Поэт всегда бунтарь

90-летие со дня рождения Евгения Евтушенко поклонники его творчества отметили 18 июля. «Вечерняя Москва», с которой Евгения Александровича связывали долгие добрые отношения, рассказывает читателям о жизни этого яркого незаурядного человека.

Евгений Евтушенко — человек удивительной судьбы. Последний из пятерки «великих шестидесятников», великолепный поэт, жизнелюб, коллекционер, яркий, ни на кого не похожий. Автор двадцати поэм, более чем шестидесяти сборников стихотворений, романа «Не умирай прежде смерти»; проживший последние 25 лет на две страны — Россию и Америку — он был, что называется, тем самым «гражданином мира», сумевшим объединить города, страны, разные эпохи и абсолютно непохожих людей.

Очень худой, в неизменной пижонской кепке и ярких, необычайно стильных пиджаках — оранжевых, клетчатых, пурпурных, с массивными перстнями и в кашне, он больше всего, конечно, был похож на стильного европейца, коллекционера редкостей… Но удивительным образом «стильный европеец» сохранил в себе далекого сибирского мальчика со станции Зима. Заводной и амбициозный, очень талантливый и самоуверенный, влюбчивый, эмоциональный, порой скандальный, этот мальчик хитро щурился из-под козырька кепки, был всегда готов на авантюру, а где надо — и ввязаться в драку. Жизнь для этого вечного мальчишки военного времени была высшей ценностью, праздником — во всех ее проявлениях и сложностях.

Станция Зима Транссибирской магистрали — место, где 18 июля 1932 года родился Евтушенко. Вернее, дотошные биографы свидетельствуют: родился-то он в городе Нижнеудинске, но младенцем был привезен на станцию с чудным названием Зима, где провел первые два года своей жизни. По месту рождения сибиряк, по воспитанию Женя, конечно, был настоящим москвичом, окруженным любящими и любимыми людьми и вещами. Родители, Зинаида Евтушенко и Александр Гангнус, оба — геологи по профессии, и оба поэты по призванию.

Маленькому Жене много читали и пересказывали, а в шесть лет он уже и сам бегло читал. Была у него неотъемлемая часть счастливого детства, любимая бабушка, которая много занималась внуком, именно ей он прочитал свои первые стихи. Домашняя библиотека, из которой Женя штудировал все книги подряд, от Пушкина до Флобера, и потом будто становился сам то сказочным богатырем, то мушкетером, то волшебным зверем. Первый класс в московской школе — уже тогда Женя точно знал, что будет поэтом.

Но пришла беда по имени Война. И Женя вновь отправился в Зиму: вместе с бабушкой Марией Иосифовной он поселился здесь у родственников. Страшное, голодное, военное детство, оно тем не менее было для Евтушенко удивительной порой, когда закалился его характер.

«…Я приехал из Москвы в Зиму в эвакуацию. Дело в том, что я не научился плавать, и у меня был страх воды. А ребята надо мной подшучивали: «Москвичи глотают кирпичи». Не доходя Оки была глинистая ямка, наполненная водой, и ребята — дети ведь тоже бывают жестокие — меня топили в ней. И я решил показать себя, начал вставать рано и учиться плавать. И где-то через неделю удивил всех умением плавать на самой быстрине». Умение преодолевать потом еще много раз поможет Евтушенко не утонуть, когда захотят потопить уже не по-шуточному, а по-настоящему. Военные годы полны были недетских забот: очередь за хлебом, работа на овощехранилище, выступления детского хора, в котором пел Женя, перед ранеными бойцами.

В сорок четвертом мама, Зинаида Ермолаевна, приехала за сыном и увезла его в Москву. Именно тогда отцовскую фамилию Гангнус она поменяла в метрике на Евтушенко: после войны иметь «немецкие корни» было небезопасно. У отца уже была другая семья, но он по-прежнему много занимался с Женей. «Мужская рука» в воспитании ершистого паренька была очень нужна, ведь учился Евтушенко неважно, был, что называется, «талантливым хулиганом». Но зато — блистал в литературной студии районного Дома пионеров. Евтушенко было пятнадцать, когда его отчислили из школы за то, что сжег классные журналы — хотя и уверял, что дело сфабриковано и виновник не он.

После скандала Женю Евтушенко не принимали никуда, и отец послал его с рекомендательным письмом в геолого-разведывательную экспедицию в Казахстан. Эта школа жизни оказалась для Евтушенко куда более суровой. Оказавшись старшим над пятнадцатью расконвоированными уголовниками, он, вчерашний московский щелкопер, вмиг повзрослел и вновь, как когда-то на станции Зима, должен был доказывать делом, что «москвичи не глотают кирпичи».

