Российская школьница покончила с собой из-за травли. Теперь это хотят скрыть
В Сафонове Смоленской области покончила с собой 14-летняя девочка Даша (имена героев в материале изменены). Теперь в городе существует как бы два мира. В одном из них точно знают, что это произошло из-за жестокой травли со стороны сверстников при полном безразличии педагогов. В другом не располагают никакими данными, кроме того, что в школе с отличной репутацией была пара задир, которые «обзывались». В обоих мирах согласны, что вся ситуация должна была быть видна как на ладони, но предотвратить смерть девочки никто не смог или не хотел. Корреспондент «Ленты.ру» Владимир Шумаков отправился в Сафоново и ощутил боль и равнодушие российской глубинки.
Дом, в котором жила Даша, — длинная пятиэтажка. Ее подъезд отличается от соседних. В нем нет домофона, а вместо аккуратного нового доводчика старая пружина, которая скрипит при каждом открывании. Дверь в квартиру не металлическая, как другие, а деревянная и очень хлипкая. За ней жалобно воет собака.
Дома никого нет. Мать уже девятый час общается со следователями — они вытащили ее прямо с работы. Нет дома и старшей сестры — Кати, которая в этом году начала учиться в смоленском полицейском колледже. Она только что ушла, не захотев разговаривать.
«Ваш ребенок еле дышит»: как убивает школа
Сейчас следователи, городские власти, работники школы и все, кто знал Дашу и ее семью, пытаются понять, почему это произошло. Ищут и находят много причин. Мол, она была одинока, она общалась только с несколькими девочками из параллели, она комплексовала из-за полноты и больных глаз, она переживала из-за того, что мама очень мало зарабатывает (недавно она даже писала об этом президенту).
Но главное, о чем буквально кричат все те, кто близко ее знал, — девочку травили. Травили жестоко и давно. Называли циклопом, жиряхой, пинали, провоцировали на конфликты, и иногда она отвечала. Несмотря на то что о травле она рассказывала только старшей сестре, понятно, что если это действительно происходило, то у всех на виду — в маленьком городе, в маленьком классе, где меньше двадцати человек. И это точно должны были видеть учителя.
Вот только официальные лица версию о травле стараются отвергать. Не говорят о ней и в школе.
В Сафоново все очень близко. От вокзала, мимо администрации района до «второй» школы четверть часа пешком, на такси — пара минут. Где-то совсем рядом дом Даши.
О том, знает ли тот или иной горожанин о самоубийстве Даши, можно понять по взгляду. Таксисты, продавцы, официанты вежливы и веселы. Они или совсем ничего не слышали, или читали в интернете. В окрестностях школы, в доме девочки, в администрации района или больницы, где работает ее мама, взгляды настороженные. Стоит в воздухе и скрипит на зубах пыль — ее поднимает единственный красный трактор, который с помощью щетки пытается ее куда-то загнать, но куда она денется, если потом ее никто не убирает?
Ближе к полудню дети идут на первый урок второй смены.
Трех девочек примерно такого же возраста, как Даша, на улице окликает женщина. Она что-то им коротко говорит, и потом громко добавляет, уже вслед: «Так что не влезайте никуда!» Девочки послушно кивают и заходят в школу.
Перед входом журналисты, на них из-за закрытых пластиковых окон смотрит множество любопытных глаз.
Один паренек, помладше, отвечает на вопрос — знал ли он Дашу, и слышал ли что-то о ней. «Ее обзывали» — единственное, что он произносит.
Из школы выходят трое парней, как раз возраста Даши. «Кто?» — нагловато они отвечают на вопрос о Даше. «Ваще не знаю, кто это».
В окне несколько учениц активно жестикулируют, показывая однокласснице, что стоит держать язык за зубами. Когда они видят, что корреспондент тоже увидел этот жест, они улыбаются, как бы извиняясь, пожимают плечами.
В это время перед телекамерой говорит жительница города, которая пришла за своим ребенком. «Родители должны смотреть. Хоть одну минутку найти. Школа хорошая, педагоги хорошие. А злоба вся от телевизора», — заключает она и уходит.
Так и происходит дальше: «Ничего не знаю», «Дашу не знаю, что ее обижали — тоже...» Ответы похожи.
«Ходила все время одна, спокойная была. Она из восьмого класса, больше ничего не знаю», — рассказывает девятиклассник, который вышел из-за угла школы и не увидел ни журналистов, ни предупреждающих знаков. «Ничего не знаю» — его ответ и на остальные вопросы — травили ли ее, шутили ли над ней. Удалось выяснить, что в прошлом году писали какие-то психологические тесты, в этом учебном году пока нет. И еще,что когда в новостях была тема про «синих китов» — учителя читали их переписки. Психолога в школе нет, сказал он.
