Зачем они подожгли Москву? Ученые реконструировали положение поляков, осажденных в Кремле
"А нас, увъ осаде начал стискати голод, бо пехота, що их было 600, почалы псы и кошки ести. [...] Октобря 16 дня выпал снег великий, же всю траву покрыл и кореня, силный и неслыханый нас голод змогл: гужи и попруги, поясы и ножны и леда костища и здохлину (падаль) мы едали", — писал Балыка, в 1612 году проделавший путь до Москвы с войсками гетмана Яна Ходкевича. Другие поляки (а вместе ними наемники — немцы и венгры) занимали центр российской столицы уже с сентября 1610 года. Впущенные с согласия временного правительства Семибоярщины, они вскоре подменили его собственным правлением. Фактическим главой русского государства сделался полковник Александр Госевский (Гонсевский), уполномоченный вести дело к объединению России и польско-литовского государства. Надменность поляков осложняла эту задачу. В своей переписке король Сигизмунд III называл русских не иначе как "диким и варварским народом", проводя параллель между ними и аборигенами Нового Света, власть над которыми в то же время устанавливали европейские колониальные державы.
Напряжение, разлившееся между русскими и поляками на улицах столицы, дошло до кульминации в марте 1611 года, когда интервенты подожгли город. Часть москвичей бежала, а оставшиеся после них руины заняли ратники Первого ополчения, блокировавшие врага в Китай-городе и Кремле. Так за его стенами начинался большой голод.
Польша предлагает помощь?
Сама мысль о том, что иностранные войска могут войти в Кремль грубой силой, людям XVII века могла показаться несуразной. В 1610 году главная крепость России — одна из самых неприступных в Европе. Ее гарнизон оценивали в 15 тыс. человек, а прежде чем подобраться к Кремлю, требовалось занять другие укрепления столицы, опоясывавшие ее кольцом. С 1609 года Польша пробовала захватить крепость меньшего размера — Смоленск, куда ради осады прибыл король Сигизмунд III. Задача гетмана Станислава Жолкевского, сумевшего прорваться с войском в московские пределы, была скромнее: он намеревался договориться.
Начало новому витку Смуты, которым собирался воспользоваться Жолкевский, послужило поражение российских войск в битве при Клушине несколькими месяцами ранее. Не пользовавшийся популярностью царь Василий Шуйский вынужден был опираться на наемников, с помощью которых безуспешно надеялся снять осаду со Смоленска. Сражению предшествовал эпизод, достойный "Игры престолов". Подозревавший своего родственника, полководца Скопина-Шуйского, в намерении занять престол, царь Василий, по свидетельству современника Мартина Бера, позволил отравить Скопина, после чего поставил во главе армии своего брата Дмитрия, возможно, также причастного к отравлению. Тот не показал военной смекалки и был наголову разбит Жолкевским. Ответом на это стало восстание в Москве.
Свергнутый московским народом и боярами самодержец, по свидетельствам очевидцев, извивался в руках дворян, пока клирик из кремлевского Чудова монастыря постригал его в монахи. А когда с правлением Шуйского было покончено, стране потребовался новый царь, избрать которого имел право Земский собор. Собиравшийся повлиять на его решение Жолкевский успел как раз вовремя.
На переговорах, которые он повел с боярами, временно ставшими у власти, перемежались угрозы и посулы. Первоначально поляки пугали: в их власти было соединиться с войсками самозванца Лжедмитрия II и попробовать взять Москву штурмом или изменой. Но вскоре Жолкевский осознал, что с временными властями договориться гораздо проще. Народных волнений они опасались больше, чем интервентов. У поляков появлялся шанс закрепиться в России, представ силой, гарантирующей общественное спокойствие от беспорядков.
Царь предстоящий
Дипломатия Жолкевского отличалась особенным искусством, поскольку строилась вокруг неточных и двусмысленно трактовавшихся формулировок. Польский гетман убедил бояр объявить царем сына Сигизмунда III Владислава, обещая взамен возвращение всех захваченных в годы Смуты поляками земель и помощь в подавлении восстания Лжедмитрия II. Современники могли понять эмиссара так, что королевич согласится принять православную веру, прежняя граница с Польшей восстановится, а иностранцы помогут обуздать бунты — прекратить гражданскую войну. Под воздействием этих ожиданий Владиславу заочно принесли клятву верности. Действительность оказалась иной: Польша продолжила осаждать Смоленск, а мягкие условия Жолкевского трактовались совершенно иначе при дворе короля Сигизмунда III, желавшего править Россией самолично.
Прежде чем разница в подходах между монархом и его эмиссаром сделалась ясной, поляки успели выиграть время. В Москве с их подачи разоблачили "заговор": якобы жители столицы намеревались передать город третьей стороне — еще не разбитому Лжедмитрию. Напугав боярское правительство и всех противников самозванства, поляки добились права взять столицу под охрану. Именно тогда они прочно обосновались в Кремле.
Первым опасность нового положения почувствовал Жолкевский. Он осознал, что Сигизмунд хочет простого присоединения России к Польше и не намерен отправлять в Москву сына, а следовательно, новое столкновение с москвичами неизбежно. Объявив, что намерен разубедить монарха, гетман уехал, оставив вместо себя полковника Александра Госевского. Того возвели в боярское достоинство и поручили ему заседать в Думе. В действительности соотношение сил изменилось. Боярская дума при Госевском превратилась в фикцию: Москвой он управлял сам.
