысленно, они всегда будут связаны с тобой, с твоим сегодняшним состоянием. И главное, что я точно уяснил за эти годы, — никакой тренер не сможет поставить тебе задачу, пока этого не захочешь ты сам. Поэтому периодически, когда мне удается поставить себе цель, она реализуется. Понятно, что есть тренировки тематические, на определенные группы мышц: сегодня мы делаем спину и ноги, завтра — грудь и руки. Структура понятна, но если хочешь добиться результата, она будет работать только в комплексе с чем-то еще. Вот сейчас я, наконец, изменил питание — ты-то знаешь об этом не понаслышке… Да-да, восхищаюсь твоей стойкостью. Конечно, я понимаю, что периодически выгляжу идиотом, когда прихожу к тебе в гости и ничего не ем, или приношу с собой коробочку какого-нибудь низкокалорийного силоса… В общем, это довольно сложно, чего скрывать. И все-таки когда долго и тщательно сочетаешь спорт и диету, результат тебя удовлетворяет? Слушай, я прошел через такую мясорубку этих диет — страшно вспомнить. Я не ел все, что можно было не есть, и ел все что можно: таблетки, порошки, соки, пюре какие-то бесконечные... На Волкове разве что не сидел. Анализ сдал, но как-то не поверил ему сразу — запреты на петрушку, все эти страшные сочетания… В общем, я не проникся. Но в остальном, по-моему, попробовал все. Весь прошлый год, например, просидел на диете Сэма Клебанова, который является апологетом Low Сarb High Fat — прекрасной диеты для ленивых: ешь много, ешь жирное, и все будет хорошо. Сало, бекон, масло… Мне вначале очень понравилось — почти год так питался, пока не перестал влезать в любимые штаны. Там есть рецепты типа «пуленепробиваемый кофе», когда в чашку кидается кусок сливочного масла. Не сказать, что очень вкусно, но так как это входит в основные принципы диеты, то проникаешься и следуешь. Но в результате худеть я начал только сейчас, потому что нашелся человек, который убедительно сказал: «Все диеты — полное фуфло. Вы просто много жрете». И у тебя открылись глаза? Представь себе, да. Это оказался как будто совершенно новый подход, который меня окрылил. Я похудел на семь килограммов, ем мало, дробно и часто. Физические нагрузки как-то изменил? Кардинально ничего не поменял, немного увеличил долю кардионагрузок и жиросжигающих упражнений. Тренер мой говорит, что некоторые, когда сильно худеют, становятся отвратительными, так что он сейчас присматривается ко мне: понравится результат — мы продолжим, нет — подумаем. [NEXT_PAGE][/NEXT_PAGE] Ты сейчас вышел с тренировки распаренный и на вид довольно счастливый. Только на вид, или так и есть на самом деле? Сложно сказать. Ты получаешь удовольствие, когда почистишь зубы? Вот такое же приблизительно ощущение у меня после тренировки. По большому счету это просто обязательная программа. Проснувшись, выпив кофе, следующим шагом я должен сесть в машину и приехать в зал. Только тогда начинается день, только после этого я могу приступать к делам, которые запланировал. Конечно, это вызывает какие-то эмоции — как и чистка зубов. Возможно, они небольшой палитры, эти эмоции, зато дают очень важное для меня ощущение: полной готовности к тому, что дальше произойдет. Тело наливается бодростью, все кажется таким… многообещающим, приходит легкая эйфория. Надолго хватает этого ощущения? Не очень, кстати. Все довольно быстро улетучивается. Не знаю, может, в возрасте причина, но от спорта ничего кардинально не меняется, правду говоря. Но дневной график я составляю, отталкиваясь именно от тренировок: например, в последнее время перенес их на 9 утра. Раньше я был еще более ленив, чем сейчас, и позволял себе поспать до 11 и только потом ехать тренироваться. А сейчас, когда меня уволили, обнаружилось, что я страшно занят и совершенно ни на что не хватает времени. Так что встаю, моюсь и в полдевятого уже разогреваюсь на тренажере. Обычно до начала занятия — минут пятнадцать ходьбы, бегать не хочу из-за проблем со спиной. После тренировки — полчаса на эллипсе, я открыл для себя эллиптический тренажер, который раньше почему-то игнорировал, а он гораздо более эффективен. С