Андрей Смирнов. Удивительная встреча через жизнь после войны

Станция Федулово. 1986 год. Внук

В летнем военном лагере у Федулово нам предстояло пройти 42-дневные военные сборы - коими завершалась в Московском университете подготовка офицеров запаса.

Палаточный лагерь расположился в прореженном сосновом лесу.

Меж сосен стояли желтоватые шатры палаток, зеленые деревянные помосты под навесом, со столами и скамьями, - учебные классы. Белели силикатным кирпичом оружейные комнаты и каптерки.

В километре восточнее протекала Клязьма, и со свалки за южной границей лагеря слышались крики чаек.

В лесу между лагерем и железной дорогой спела малина...

Шел 1986 год - когда холодную войну еще никто не отменял.

На занятиях в классах мы, курсанты 2-й роты, готовились подрывать моральный дух абсолютно конкретного противника - 3-й механизированной дивизии армии США (известной с Первой мировой войны как "Скала на Марне"). Уясняли по карте, где разместить громкоговорящие установки, какой участок обстрелять агитационными снарядами, начиненными листовками...

29 июня 1986 года, в солнечный, жаркий воскресный день, мы - те, кто еще не служил в армии, - приняли присягу, и все четыре роты прошли торжественным маршем. Под "Прощание славянки", старым русским пехотным шагом - 120 шагов в минуту.

И тополя в листве, от зноя клейкой,

И марша звон в ушах.

Родной погон, родная трехлинейка,

Родной свободный шаг.

Тогда я еще не знал этих строк литературоведа и поэта Ростислава Михайловича Самарина (1911-1974). Но ощущения были схожие - хоть тополя на плацу в военном городке Федулово не росли, а руки сжимали не трехлинейную винтовку, а висевший на груди автомат АК-74 с пластмассовым ложем.

В тот июнь страна вспоминала 45-ю годовщину начала войны.

Родившимся через 15-20 лет после Победы, нам не надо было уточнять, о какой войне идет речь. Она и для нас навсегда разделила новейшую историю на "до войны" и "после". Уже дошкольником я воспринимал как абсолютно естественные строки песни на стихи Роберта Рождественского:

Просыпаемся мы -

И грохочет над полночью

То ли гроза,

То ли эхо прошедшей войны.

А на учебном поле рядом с лагерем, сразу за железной дорогой Москва - Горький, стояли, имитируя боевую обстановку, старые тяжелые танки ИС-2 образца 1944 года. Закопченные, обгорелые...

22 июня в 1986-м тоже пришлось на воскресенье - как в 41-м.

Ополченцы 1-го Коммунистического полка обучаются штыковому бою. В руках - французские винтовки системы Лебеля образца 1907/15 годов.

Город Ковров. 1956 год. Отец

В двух километрах от нашего лагеря, за рекой Клязьмой, лежал город Ковров. Там, на известном оружейном заводе ("почтовый ящик 22"), в 1956-1957 годах работал мой отец - по окончании Московского высшего технического училища имени Баумана (ныне МГТУ имени Баумана). Сначала на должности мастера, потом на инженерной. Да и военные сборы летом 1953-го он проходил на той же Клязьме, только под Гороховцом, при артиллерийском полку большой мощности - в МВТУ из отца готовили инженера по матчасти наземной артиллерии.

Будущий историк, я, конечно, зафиксировал случайное пересечение наших с отцом жизненных дорог под Ковровом. Но я не мог и помыслить, насколько тесно сплетутся на этом совсем близком от Москвы пятачке судьбы нашей семьи с судьбой страны...

На сборах нас, студентов, кормил, одевал и обувал расквартированный в военном городке Федулово 522-й гвардейский учебный танковый Рижский полк. Отпускал со своего склада продовольствие, выделил повара, выдал комплекты новенького полевого обмундирования. А когда в начале июля вдруг похолодало - еще и ватники. Снабдил звездочками на пилотки и петличными эмблемами - силуэтиками танков...

И вот совсем недавно, в декабре 2020 года, я узнал, что "наш" Рижский полк - тот самый, в котором осенью 1941-го служил и участвовал в обороне Москвы мой дед, Кузьма Петрович Смирнов (1895 - 1972).

Мои дед и бабушка - Кузьма Петрович и Татьяна Ивановна Смирновы. 1940 год. Фото: из семейного архива автора

Москва. 1941 год. Дед

Уроженец подмосковной деревни Еднево, он с 14 лет работал на фабриках учеником шорника и шорником - шил конскую упряжь. Сперва в Москве, а с 1912-го - в Петербурге/Петрограде.

Что такое война, еще в молодости изведал сполна. Уйдя 19-летним "парнем с Петроградской стороны" на Первую мировую и став вторым номером пулеметного расчета, участвовал в 1916 году в Брусиловском прорыве. А летом 1917-го - в тяжелейшем сражении с немцами при Мэрэшешти - в Румынии, на реке Серет, - где поубивало всех его товарищей-пулеметчиков...