Москва и слезы
Столкновение поляков и русских приближалось сгущавшимся ожиданием голода. Историки называют 1611–1612 годы временем климатической аномалии. Вопреки установившейся погодной норме, сделалось чрезвычайно холодно, из-за чего нарушился аграрный цикл весенних полевых работ. На улицах столицы русские и поляки вступали в спор из-за продовольствия, при этом иностранцы, пользуясь правом сильного, охотно забирали его себе. Конфликт перекинулся за пределы столицы. Не имея средств расплатиться с иностранцами, бояре стали отдавать им города "на кормление", провоцируя стычки с местным населением. В Москве ненавистнее всего полякам сделались колокола. По их звону горожане заполняли площади, требуя управы на самозванный гарнизон после каждой новой ссоры. Разворачивавшиеся одновременно события дискредитировали поляков: Лжедмитрия, ради борьбы с которым их пригласили, убил сподвижник, а в окружении короля Сигизмунда дали понять, что крещение нареченного царя Владислава в православие исключено. Для средневекового русского сознания это означало: мирное воцарение королевича на русском троне невозможно.
На падение поддержки Госевский ответил репрессивными мерами: в городе ввели комендантский час. А затем, играя на опережение, полковник спровоцировал неподготовленный бунт городских окраин, который тут же и подавил. То, что не все идет по плану Госевского, стало ясно, когда в городе разгорелся пожар. Отбиваясь от русских, поляки в марте 1611 года подожгли посады, оставив после себя руины.
О происходивших потом событиях ТАСС рассказал автор биографий Лжедмитрия I и Марины Мнишек, директор научно-образовательного центра "Историограф", профессор Рязанского университета Вячеслав Козляков.
"После боев в Москве и грандиозного пожара, названного современниками "конечным разорением", все договоры и принятая присяга о призвании на русский престол королевича Владислава перестали иметь прежнее значение.
Когда к Москве подошло Первое земское ополчение Прокофия Ляпунова, Госевский стал руководить военными операциями по организации отпора земским силам, собравшимся под Москвой. Однако чем дальше, тем больше Госевский становился зависим от своего воинства, постоянно требовавшего уплаты жалованья за службу (его должны были платить несколько раз в год, по четвертям). Как только приходил очередной срок выплаты жалованья, воинство грозило разойтись и превращалось в пьяных мародеров. Об этом, как и о грабеже лояльных "московских людей", писал Ян Коморовский — посланник короля Сигизмунда III, побывавший в Москве. Оставался один источник жалованья польско-литовского войска в Москве — казна русских царей, предусмотрительно отданная в управление доверенному человеку из московских людей — казначею Федору Андронову.
Приведу малоизвестное свидетельство Яна Коморовского о дележе солдатами московского гарнизона вещей, выданных ими, по соглашению с Боярской думой, из московской казны: "Они сами это оценивали, как хотели, сами же брали [сокровища] и причинили такой большой ущерб той казне, что того, чего хватило бы на оплату нескольких четвертей, едва хватило на две". После захвата королем Сигизмундом III смоленской крепости "квартовые" деньги на жалованье доставлялись из Литвы, но их надо было еще привезти в Москву, да и войско, потерявшее всякую дисциплину и занятое грабежами, надеялось больше на самих себя. Александру Госевскому повезло выбраться из Москвы, во главе московского гарнизона его сменил староста хмельницкий полковник Николай Струсь, на его долю и пришлись самые страшные времена полного распада польско-литовского гарнизона в Кремле летом и осенью 1612 года, кода, как писали оставшиеся в живых участники событий, "кто был сильнее, тот того и ел", — говорит Козляков.
Шапку верните
Уже с апреля 1611 года начался последний этап пребывания поляков в Кремле, растянувшийся на полтора года. В течение почти всего этого времени иностранцы вынуждены были отбиваться: их блокировали в центре города войска сначала Первого, а затем Второго народного ополчения. Чувство голода, не покидавшее в это время интервентов, притуплялось лишь впечатлением от пребывания посреди царских сокровищ. Распорядителем государственных имуществ назначили купца Федора Андронова, прославившегося преданностью Сигизмунду III. Допрошенный впоследствии, он признал, что потратил на поляков почти все государственные средства — 912 тыс. рублей.
Но многие считали, что Андронов лукавил. В старой России ходили легенды об андроновских кладах — сокровищах, присвоенных казначеем, пока смотреть было некому, и зарытых где-то в сердце столицы. Действительно, после пребывания поляков от драгоценностей Московского царства почти ничего не осталось. Современники знали, что золотая посуда пошла на переплавку. Поздние (и потому менее ценные) короны ломали на глазах, выковыривая из них бриллианты. Достоверно не узнать, куда пропала знаменитая царская сибирская шапка, зато известно, что в счет оплаты наемников им же достались три царских скипетра. Один, по удивленному замечанию современника, "из целой кости единорога".
Не все эти чудеса задержались у поляков надолго. Случалось так, что их спускали в корзинах с Кремлевской стены в обмен на продовольствие и иногда попадали впросак. Известны случаи, когда москвичи обманывали интервентов, забирая ценности, но оставляя корзины пустыми. На этом фоне в Кремле начались убийства. Первыми растерзали заключенных — мясо пошло в пищу, но пленниками каннибализм не ограничивался.
"Доведался того пан Струс, казал обоих поймати Воронца стято и поховано, а Щербину обесити казали, который з годину на шибеници не был; пехота зараз отрезали и на штуки разрубали и изьели. Пахолика одного, недавно умерлого, из гробу выкопали и изели", — писал об этом Балыка.
Решающими для интервентов стали события августа 1612 года, когда прорваться к Кремлю и доставить продовольствие пробовал гетман Ян Ходкевич, но потерпел поражение. После этого капитуляция поляков становилась лишь делом времени.
Игорь Гашков