Вскоре учителя не выдерживают, одна из них выходит и просит двух оставшихся у школы репортеров уйти. Вероятно, она увидела директора школы, Ирину Никишову, которая вернулась и спешит ей на помощь. Директор (не директриса, подчеркнули педагоги) наотрез отказывается говорить хоть что-то про школу, про Дашу, пеняет на запрет следователей и угрожает, что уже вызвала полицию.
«Мы же не живем, мы существуем! Что нам, детей запирать? Все на взводе. За эту неделю никто слова хорошего про школу не сказал!» — говорит она и удаляется.
Впрочем, по словам местных, тут остро ощущается нехватка добра и тепла.
Город маленький и хмурый. Для детей там ничего не приспособлено. «Раз в год, может, зоопарк приезжал и пара качелей на площади. Иногда 3D-[кинотеатр] приезжает. Туда такие очереди, как будто это лучшее, что они в жизни видели. Поставили только фонтан какой-то, и концерты на площади устраивали. Это все что я видела», — говорит Светлана.
Со Светланой мы списываемся в сети. Несколько лет назад она приехала сюда из Донецка вместе с мужем. Ее сын учился в классе вместе с Дашей.
«Моего сына одноклассники осуждали за то, что он из Донецка, пытались обижать: "зачем сюда приперся, вали в свою Украину!" Я часто была у директора в кабинете. Мой сын себя в обиду не давал, и происходили драки. Вызывали детей и иногда родителей, но те редко соизволивали приходить, потому что постоянно были заняты.
Уехали мы сыном не из-за этого. К сожалению, отец моего сына тоже покончил с собой. И об этом в школе тоже узнали. И тоже был конфликт из-за этого с детьми. Одноклассница даже украла телефон у сына, который после смерти отца остался ребенку».
По словам Светланы, в Донецке ей намного лучше. «Тут не поспоришь. Да, здесь дети прошли войну. Они рассуждают уже как взрослые люди. Насчет образования могу сказать только одно: мой сын здесь учится лучше, чем там учился».
Я стою на лестничной клетке. Перед мной Дашина квартира. Поначалу пустынный подъезд постепенно оживает. Удается поговорить со знакомыми, соседями, а также с родными семьи. Первые встречаются случайно, но вскоре зовут других. Подъезд становится похож на приемную какого-нибудь госоргана, только с паутиной по углам.
«Это была хорошая, милая, спокойная, тихая, добрая девочка, — вспоминает соседка. — Грубости я от нее никогда не слышала. Ничего плохого сказать не могу, даже если бы хотела. Пройдет, поздоровается. На вопрос "Как дела?", всегда отвечала "Хорошо". Если бы она умела огрызаться, ругаться... Может, было бы лучше».
Люди, которые приходят, рассказывают историю как будто совершенно другой девочки, чем та, о которой говорят городские чиновники или школьные учителя. Соседи, родные и знакомые подтверждают все, что отрицают в администрации и о чем молчат в школе, — травлю, издевательства, игнорирование проблемы.
Но вот что говорят те, кто был в этом подъезде. Даша со своей старшей сестрой действительно старались оставить все происходящее с ними между собой, разобраться самим, объясняет родственница.
«Даша просила маму, чтобы мама не ходила в школу разбираться. Мама один раз пошла втихаря. Она зашла в школу поговорить с учителями, с детьми, которые обижали, и Даша просто убежала в слезах домой», — говорит она. После этого, утверждает родственница, никакого собрания в школе не было, ситуация не обсуждалась.
Она упоминает то самое письмо президенту, о содержании которого публикуют много разной информации. По словам нашей собеседницы, там не было слов о травле, но были слова об отношении учителей: учительница географии (имя есть в распоряжении «Ленты.ру») называла своих учеников тупицами и много еще как. Она так относилась не только к Даше, но ко всем ученикам, уверяет собеседница.
Соседи подтверждают, что слышали о грубости одной из учительниц, «которая могла сказать ребенку — тупая, дебилка». «У нее такая манера со всеми в классе. И школьники, конечно же, смотрят: учительнице можно — значит и нам можно. Это учительница по географии. Ее вроде уже уволили вчера. Но проблема не решена», — говорят они. Впрочем, в том, что увольнение действительно было, уверены не все.
