Философ Алексей Лосев: Наука без искусства и без любви - уродство!

Стилистика и орфография авторов сохранены.

Сокровенные мысли выдающихся ученых из их личных дневников (1862-1961)

1862 ГОД

Василий Ключевский, историк, профессор Московского университета, председатель Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете

9/21 марта. Жутко стоять между двух огней. Лучше идти против двух дул, чем стоять, не зная, куда броситься, когда с обеих сторон направлены против тебя по одному дулу.

Мне часто хочется безотчетно и безраздельно отдаться науке, сделаться записным жрецом ее, закрыв и уши и глаза от остального, окружающего, но только на время. Здесь не страх перед действительностью, не трусость от сознания недостатка сил для восприятия и осуществления того, о чем речь ведется всеми деятелями нашей современной жизни. Нет, хочется поскорее понабраться нужных запасов, без которых, говорят, ничего нельзя сделать, а чтобы скорее сделать это, я думаю на время замкнуться и не развлекаться. Но стоит заглянуть в какой-нибудь из живых, немногих наших журналов, чтобы перевернуть в себе эти аскетические мысли, стоит встретиться только с этими речами и вопросами, чтобы увлечься ими и забыть мирную книгу.

В самом деле можно ли спокойно оставаться и смотреть, когда там копошится мысль в каком-нибудь далеком уголке Руси, когда неотступно, со всей силой тянут к себе эти вопросы, глухо, но сильно раздающиеся из-под маскированной, а подчас и немаскированной речи? И готов сказать себе: стыдно оставаться глухим при этом родном споре, стыдно не знать его.

Что же за беда такая, что наука должна непременно заколачивать ухо от всего, что творится и шумит перед тобой! Жутко стоять между двух огней!

Л. Пастернак. Портрет В. Ключевского. 1909 год.

1907 ГОД

Николай Вавилов, генетик, ботаник, селекционер, географ

11/24 ноября. В начале бы слово, и слово бы делом. Да, в науке важную роль играет слово. Человек, посвятивший себя той или иной области науки, когда передает свое знание людям, должен увлечь их, должен говорить самое интересное, самое нужное, чтобы возбудить любопытство, симпатию и даже и любовь к науке. Всякая наука глубоко интересна, когда посвятишь себя ей, когда углубишься в нея. И вот эту-то любовь и надо уметь передать людям.

Николай (слева) и Сергей Вавиловы с матерью. 1916 год.

1909 ГОД

Сергей Вавилов, физик, основатель научной школы физической оптики в СССР, академик и президент АН СССР

19 января/1 февраля. Поскольку возникает у меня потребность теоретического миросозерцания, постольку я не стесняюсь. Для меня [...] единственным миросозерцанием является наука, как познающая мир без вмешательства личности. Наука чистая от всяких проклятых вопросов о цели жизни, Боге, и пр[очей] ерунде.

Личность - только вещь в мире, не более (в Маховском смысле вещи). Но как только перехожу я в практику, я, конечно, принимаю личность как нечто данное, ценное (поскольку вся практика обусловлена личностью), и ей я начинаю служить, для нее изучаю науку, для нее наслаждаюсь искусством. В науке я иду от личности к миру, в искусстве, наоборот, от мира к личности. Я соединяю в себе два полюса - науку для теории и искусство для практики.

Искусство и наука - мой символ веры - основные принципы моего миросозерцания.

4/17 февраля. Сегодня ужасный день. Трещит голова, ничего не делаю, валяюсь, хожу как безумный снизу вверх, сверху вниз. И теперь-то я уж окончательно понял причину: недостаточно я еще поспел для науки, нужно и жить, жизнь нужна, как соль в кушанье. И уже разве такие противоположности [как] жизнь и наука, разве они исключают друг друга? Нет, нет, я убежден, они различны, но [не] противоположны. Полечимся жизнью.

1910 ГОД

Сергей Вавилов

13/26 марта. Вчера мне исполнилось 20 лет. Треть жизни, по крайней мере, прожита. До поставленной мною цели - "ученого" в эти 20 лет я еще далеко не достиг, все еще в тумане и иногда бывают даже сомнения, достигну ли когда-нибудь. Последние два года я несомненно поворачиваю и даже довольно круто поворачиваю кривую моей жизни. В сущности я всегда был частью поэтом, мечтателем, философом или ученым. Это я помню отлично. Теперь задача в том, чтоб сделаться ученым всецело, всецело уйти в область "зеркальности". Этот и будущий год для меня во многом решающий.

1911 ГОД

Николай Вавилов

16/29 апреля. Чем > забредаю в сферу научного мышления, тем страшнее путь. В ушах звенит: не успеешь, не знаешь, такая бездна познания впереди и ясно вижу, что должно ограничить себя, Боже упаси лезть в чистую ботанику, биологию - черезчур богата должна быть систематическая подготовка, нужен глаз, одним словом с кувшинным рылом и т.д. Не путь и в чистую агрономию, там делают прекрасно свое дело, лучшие работники, но их хватит.