весами работаешь? Работаю, конечно, гантели всякие, штанги, — но у меня нет цели поднять сто кило. Я и не пробовал, кстати, ни разу. Беру веса, которые позволяют мне спокойно работать в регулярном режиме — 65–70 кило. Хотя знаешь, когда я был студентом, первый ленинградский мединститут ездил на морковку в совхоз Глинки. Там была элитная бригада грузчиков, в которую я случайно попал. Ящик морковки весил 24 кило — ящик советский, такой, знаешь, грубо сколоченный, с занозами, и сбоку две дыры, в которые нужно было еще умудриться руки в перчатках просунуть. Так вот, чтобы сбросить морковку в прицеп трактора «Беларусь», этот ящик надо было поднимать на полностью вытянутых руках. Вот это был реальный жим — в день мы таких ящиков грузили минимум двести, если не триста. А сейчас в спортзале десять подходов, ну пятнадцать… Несерьезно. Тем не менее спортзал уже давно неотделимая часть твоей жизни. Это да, я иду в зал в любом состоянии, и в плохом настроении тоже. Мои тренеры это на себе испытали — иногда я не стесняюсь в выражениях. Многие цепенели вначале, но потом привыкли. То есть главное здесь — выговориться, и тренер мне кажется… ...частью спортивного оборудования? Ну, я не бью по нему ногами, конечно же, но да, он — часть декорации. И у меня в этой декорации довольно часто случаются эмоциональные перепады. Бывают сломы, бывают подъемы, очень много всего происходит за эти полтора часа. Могу прийти в зал ужасно злым, а уйти спокойным. Бывает и наоборот — когда что-то не получается и буквально ощущаешь себя дерьмом в проруби. Но при этом никогда не возникало даже мысли о том, чтобы отказаться от спорта. Вы с Таней много времени проводите в Испании, как там ты поддерживаешь форму? В любую поездку всегда беру спортивную одежду и стараюсь что-то придумать. Ну а в Испании есть набережная, это вообще идеальное начало дня. К тому же я сейчас нашел там тренера: невероятный красавец, модельной внешности бельгиец по имени Дитер. Обожаю его занятия, для которых используется все вокруг: скамейка на набережной, фонарный столб, парапет, газончик… У него бюджетный «фольксваген» какой-то или «опель», не помню, — открывается багажник, а там коврики, резинки, несколько «блинов», гирьки какие-то. И вот с этим нехитрым инвентарем час на фоне восходящего солнца… прекрасно! Это даже лучше, чем World Class, да простит меня Ольга Слуцкер. Нет, я без этого уже не могу, и думаю, что никогда не брошу. Когда в твоей жизни случались глобальные перемены, в частности увольнение с канала, — тоже не бросал? В запой не ушел, спорт не бросил, наоборот, как-то даже заниматься стал, не знаю, яростнее, что ли. Говорю же, это часть жизни. И если бы из зала выгнали, это, наверное, было бы гораздо хуже, чем с канала СТС, — мне так кажется. Для меня точно это имело бы больше последствий. Вот ни секунды не лукавлю. Тем не менее трудно сказать, что увольнение не было для тебя травмой… Да, это был, конечно, экстремальный период. Поначалу мы пребывали в какой-то странной эйфории, казалось, ничего страшного, жизнь продолжается, сейчас пойдут какие-то другие дела и занятия. Потом наступило неприятное привыкание к ситуации, что ты все меньше и меньше востребован. Ну а дальше, когда была пройдена низшая точка, я начал — как любой уважающий себя еврей — адаптироваться. Мне кажется, что это вот прямо наша национальная черта — проходить через низшие точки, выживать и выкарабкиваться. Можно сказать, что сегодня ты полностью приспособился к ситуации? На данном этапе, думаю, да. Я не оставляю надежд, у меня есть варианты перспектив. Более оптимистичные, более пессимистичные — я готов к любому. Как повернется — непонятно, но допускаю обе возможности развития событий, могу с этим сжиться, меня уже не разрывает внутри, как вначале. Я знаю, что обязательно что-то найду. К тому же в такой ситуации все время открываешь для себя какие-то новые ниши — недавно, к примеру, я провел в Челябинске мастер-класс для ведущих. Имел огромный успех. Для телевизионных ведущих? Ну каких телевизионных, сама подумай. Ведущих мероприятий. Два