«Учительница географии неоднократно при всем классе унижала Дашу со словами "Ты ничего не сдашь, ты никчемная, ты дура", и это было ещё до этого случая в прошлом году. Она и с другими так же поступала. Класс моего ребенка называла идиотами, — говорит Марина, чей ребенок учился в той же школе. — Вообще не знаю, пытались ли ее перевести в другой класс, но девочки из параллели к ней лучше относились, чем ее одноклассники. Дети жалуются, но до директора ничего не доходило, потому что эта учительница начинала их гнобить еще сильнее»,
Другие два момента, которые муссируются в СМИ, собеседница опровергает. Первое — маму Даши после того, как письмо попало в больницу, никто не вызывал «на ковер», никто не увольнял и даже не ругал. Второе — финансовое положение семьи не могло стать причиной самоубийства Даши.
«Они всегда были сыты. Посмотрите, в чем она (старшая сестра) одета. Одежды хватает, и учится она в каком заведении? И оно оплачивается, — говорит собеседница журналистов. — И деньги за квартиру платят, пять тысяч, это очень дорого, деньги ей на еду всегда есть. Когда она переезжала в Смоленск, она (мама) продуктов набрала — они до сих пор стоят».
«Все зло из школы», — вздыхают люди в подъезде.
У них нет ответа только на один вопрос — почему же Даша покончила с собой?
«Не знаю. Наверное, от одиночества, из-за того, что так относились к ней все. Даша пыталась общаться. Я сегодня заходила на ее страницу в "Одноклассниках", все записи до единой прошоркала», — сказала она.
В соцсетях Даши среди многочисленных опросов, которые она проходила, и обычных цитат с картинками вроде «Скажите честно, кому я нужна?» и «В моей жизни прошу никого не винить» есть посты, которые выглядят как крик о помощи очень одинокого человека.
С одной стороны, какой непонятый подросток не пишет подобных текстов, но с другой — удивляет очень взрослый язык и то, что она обращалась не к кому-то конкретному, а к кому-нибудь, к любому человеку.
«Привет, незнакомый мне парень или девушка. Нaпиши мне. Я не буду игнорить. Обязательно отвечу. Если хочешь, можешь даже не здороваться. Если хочешь, не спрашивай, как у меня дела. Не нужно этих банальностей. Можешь не расспрашивать, кто я такая, как меня зовут или сколько мне лет. Банальный способ завести разговор. Нaпиши мне и расскажи что-нибудь. что угодно», — писала она совсем недавно, 6 октября.
«Она все время ходила одна. Она наушники наденет, во дворе сядет, качается на качелях и слушает музыку. Либо там, где вай-фай бесплатный, у девятиэтажки, сядет на лавочку и качает музыку, фильмы», — рассказала близкая подруга Дашиной мамы Наталья.
По ее словам, Даша иногда все-таки жаловалась на сверстников и на оскорбления со стороны учителей, но мама не смогла оценить всю серьезность ее жалоб, а главное — что именно творилось в школе. Как могла, успокаивала дочь: «Даш, ну ты же красивая. Не обращай на них внимания, — говорит Наталья. — Операция, тем более, помогла, глазки у нее стали получше, и личико совсем другим. Не дайте, пожалуйста, мать оболгать. Все идет к тому».
Знакомая Дашиной мамы: «Ее мать приходит ко мне стричься. Тихая, скромная женщина, ни о чем не говорит. Конечно, заметно, что немного уставшая.
Проблема, как я понимаю, началась очень давно, по крайней мере, три года назад точно. У Даши проблемы со зрением с рождения, делали несколько операций. Одета не так, как мажоры, полненькая, в очках, вот и издевались придурки над ней, дали кличку Циклоп. Девочка замкнулась в себе, писала в интернете что очень одинока, что не нужна никому, я читала ее высказывания и была в полном шоке, это были слова отчаяния, одиночества».
«Семь классов с ней училась сестра. Сестра постоянно за нее заступалась. Девочку не то что оскорбляли — ее били. Не ударят, так пинка дадут, не дадут — так плюнут, харкнут не нее. Матери она не говорила. Когда беда произошла, мы стали с мамой разговаривать, у нее были вот такие глаза. Они с сестрой пытались все решить сами, не беспокоить маму, потому что у нее и так проблем выше крыши — одеть, обуть и накормить, — говорит Наталья. — Прошло два с половиной месяца всего с тех пор, как сестра ушла. И все».
У Натальи сын учится в той же школе, и она утверждает, что детей сейчас взяли под жесткий контроль.
«Все классные руководители предупреждали: ведите себя хорошо, потому что в школе сейчас снимает телевидение, вы знаете, какая обстановка у нас не только в школе, но и в городе», — рассказывает она.