В душе лежит глубокая симпатия к биологии. Жизнь кажется проясняющейся в ея свете. И если суждено иметь к[акое]-л[ибо] >е определенное возрение, ясно для меня - биологическое. Чем глубже пробираешься в недра биологического мышления - тем проще становится жизнь. Эта симпатия по-видимому внутренняя - angeboren.

Ее и принимаю за основу.

1913 ГОД

Алексей Лосев, философ и филолог, профессор, доктор филологических наук

1/14 мая. [...] Эх-ма! Кто полюбит филолога, получающего за громадный труд ничтожное жалованье? Кто полюбит филолога, который целую жизнь то у других учится, то сам преподает какую-то науку о духе, какие-то гуманитарные науки? Разве не лучше его инженер, врач, юрист, которые удовлетворяют наши насущные потребности, которые дают счастье видимое, осязаемое, а не какие-то занебесные идеалы, ни для кого не очевидные, ни для чего не приспособленные? Вот и Люся не хочет понять меня, хотя надо сказать, что моя практика отношений к ней в течение целого года, - это наталкивает меня на некоторые размышления, возвышающие Люсю.

1914 ГОД

Алексей Лосев

16 февраля/1 марта. [...] Я вспомнил незабвенные ноябрьские дни, когда я выходил в 4 часа из Института после погружения в науку, и выходил только для того, чтобы вспомнить свою милую Люсю, свою небесную любовь, столь же далекую от земли, как и функциональная психология. Да, надо жить наукой. Ею можно жить. Не ей одною, это правда. Наука без искусства и без любви - уродство. Но, с другой стороны, что же такое искусство и любовь без науки?

Наука без искусства - созерцание предмета познания издали, "сквозь зерцало, как бы в тумане", по выражению Апостола, здесь непобедимая дистанция познающего и познаваемого. Искусство же и любовь без науки - порывание без осознанной цели, утомительный бег на месте.

Алексей Лосев с женой на Беломорканале. 1933 год.

1918 ГОД

Милица Нечкина, историк, академик АН СССР

17 октября. [...] Господи, как трудно, как тяжело быть одной, совершенно одной в научной работе. Университет сейчас совершенно замер, на лекции ходят по одному студенту, иногда не бывает никого. Как много громадного труда тратится совершенно бесплодно. С закрытыми глазами, как слепой щенок, карабкаешься на острые, недосягаемые вершины научной мысли: пальцы слабые, детские, устала, а в душе ужасное сознание того, что сделанного до смешного мало, а сделать предстоит такую бездну, перед которой замирает дыхание. И как у края бездны испытываешь странное желание броситься вниз, так и здесь хочется. Закрыть глаза и... будь что будет. И вот здесь - одна!

Крошечная горсточка моих однокурсников еще слепее меня, она еще ищет то, что нашла я, а я нашла так мало, так мало...

Чувствовать, что ты бесконечно мало знаешь и все-таки по знаниям на целую голову выше окружающих, разве это не ужас? Мне хочется, чтобы кругом меня ключом била научная молодая работа, чтобы все исследовали что-нибудь, думали, спорили, рассуждали, чтобы каждая новая научная идея сразу претворялась во многих молодых мозгах - сколько бы пропастей можно было перескочить одним прыжком. Если бы я искусственно не создавала себе такой рабочей обстановки в моем Эртоне, я бы была еще несчастнее.

"Слепой щенок" - как это точно, как верно, как близко подходит ко мне сейчас.

1939 ГОД

Василий Трушкин, литературовед, критик, доктор филологических наук, профессор Иркутского госуниверситета

10 июля. [...] Заларинские учителя обвиняли меня в отсутствии упорства в работе, в несерьезном отношении к математике и в своих изысканиях доходили до того, что готовы были отрицать мои математические способности. Как они еще плохо знают людей. Я не из тех, к[оторые] идут по линии наименьшего сопротивления. Своим лбом я пробью себе дорогу в жизнь, и, разумеется, постулаты Эвклида не смогут преградить мне путь.

Если удастся поступить в институт, я помимо лекций по своей специальности займусь серьезным изучением астрономии, физики, алгебры, французского языка. Понятно, эти занятия не будут заключаться в срывании верхушек знаний "все понемногу и ничего", а явятся глубоким проникновением в сущность вещей. "Дайте мне точку опоры и я переверну мир". Такой опорой станет для меня наука. С ней я пойду на штурм мира.

1942 ГОД

Галина Комкова-Коржикова, гвардии лейтенант, мастер по вооружению ночного бомбардировочного авиационного полка. Студентка исторического факультета МГУ

17 декабря. Ура! Карандаш есть - теперь я вооружена с ног до головы, глазами, языком, наблюдениями и карандашом. [...] Вообще, "непризнанный политрук", относись к себе трезво, смотри на себя критически, облик у тебя не военный, а душа, душа тоже. Ну а зачем ей быть военной?! Ведь это только страницы твоей немудреной биографии - теоретический и практический поиск, как быть полезной своей стране в год войны, а это не будет уже так длительно. Или ты не вернешься (потому что такова логика войны, не все с нее возвращаются, и ты это знаешь с пионерского возраста) или вернешься и окунешься в свою историческую науку.