часа, полный зал — не «Крокус-сити», конечно, но аудитория довольно забавная. А что за люди в Челябинске приходят послушать курс ведущих? Представляешь, не только из Челябинска — из Беларуси были ребята, из Казахстана. Корпоративы — это же целый мир на самом деле, огромная индустрия. Ты был одним из ее столпов. А сегодня кто в этой индустрии делает что-то заметное? Есть другие столпы, люди-топы, их известность всегда связана с теликом — только он создает востребованность. Но на самом деле за эти годы выяснилось смешное: люди не понимают, что тебя нет в ящике. Звучит странно, но недавно в Южно-Сахалинске ко мне подходили со словами: «Михаил, как приятно! Буквально вчера видели вас по телевизору, и вот вы здесь». А «вчера»-то было уже года три назад. Но ты же не будешь отрицать, что есть прямая связь между твоим исчезновением с канала и количеством мероприятий, вести которые тебя приглашают. Да, конечно есть. Но в свое время Андрей Бочаров, мой коллега, сформулировал теорию космического объекта: объект очень долго падает, потом входит в твердые слои атмосферы и там сгорает. Но до сгорания проходит масса времени, в течение которого весь этот космический мусор вращается вокруг нашей Земли. Мы сейчас и есть такой мусор, который сходит с орбиты, но медленно. И мешает основным межпланетным объектам делить звездное пространство на прибыльные секторы. [NEXT_PAGE][/NEXT_PAGE] Помимо ухода с канала часто ли в твоей жизни были ситуации, которые ты считаешь экстремальными? Знаешь, когда я оглядываюсь на 2011, 2012, 2013 годы, то понимаю, что делал вещи, которые… Сейчас Facеbook иногда подбрасывает воспоминания из тех лет, и меня, честно говоря, прямо накрывает. Думаю, ничего себе, ничего себе! Это я был? Это я делал? То есть совершались вещи, которые требуют какого-то определенного… отчаяния, по-другому не скажешь. Ты имеешь в виду Болотную и Сахарова? Ну это было начало, там были практически все наши общие знакомые. Я вспоминаю продолжение — всю историю, включая Координационный совет. Вот это, как я сейчас понимаю, был настоящий экстрим. Вспоминаю, как ходил на какие-то запрещенные митинги… Это было реально страшно. Слово «страшно» я от тебя слышу впервые и только сейчас. Тогда, очевидно, это казалось тебе единственно возможной линией поведения? Ну я же не делал это из-под палки, все было добровольно. Сегодня есть место таким поступкам? Смотри, сколько людей продолжают этим заниматься, значит, экстремальный выбор в принципе есть. Каждый сам решает, идти на него или нет. Тебе не кажется, что ты заплатил за тот экстрим очень высокую цену? Что было, то и отдал. А высокая это цена или нет — мне сложно судить. Если в нынешней ситуации тебе предложат работу, связанную с медийной известностью, взамен на обещания, ограничивающие возможности твоего собственного высказывания — политического, социального, — согласишься? Не знаю. Точнее, знаю, что есть определенные вещи, через которые я не переступлю. Уходить от каких-то вопросов — да, наверное, смогу, а врать — нет, не готов. Вообще, на всем сегодняшнем медийном пространстве как относительно безопасную зону я вижу только спорт. Подкаты, ауты, удары — о них можно еще, наверное, рассуждать, не задевая чувств верующих. В этом смысле спорт — способ ухода от того, чтобы врать в открытую, потому что говорить на «а», что это «б», я не смогу. Хотя… в последние годы спорт тоже чрезвычайно политизировался. Ты многолетний активный футбольный болельщик, отлично в этой теме ориентируешься. Мог бы делать свою передачу, шоу спортивное вести? Сегодня я сотрудничаю с каналом «Матч ТВ», у меня есть продюсерские проекты. Сейчас, к примеру, работаем над фильмом про футбольный клуб «Зенит» — эта тема мне очень близка. Но это работа за кадром. –Да, это работа за кадром. Ты веришь, что в обозримом будущем барьер, не пускающий тебя в кадр, может исчезнуть? Понимаешь, это как история о черной дыре: ученые могут рассказать, как она устроена, но это будут гипотетические упражнения. Так и с нами: что и почему произошло, кто конкретно стоит за этим — за все последние