Но я запомнил его прямо-таки иллюстрацией к нашей фамилии - абсолютно мирным. Законопослушным, добросовестным, пунктуальным.

Тут же возражаю себе: как это законопослушным? А кто помогал в Москве замоскворецким большевикам распространять их листовки? Кто в 1915-м, в Питере, кидал во время забастовки из-под Тучкова моста камни в казаков? (За что и был лишен "брони", которую имел как рабочий размещавшихся в Кронверкском арсенале военно-упряжных мастерских, и призван в армию.)

Он, дед Кузьма. Но, помня его натуру, думаю, что делал он это скорее из стремления помочь хорошим людям. Попросили - как откажешь? Так же, похоже, и вступил в 1924 году, в ходе "ленинского призыва", в РКП(б): Кузьма, ты рабочий "от станка", депутат Москворецкого райсовета Москвы от 1-й показательной школы-фабрики шорно-седельного производства - надо!

Надо проучиться в совпартшколе (и работать потом, в 1926-1928-м, пропагандистом укома партии).

Надо ехать в нынешнюю Воронежскую область и работать (в 1930-1932-м, слава Богу, уже после раскулачивания) председателем колхоза...

"На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся".

Думаю, в соответствии с этим принципом он - без полутора недель 46-летний заместитель главного кассира Мосгорбанка - и пошел в середине октября 1941 года в ополчение.

А это фотокопия удостоверения, выданного деду 25 ноября 1941 года.

Октябрьские ополченцы

Шли самые тяжелые дни войны.

7 октября 1941 года почти все войска Западного и Резервного фронтов попали в окружение под Вязьмой - где уже к 14-му погибли либо были пленены.

Между группой армий "Центр" и Москвой почти не осталось советских войск, и путь на Москву оказался открыт.

16-го в столице вспыхнула паника. Во дворе дома № 32 по Большой Татарской, где жил дед, дворники нашли на помойке сочинения классиков марксизма-ленинизма...

В те дни с бору да с сосенки собирали войска, чтобы перекрыть хотя бы основные направления, выводящие с запада к Москве.

А в самой столице 13 октября стали формировать новые части ополчения. (Прежние, сформированные в июле, почти все сгинули к этому дню под Вязьмой.)

16 октября некоторые из этих частей - рабочих коммунистических батальонов - свели в 1-й Коммунистический полк, в котором и оказался мой дед.

Полк вошел в состав войск обороны города Москвы. Конкретно - в состав 1-го боевого участка оборонительного рубежа города Москвы, который 24 октября назвали Северо-Западной группой обороны города Москвы, 28-го - дивизией Московских рабочих, а 14 ноября - 3-й Московской Коммунистической стрелковой дивизией.

Штаб дивизии разместился у станции метро "Сокол", в доме № 6 по Чапаевскому переулку.

Через дом от него, на нынешнем Ленинградском проспекте, 65, жили с 1934 года мои родственники по материнской линии - выходцы из подмосковной Гжели, потомственные керамисты, работавшие на расположенном напротив заводе "Изолятор". А с 1958 по 1964 год - и моя будущая мать...

В середине ноября новое название получил и дедов полк - став 1-м Коммунистическим полком Московских рабочих.

Старшего политрука К.П. Смирнова назначили почему-то "начальником питания полка" (не боепитания, а именно питания). Хотя вообще-то эта должность называлась "начальник продовольственной службы", а дед принадлежал не к военно-хозяйственному и административному составу, а к военно-политическому. И, кроме "шпалы" в петлицах, носил на рукавах красную, окантованную алым шелком суконную звезду с вышитыми на ней желтым шелком серпом и молотом.

Схема участка обороны полка, в котором служил мой дед.

Последний рубеж

Полк (его возглавил майор Александр Христофорович Кузнецов) сразу же занял оборону за северо-западной окраиной Москвы - на тот случай, если сражающиеся в 100 километрах западнее войска Западного фронта не выдержат и враг прорвется к столице.

Правый фланг полкового участка упирался севернее станции Бескудниково в Дмитровское шоссе и Савеловскую железную дорогу. В начале ноября сместился на километр западнее, к деревне Коровино.

Центр - у деревни Ново-Ховрино, где располагался и штаб полка, - седлал Ленинградское шоссе и Октябрьскую (Ленинград - Москва) железную дорогу.

А левый фланг протянулся сначала вдоль восточного берега Химкинского водохранилища, а 23 ноября перекинулся на западный берег и уперся в деревню Братцево.

Сейчас все эти места - в черте Москвы. У станций метро "Селигерская", "Ховрино", "Беломорская", "Речной вокзал", "Водный стадион", "Сходненская"...

Ополченцы рыли траншеи, строили блиндажи, вели разведку вдоль Ленинградского и Дмитровского шоссе...