Люблю ее, даже в разлуке еще больше, но теперь я знаю ее уязвимое место, она слишком повернута в прошлое, в область эстетики или культуры, и плохо готовит к современной войне.

Студенты послевоенных лет в аудитории МГУ.

1946 ГОД

Зара Минц, литературовед, доктор филологии, профессор Тартуского университета. Жена Юрия Лотмана

Нет ничего абсолютного. Так сказал еще Энгельс. Но он сам превратил учение о диалектике в абсолютную истину, в догму. Нам вбивают эту догму в голову и говорят, что она - единственно верная. А может быть, нет? Нам говорят, что в основе всего лежит вечное движение, вечный процесс рождения и умирания. На этом построена вся философия наша. Но, может, это не так? Ведь признают же другие ученые основу мира метафизической. Нам говорят, что первооснова всего - материя. Но ведь и Гегель не был дураком, и он признавал абсолютную истину, исходя из чего-то! "Вдруг" все, совершенно все, чему нас учат - неверно?!

Говорят, что диалектический материализм базируется на новейших достижениях науки. Но ведь из этих же научных открытий ученые Европы делают выводы, противоположные нашим! Кто же "прав"?!

Выходит, что никто. Все взгляды ученых - это сплошная "точка зрения". И со своей "точки зрения" каждый прав. Наша "точка зрения" - диамат, и мы говорим о неизбежности революции во всем мире. А у Ницше другая "точка зрения", и он приходит к другим выводам. Но почему же мы считаем, что наша точка зрения "лучше"? Только потому, что она выгоднее нам? (пр-ту)

И это не только в философии: все науки относительны. Считалось, что сумма углов тр-ка = 360 . Пришел Лобачевский и доказал, что это не так. Вся таблица умножения справедлива лишь постольку, поскольку она из "точки зрения" о том, допустим, что 1+1 = 2. А по Эйнштейну, кстати, выходит не так.

Правды нет. Есть лишь великое множество точек зрения. Из нескольких теорий оказывается справедливой (в глазах большинства) не та, кот. основана на лучшей из этих точек (ибо все они в равной мере относительны), а та, кот. защищают с большим умом и хитростью. В споре двух людей побеждает лишь тот, кто умнее и ловче. Семиклассник легко докажет первокласснику, что 2 х 2 = 5. Победа материализма над эмпириокритицизмом объясняется лишь тем, что Ленин умнее Маха.

С этим сознанием очень тяжело жить, но это так. Тот, кто докажет остальным абсурдность этой теории, докажет лишь, что он умнее меня.

Карикатура в журнале "Крокодил", критикующая генетику. 1948 год.

1954 ГОД

Лев Аннинский, литературный критик, литературовед

23 апреля. Один ученый говорил: литературовед - это препаратор, он засушивает живое произведение, режет, расчленяет и изучает его.

Но это не так. Теперь литературовед старается не "засушить" произведение при анализе; он режет и расчленяет его живьем.

Студенты МГУ на встрече с академиком архитектуры, автором проекта здания университета на Ленинских горах Л.В. Рудневым. 1950 год.

1958 ГОД

Олег Амитров, доктор геолого-минералогических наук

14 декабря. [...] В "Правде" была статья против "Ботанического журнала". Восстановлено прежнее положение: генетикам снова придется сматывать удочки. Это возмутило и огорчило меня. Вообще, я думаю, основными принципами, которые создались у меня на основе пяти лет учебы в Университете, являются следующие:

Ничего не принимать на веру. Больше доверия оказывать фактам, чем каким бы то ни было обобщениям. Чем больше степень обобщения, тем меньше доверия. В философии лучше быть вообще агностиком, чем ортодоксально придерживаться какого-либо направления; ни в коем случае не идти от общих философских предпосылок к конкретным научным теориям. Критерий истины - практика, а не философия.

Никогда не связывать себя вступлением в Партию или другую организацию, требующую определенной идеологии.

В науке из двух враждующих течений никогда одно не бывает полностью правильным, а другое - целиком ложным; всегда есть рациональное зерно и в том, и в другом (много примеров; соответствует требованиям диалектического метода). Основная задача ученого, который хочет быть объективным - искать эти "зерна", сближать направления (как сделал Каблуков с теорией растворов).

А. Дейнека. Покорители космоса. 1961 год.

1961 ГОД

Валентин Пролейко, руководитель Главного научно-технического управления Министерства электронной промышленности СССР

17 марта. Трудно понять мне Левку. Он хочет взять от жизни максимум, а если это не удается, то зачем же жить. Я тоже стремлюсь прожить полнее, но, если не удается, - ограничиваюсь достигнутым. А вот Дижонов бьется до тех пор, пока не достигнет. Интереснейшая работа, глубокие знания - кандидат наук - но не такой кандидат, как В. Мак, который способен все лето без отпуска долбить философию, он - серьезный альпинист, автор собственных фильмов, владелец автомобиля, развитый человек. Но мне иногда кажется, что я не способен на большее. Не способен, отстав от ворон, пристать к павам. Чего-то во мне не хватает: то ли ума, то ли знаний, то ли упорства.