В 1949 году его ровесники получали школьный аттестат, а Евтушенко опубликовал первое стихотворение в газете «Советский спорт», а в 1951-м поступил в легендарный Литературный институт имени Горького — без аттестата зрелости, но за талант. А в следующем году, издав свою первую книгу «Разведчики грядущего», стал членом Союза писателей.

Но сам он был недоволен — и первым изданием, и собой. Евтушенко точно знал, что будет писать по-другому. Удивительное свойство Евтушенко — быть обласканным властью и всегда идти против течения. Был секретарем комсомольской организации при Союзе писателей — и вылетел из Литературного института в 1957 году за «дисциплинарные взыскания».

Поэт в России — больше, чем поэт.

В ней суждено поэтами рождаться

лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства,

кому уюта нет, покоя нет.

Эти ставшие крылатыми строчки из поэмы «Братская ГЭС», написанные Евтушенко в 1964 году, пожалуй, идеально характеризуют его позицию. Собирать своими стихами стадионы, издавать многотысячные тиражи книг, ездить в загранпоездки, получать государственные награды. Но — не бояться потерять все эти блага, чтобы прокричать во весь голос:

Танки идут по Праге

в закатной крови рассвета.

Танки идут по правде,

которая не газета.

…

Пусть надо мной —

без рыданий —

просто напишут, по правде:

«Русский писатель. Раздавлен

русскими танками в Праге».

Они выходили на сцену Политехнического, практически небожители: Евтушенко, Рождественский, Вознесенский, Ахмадулина, Окуджава, как символ оттепели, как глашатаи светлого завтрашнего дня. Пожалуй, это была последняя плеяда великих поэтов, которым верили безоговорочно, которые могли поднять стадионы.

И конечно, Евтушенко был из этой пятерки самым «выпадающим», что ли. Именно он чаще всего становился объектом жесткой критики в прессе, именно про него желчно писал в своем «Дневнике» Юрий Нагибин (хотя там и другим, конечно, досталось). Иосиф Бродский, по словам Довлатова, бросил как-то фразу, ставшую крылатой: «Если Евтушенко против колхозов, то я — за». Андрей Тарковский желчно назвал в своих дневниковых записях Евтушенко «бездарью, кокеткой и буржуем», который «хочет, чтобы все его любили. И Хрущев, и Брежнев, и девушки…»

А Евтушенко как раз любви власти не искал, и даже — из всех «шестидесятников» — именно его голос звучал громче всех в защиту Солженицына, Бродского и Даниэля, именно он написал «Бабий Яр» и «Мама и нейтронная бомба». Своей лучшей поэмой Евтушенко считал «Голубь в Сантьяго» — считал, что она спасла от самоубийства более трехсот человек на планете Земля. Стихи Евтушенко по форме просты и понятны, поэтому многие из них смогли стать песнями. Его поэмы зубодробительны и задевают, будоражат. Везде он разный — то нежный лирик, то непримиримый борец, то жонглирует необычными рифмами, то удивляет излишней вычурностью.

«Каждый поэт обязательно бунтарь, — уверял Евтушенко в интервью «Вечерке» в 2014 году. — Но одновременно с этим он еще и человек с государственной точкой зрения».

При этом, что удивительно, власть Евтушенко не гнобила — он был популярен при Хрущеве и при Брежневе, с 1986 по 1991 год был секретарем Правления Союза писателей СССР, а с декабря 1991 года секретарем правления Содружества писательских союзов. На выборах 1989 года набрал в 19 раз больше голосов, чем ближайший кандидат, был избран народным депутатом СССР от Дзержинского территориального избирательного округа в Харькове и оставался им до самого распада СССР.

СССР окончил свое существование, и, безусловно, Евтушенко понимал, что страна вступила в новый этап. Уходили из жизни друзья, многие уезжали за рубеж. Уехал и Евгений Александрович в Америку и преподавал в университете в Оклахоме.

Личная жизнь Евтушенко — это особый рассказ. Он был официально женат четыре раза и влюблен — бесчисленно, стал отцом пятерым детям. Самый известный его брак — с Беллой Ахмадулиной; союз двух творческих самостоятельных единиц по определению не мог быть счастливым, но стал источником удивительных стихотворений. До конца своей жизни Евтушенко вспоминал божественную Беллу с нежностью и любовью… Вторая жена — Галина Сокол, потом Джен Батлер, ирландка и страстная поклонница. С Галиной у Евтушенко сын Петр, которого они взяли из детского дома. С Джен — сыновья Александр и Антон.