Винтовки и пулеметы им дали те, что нашли, - и русские, и французские, и английские, и канадские, и германские, и польские, и чехословацкие. В 1915 году деду, новобранцу русской армии, выдали допотопную 11-мм французскую винтовку системы Гра - а в 1941-м более трети его полка1 тоже вооружилась французскими винтовками (только не такими древними, системы Лебеля)...

Настала последняя неделя ноября - апогей борьбы на оказавшихся самыми опасными северо-западных подступах к Москве.

Дивизия, гласил боевой приказ командира 3-й Московской коммунистической полковника Николая Павловича Анисимова от 23 ноября, "прикрывает Москву с северо-запада с задачей ни в коем случае не допустить противника к г. Москва".

А в следующем пункте значилось: "Справа наших частей нет"2.

Москва зимой 1941 года - на архивной фотографии.

"У твоего порога"

Заняв 24 ноября Солнечногорск и повернув на юго-восток, к Москве, 2-я танковая дивизия вермахта - комплектовавшаяся австрийцами, - сошла с Ленинградского шоссе, устремилась к проходившему восточнее Дмитровскому и 30-го вышла к станции Лобня на Савеловской железной дороге. Это бои с ней, с "Венской дивизией", у Лобни показаны в фильме 1962 года "У твоего порога" ("Родина" рассказывала о нем в номере 6 за 2016 год).

В апреле 1941-го "Венская" прошла через Македонию и Грецию и заняла Афины.

15 ноября пробилась через оборону панфиловцев у разъезда Дубосеково.

19 ноября ее мотоциклисты въехали в родную деревню деда Еднево (19 километров восточнее Волоколамска и 15 - северо-восточнее Дубосекова).

А теперь "Венская дивизия" нависла с севера над правым флангом дедова полка - он находился всего в 13 километрах южнее Лобни, у Коровина.

В это же время с северо-запада к позициям полка стали приближаться вюртембергская 35-я пехотная и вестфальская 106-я пехотная дивизии - двинувшиеся от Солнечногорска к Москве по обе стороны Ленинградского шоссе.

С 23 ноября 1-й Коммунистический полк Московских рабочих вел разведку под Солнечногорском - вступая при этом в бои с "Венской дивизией". А с 27-го - еще ближе к Москве, в районе станции Крюково, там, где ныне Зеленоград.

К Крюкову враг подходил не только с северо-запада, но и с запада, от Истры, - в районе которой, в тогдашнем Воскресенском уезде, дед организовывал в конце 1920-х сельские клубы. Теперь оттуда надвигались судетско-силезская 5-я танковая дивизия и силезская "дивизия-призрак" - 11-я танковая...

В один из тех дней, вспоминал дед, боец, которого послали в близлежащую деревню купить молока, быстро вернулся назад: "Немцы!".

Судя по всему, это была та самая немецкая часть, что ближе всех подошла к Москве, - 62-й танковый саперный батальон, укомплектованный уроженцами округи Виттенберга в Саксонии-Анхальт (там, где проповедовал Мартин Лютер). 30 ноября его разведчики прорвались на мотоциклах к городу Химки3.

То есть к нынешней границе Москвы.

Ополченцы 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии. Октябрь - ноябрь 1941 года.

Форма полка

Главным силам 3-й Московской Коммунистической дивизии в бои под Москвой втянуться не довелось: дравшиеся впереди них части 16-й и 20-й армий устояли. В написанной 12 января 1966 года автобиографии дед о своем участии в войне и упоминать не стал.

Ополченцы 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии. Октябрь - ноябрь 1941 года.

В январе 1942-го его перевели служить в милицию, а дивизию назвали 130-й стрелковой и отправили на Северо-Западный фронт.

На северо-западе она и провоевала до конца войны - участвовала в попытках ликвидировать злосчастный Демянский выступ на Новгородчине, в разгроме врага под Ленинградом, в освобождении Псковщины, Эстонии и Латвии.

Стала 53-й гвардейской стрелковой Тартуской Краснознаменной.

А полк деда - 1-й Коммунистический полк Московских рабочих - был переименован в 371-й стрелковый, потом в 157-й гвардейский стрелковый; после освобождения 13 октября 1944 года Риги получил наименование "Рижский", - и к 1986-му, после еще нескольких переименований, стал 522-м гвардейским учебным танковым Рижским.

Чью форму я и носил на военных сборах через 45 лет после начала войны.

26 июля 1986 года полковник Джан Алексеевич Гудков подал на лагерном плацу команду:

- Равняйсь! Смирно! Напра-во! В столицу нашей Родины, город-герой Москву, шагом - марш!

На самом деле маршировать было метров семьсот - до платформы Федулово, до дверей электрички.

Совсем близко...

1. Подсчитано по: Монетчиков С. 1941-й: триумф и трагедия Москвы. Оружие Московского народного ополчения // Солдат удачи. 1997. № 5. С. 36.

2. Сборник материалов по истории 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии (http://3mksd.ru/ts161.htm).

3. Карель П. Восточный фронт. Кн. 1. Гитлер идет на восток. 1941 - 1943. М., 2004. С. 152, 272.