«Мы не играем в сыщиков». Волонтёр – о поиске пропавших детей
Для пермячки Светланы Неволиной исчезновение 10-летней Жени О. осенью 2011 года стало судьбоносным событием. Тогда она впервые приняла участие в поисках ребёнка. Чуда не произошло – девочку нашли убитой. Трагедия повергла в шок пермяков, у многих волонтёров опустились руки. Светлана же решила – раз дети пропадают – значит, нужно заниматься их поисками. Координатор поисково-спасательного отряда «Поиск пропавших детей» Светлана Неволина в интервью корреспонденту сайта «АиФ-Прикамье» рассказала о волонтёрстве, сотрудничестве с полицией и неравнодушных пермяках. Куда бежать? Юлия Загородских, «АиФ-Прикамье»: Светлана, как в Перми появился ПСО «Поиск пропавших детей»? Светлана Неволина: В одно время с исчезновением Жени О. пропала ещё одна несовершеннолетняя, Кристина Бушуева. Я и ещё несколько человек стали продолжать направление. Был момент, когда мы занимались поисками лишь вдвоем. Начинали с того, что находили информацию о розыске и предлагали свою помощь – сами себе работу искали, чтобы «поволонтёрить». Со временем к нам стали подключаться люди, которым это интересно. – Что делать, если пропал близкий человек? – Нужно начинать искать самим – обзванивать друзей, родственников, бежать во двор, спрашивать всех, если ребёнок пропал на прогулке, обследовать территорию. И параллельно подать заявление в полицию. Если родственники обращаются ещё к волонтёрам, то нужна фотография и полное описание человека. Без этого шансы найти падают в разы. – Много пермяков принимают участие в поисковых мероприятиях? – У нас костяк не больше десяти человек. Это люди, проверенные годами, которым можно доверять информацию, которая должна оставаться в секрете. Плюс 400-500 человек в нашей базе для СМС-рассылки, их мы приглашаем на поиски. Также помогают обычные горожане, если о розыске сообщаем в СМИ и соцсетях. Кстати, взрослых искать приходит намного меньше народу, чем детей. – Почему, на ваш взгляд? – У нас 90% случаев исчезновения взрослых – это семейные разборки. А доставать скелеты из шкафа и рассказывать волонтёрам подробности никто не хочет. Жена обращается к нам, просит найти мужа. Мы организуем поиски, народ бросается помогать, а потом выясняется, что человек вовсе не в беде, он что-то натворил и скрывается. Простой обыватель сходит на поиски такого взрослого, а узнав правду, решит: «меня обманули, я тут время теряю, а он и не нуждался в помощи». – Но некоторые все же остаются в поисковом отряде? – Наверное, у людей есть желание помочь. Ну и, возможно, для многих волонтёров нахождение в группе, с теми, кто разделяет твои взгляды, тоже фактор. Для кого-то важна принадлежность, ощущение, что от них что-то зависит. Что касается меня, за шесть лет я вложила в это дело столько сил, это стало неотъемлемой частью моей жизни. Если кто-то ко мне обратится, я не смогу сказать: «извините, мне надоело, я больше не буду этим заниматься». Поиск пропавших людей стал делом моей жизни. – Бывает ли волнение, ведь от ваших действий может зависеть чья-то жизнь? – Во-первых, это большая ответственность. Когда ты имеешь дело с закрытой информацией, ты знаешь, от её разглашения может зависеть жизнь исчезнувшего человека. Ну и во-вторых, часто пропавшие погибают. Хотя я уже научилась многому, всё равно мне, как матери двоих детей, страшно засыпать, когда я узнаю какие-то подробности. Поэтому не люблю вникать в подробности преступления. Главное, найти человека. – Вы сотрудничаете со следственным комитетом, полицией. Там сразу приняли вашу помощь? – Показательными стали поиски 7-летнего Ильи Я. в Краснокамске. Когда его украли, мы буквально за неделю обклеили весь город ориентировками. В итоге похититель вернул ребёнка. Он объяснил, что видел информацию на каждом столбе и не выдержал психологически. Тогда полиция и заметила эффективность нашей работы. Кроме того, многие свидетели порой легче доверяют сведения волонтёрам, чем сотрудникам правоохранительных органов. – Кроме организации поисков, чем занимается отряд? – Ежедневно мы обрабатываем несколько заявлений, согласовываем их с полицией или следственным комитетом. Без их согласия информацию мы не публикуем. Если есть подозрение, что в