Последняя жена, Мария Владимировна Новикова, родила Евгению Александровичу двух сыновей, Евгения и Дмитрия. Ребята пробовали писать — стихи и рассказы, показывали свое творчество отцу; он критиковал их жестко, порой даже слишком. «Их будут хвалить другие. А я скажу то, что думаю», — сказал как-то Евтушенко.

Жил в Америке, но Россия по-прежнему была главной темой его творчества. Дом в Переделкине, станция Зима, ставшая для Евтушенко символом детства, Москва, читатели. В 2007 году к 75-летию поэта в спорткомплексе «Олимпийский» состоялась премьера рокоперы «Идут белые снеги» — музыка Глеба Мая, слова Евгения Евтушенко.

В Переделкине Евтушенко в 2010 году открыл музей-галерею, где представил картины, которые собирал всю жизнь. Уникальное собрание, от Пикассо и Шагала до Васильева и Целкова. Сейчас, в год 90-летия поэта, Музей современной истории России, куда Евгений Александрович передал свою коллекцию и дом в Переделкине, открыл интересную выставку «Евтушенко. Роман с жизнью». Картины, скульптуры, фотографии — сам поэт говорил, что собрание его складывалось «непредсказуемо».

В конце жизни он тяжело болел. Четвертая онкологическая стадия, не оставляющая надежды на выздоровление, — но Евгений Александрович все равно строил планы на будущее.

В июле 2017 года ему должно было исполниться 85 лет, и Евтушенко собирался широко отметить юбилей на родине. Считал, что ему надо еще лет двадцать жизни, чтобы закончить все задуманное… В конце мая должен был состояться вечер его поэзии в Концертном зале имени Чайковского. Место, значимое для всех, кто застал эпоху «оттепели», — здесь, возле памятника Маяковскому, читали свои стихи когда-то Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский и, конечно же, Евгений Евтушенко.

Из той когорты поэтов-шестидесятников в живых остался он один — и именно ему бесконечно задавали вопросы корреспонденты по поводу вышедшего модного сериала «Таинственная страсть». Действительно ли было именно так, как в фильме? Журналисту газеты «Комсомольская правда» Евтушенко ответил: «Вот чего не хватает в этом фильме — любви, вдохновения нашего поколения. Самый главный «недостаток» — это то, что мы любили людей, любили свою страну, и по-настоящему, а не формально, как это делают бюрократы».

И правда — знаменем шестидесятников были любовь и вдохновение.

Я жаден до людей,

и жаден все лютей.

Я жаден до портных,

министров и уборщиц,

до слез и смеха их,

величий и убожеств!

Евтушенко не дожил до юбилея совсем немного — он умер во сне от остановки сердца 1 апреля 2017 года в оклахомской больнице, в окружении родных. В Оклахоме апрель — уже практически начало лета, плюс двадцать тепла и много солнца. А где-то далеко, на маленькой станции Зима Иркутской области, погода в апреле бывает разная. Иногда уже весна, а иногда вдруг налетает снег.

Идут белые снеги,

как по нитке скользя…

Жить и жить бы на свете,

но, наверно, нельзя…

В ПОДАРОК ЧИТАТЕЛЯМ

Ровно 10 лет назад, 18 июля 2012 года, «Вечерка» поздравляла Евгения Евтушенко с 80-летием. Незадолго до этого поэт перенес тяжелую операцию, но сказал, что уже идет на поправку, и ответил на несколько вопросов корреспондента Светланы Можаевой.

— Евгений Александрович, когда в Москву собираетесь?

— Вот врачи махнут флажочком — я и поеду. Я очень много получил звонков и писем из России. Кстати, у меня в этом году рекорд по количеству вышедших книг: в столице вышли уже три. Одна из них издана в серии «Великие поэты», только не заподозрите меня, что я сам придумал это название. Я был ошеломлен, что я там единственный из живых поэтов. Поэтому чувствую себя, как веселый контрабандист на территории мертвых. Также должны скоро выйти девятый том собрания сочинений и «История Бабьего Яра» — о том, как писалось это стихотворение. И еще хорошее известие: полностью готов первый том «Антологии русской поэзии».

— День рождения, как всегда, будете отмечать в Политехническом музее?

— Да, но в Москву прилечу ненадолго. Потому что в Америке у меня много студентов. Я в этом году собираюсь преподавать больше прозы. В частности, включил в программу курс по книге Евгении Гинзбург — матери моего покойного друга Василия Аксенова. И еще один интересный проект: думаю проехаться через всю Россию, от Калининграда до Сахалина.

— Стихи пишутся, Евгений Александрович?

— Конечно. Вот из последнего для читателей «Вечeрки»: К себе самим жестокосердны, В душе все лучшее губя, Мы — легкомысленные жертвы Недопрочтенности себя.