годы я так и не смог ответить, есть только догадки. Многие из тех, кто нас с тобой окружает, готовы теоретизировать на эту тему, но на практике я никогда не встречался ни с исполнителями, ни с людьми, принимавшими решения относительно нас. Изменить ситуацию трудно, но, наверное, возможно. А как конкретно — не знаю. Если читатели Men's Health могут посоветовать, пусть напишут в редакцию. Заставило ли изменение медийного статуса по-новому взглянуть на людей, казавшихся тебе близкими? Наверное, это традиционная история — многие исчезли. Испарились. Перестали звонить, просто пропали из нашей с Таней жизни, понимаешь? Но сейчас я понимаю, что в некотором смысле это был детокс, избавление от шлаков. Все произошло как бы само по себе, никто особенно ничего не делал, не говорил, но в тот момент отсутствие поступков и было поступком. Люди ушли, не поддержали, не помогли, не попытались поговорить. Исчезли. Но были те, которые вели себя еще хуже: не исчезли, продолжили декларировать дружеские отношения, хотя все было понятно. Что — все? Понятна причастность к вашему увольнению с канала? Конечно, ко всем этим событиям. И это, наверное, даже более грешно, чем просто молча отойти в сторону. Но их было не так много на самом деле, таких людей, то есть не настолько, чтобы изменить мое отношение к миру или повергнуть в депрессию. Вообще, в последние годы если что-то и повергает в депрессию, то не конкретные ситуации, а какое-то новое понимание человеческой природы. Настало время, когда люди, не желая того, открываются довольно пугающим образом. Залезаешь в фейсбук — и вот тебе неприятные человеческие открытия, прямо в твоей ленте. Как ты от этого защищаешься? Как тут защититься? Пожмешь плечами и… Раньше я что-то писал в ответ, а сейчас уже не вижу смысла. Меньше себя обнаруживаю, пытаюсь скрыться — вот и вся защита. Я устал от этих постоянных разговоров. Когда на тебя льется дерьмо, ты пытаешься отмыться и больше в него не лезть, это же нормальная реакция. Лучше в зал сходить, отвести душу. Ты — человек профессии, которая глубоко связана с языком, с вербальной культурой. Не думаешь, что этим молчанием, уходом в норку, ты в том числе и профессионально себя кастрируешь? Послушай, меня уже так профессионально кастрировали, что, по-моему, еще пара сантиметров никак на размер не повлияют, прости за цинизм. Когда меня приглашают куда-то — все реже, в основном на телеканал «Дождь» — и спрашивают: «Как вас протитровать, Михаил? Телеведущий? Шоумен?» — это вызывает у меня ступор. Ну какой я шоумен — без шоу? Как можно быть журналистом, если тебя не печатают? Как можно быть телеведущим, не работая на телевизионном канале? Я больше не ведущий, не надо иллюзий. Я, что называется, «имею опыт работы на телевидении». С тем же успехом можно написать «врач» — у меня же есть диплом. А какой титр ты хотел бы видеть рядом со своей фамилией? Повторюсь, если бы мне сейчас предложили что-то делать на телевидении, я бы взялся — при условии, что это не будет сопряжено с тем, о чем мы говорили полчаса назад. Но и другие варианты возможны, что угодно может появиться — коуч, ресторатор… Ты что, когда-то задумывался о ресторанном бизнесе? Послушай, о ресторанном бизнесе хоть раз не задумывался только ленивый. Я, к примеру, могу делиться знаниями о диетах. Табличка «Доктор Шац, диетолог» — это было бы прекрасно. Могу открыть кафе здорового питания… Не знаю. Что-то наверняка произойдет, ну невозможно же, чтобы не произошло! То есть общий вектор, тебе кажется, ведет в позитивном направлении? Общий вектор — жить. Мне кажется, сейчас надо оперировать только такими понятиями. Путешествуешь ли ты, общаешься с детьми, ходишь в зал — ты проживаешь свою жизнь. И совсем неважно, показывают тебя при этом по телевизору или нет. Я стал это понимать абсолютно четко. Такое понимание пришло к тебе явно не сразу. Нет, не сразу. Но послушай, на то и есть жизненный опыт, лайфхак, как сейчас говорят. Жизнь продолжается, и это здорово. Редакция благодарит фитнес-клуб премиум класса «World Class Пресня» за помощь в организации съемки.