отношении пропавшего могло быть совершено преступление, информация не разглашается, а на поиск выходят только свои, проверенные волонтёры. Чаще мы не публикуем данные о сбежавших подростках. Ведь если мы будем кричать и звать – они лишь убегут ещё дальше. В таких случаях задействуем другие методы, например, помощь психолога. – Любой желающий может стать волонтёром вашего отряда? – На поиски может прийти любой человек старше 18-ти лет. Мы не проверяем людей ни по каким базам. Ну а в процессе волонтёр уже сам себя покажет. Розыск всегда проходит в стрессовой ситуации, и человек в любом случае полностью откроется. Невозможно быть плохим, а на поисках притворяться хорошим – там такой стресс, адреналин. Часто ещё пришедшие в отряд новички начинают «играть в сыщиков». Мы им объясняем – что никто здесь ничего не додумывает, что мы выполняем конкретную задачу по поиску. Если нам полиция говорит – отрабатываем эту версию, ищем здесь, то нам и в голову не придёт идти смотреть где-то в другом месте. – А вы лично кого-то находили? – Я считаю, что каждый из добровольцев может сказать – «да, я нашёл, я не сидел на диване, я помогал, участвуя в поисках». Это общая заслуга всех, кто неравнодушно отреагировал на информацию, что человек потерялся. Волонтёры не смогли бы найти без полиции, без людей, которые вышли на улицы, без телевидения, газет, где сообщили о поисковых мероприятиях. Это общее дело, по капельке давшее результат. Равнодушные тоже есть – Как считаете, в целом пермяки – отзывчивые люди? – Хотелось бы, чтобы были намного отзывчивее. Почему детей из автобусов высаживают, и никто из пассажиров порой не реагирует? Или взять случай с замерзшей после корпоратива девушкой. Она же вышла из кафе, где были её знакомые. Почему никто не спохватился, на улице никто не подошёл? Как можно было её знакомым собраться и уехать по домам, не зная, где она? – То есть с равнодушием вам часто приходится сталкиваться? – По-разному бывает. На поиски выходят множество людей, но, бывает, что кажется, что вот эти могут помочь, но отказывают. К примеру, когда пропал Кирилл Усольцев, следователи распечатали 15 тысяч ориентировок и попросили нас договориться со службами такси. В итоге одни таксисты брали стопки листовок и предлагали всем клиентам присоединиться к распространению. А три компании отказали нам, объяснив, что не хотят нагружать своих клиентов негативной информацией. – Не сложно обращаться за помощью, зная, что можете услышать отказ? – Это для себя сложно помощи просить. А если пропал ребёнок – я к любому подойду, расскажу что случилось, попрошу расклеить ориентировки. И в основном, помогают. Бывает, конечно, соглашаются, берут листовки, а потом мы находим их в мусорном ведре. Согласились помочь – и бросили. – Кроме тех, кто вызывается помочь людям, оказавшимся в беде, есть и те, кто наживается на чужом горе. В вашей сфере существует мошенничество? – Да. Бывает, родителям пропавших приходят смс от тех, кто якобы знает, где их дети. Часто нездоровые психически люди отправляют такую информацию. Плюс, сообщения могут рассылать мошенники. Когда пропадает человек, они пишут в соцсетях родственникам, что знают, где исчезнувший. И требуют деньги за него. Родные часто попадаются на эту уловку и хватаются за любую возможность, иногда необдуманно отправляют деньги. Беду лучше предупредить – Недавно вы открыли ещё один проект, академию детской безопасности «Умка», расскажите подробнее о нем? – В рамках проекта мы проводим профилактические уроки в школах города. В игровой форме рассказываем о поведении в чрезвычайных ситуациях. Устраиваем флешмобы, чтобы обратить внимание на различные проблемы. Так, 25 мая, в Международный день пропавших детей, мы раздаем на улицах шарики цвета незабудки, ленточки, призываем горожан зажигать свечи, чтоб осветить дорогу домой всем пропавшим детям. Также мы разрабатываем памятки для родителей и учителей, посвященные детской безопасности. – Почему вы решили этим заниматься? – Родители не думают о том, что с их ребёнком может произойти беда. Так, люди массово стали ставить специальные замки на окна только после участившихся случаев выпадения малышей в Перми. О проблеме надо говорить заранее, чтобы её избежать.