«Вот гроб вынесли, они стоят, видимо, учительница по принудиловке согнала весь класс, и только три девочки — две плакали, а одна видно, что переживала. Другие девочки стояли так, будто им скучно. Мальчики шли и ржали», — продолжает Наталья.
В доме все пожилые люди знают тех, кто помоложе, практически с пеленок. На лестничной площадке мы встречаем Эду Гусеву, одну из соседок, которая беспокоится, что в школе и администрации могут пойти на многое, чтобы отвести от себя подозрения.
«Они собрались своим педсоветом, пригласили школьников, всех предупредили, что про школу, про них самих и про их поведение ничего не говорить. Говорить, что «мы девочку эту любили, это она с нами не хотела дружить, — рассказывает она. — Я так понимаю, что кому-то хочется это увести совсем в другом направлении, чтобы самому не быть виноватым. Они уже придумали, что она где-то в интернете чуть ли не с сектой связалась, ну это вообще абсурд!»
«Нашим властям, конечно, хочется сделать так, что они ни при чем, они белые и пушистые, — продолжает она. — Что, они раньше не знали, что она мать-одиночка? Хоть раз пришел кто-нибудь из опеки и сказал: как же вы тут, деточки, живете? Никому дела нет. Никому не нужный ребенок. Кроме родных, конечно».
Соседи, которые возвращаются с работы, останавливаются. Другие, слыша громкий голос Эды Гусевой, выходят из квартир и присоединяются к разговору. Видно, что в подъезде относятся друг к другу с большой теплотой.
«Она раньше была санитаркой и получала больше, потом перевели в уборщицы, как и других санитарок. По сути, продолжила заниматься той же работой — мыть всякие склянки в лаборатории. С деньгами помогала родня, не голодали, но еда, понятно, самая дешевая», — говорят соседи.
Они рассказывают про быт семьи, что раньше была жива прабабушка Даши, у которой была хорошая пенсия и которая всегда очень помогала семье. Летом они работали на огороде, но земля почти ничего не давала.
Несмотря на небогатую жизнь, в семье все друг друга любили, уверены соседи. Но любовь, видимо, Даша чувствовала только там.
«Только родители относились к ней очень хорошо. "Дашулечка-Дашулечка, иди покушай, Дашулечка, сходи в магазинчик, Дашулечка". И с нами она всегда здоровалась. Здравствуй, бабушка. Бабушка, принесть тете что-нибудь с магазина? Мне уже 86 лет, и она сочувствовала, что я старая, не могу сама сходить в магазин, голова кружится. Она всегда такая ласковая была, хорошая», — рассказывает соседка Екатерина.
Троюродная тетя Даши из Москвы: «Во взрослом человеке можно заблудиться, а ребенка видно вдоль и поперек, что с ним происходит!
Этим летом Даша внезапно позвонила мне по телефону. Она засыпала меня вопросами, очень любознательна. Ей, видимо, не хватало общения. Но о чем мы говорили, я не скажу. У меня дочка ее ровесница, но как-то посдержаннее с вопросами. Мне кажется, если бы ее развивали, занимались ею, она бы была отличницей...
Неужели все были слепые? Это страшная трагедия! Самое страшное, что два года назад она уже хотела покончить жизнь самоубийством , это родная сестра сказала. Наверное, у людей другие ценности в приоритете, чем собственный ребенок».
Наталья, близкая подруга мамы Даши, в разговоре с «Лентой.ру» рассказала об инциденте с порезанными руками. По ее словам, речь о суициде здесь не идет. «Я спрашивала у мамы, так что же у нее какие-то царапки на руках были? Резала вены? Она говорит, нет, это было летом, в деревне. Они там лазали, через забор, или где, и подрала себе руки. Я, говорит, это видела». Причем в то, что мама Даши могла скрыть от нее настоящую причину появления «царапок», она не верит. «У нас с ней такие отношения, что мы дружим с детства. Она бы сказала»
К разговору присоединяется еще одна знакомая, которая работает в той же больнице, что и мама Даши. Она попросила не называть ее имя. Женщина еще раз подтверждает, что выговоров за пресловутое письмо Путину женщине не делали и что на больницу могут попробовать повесить часть вины.
«Виновата школа. Что они хотят найти? Сделать эксгумацию? Влить бутылку водки или сказать, что беременна была? К этому идут?!» — почти кричит она.
По длинным коридорам администрации Сафоновского района гуляют сквозняки и далеко разносится стук каблуков. Она выглядит пустовато, как и все в Сафонове. Мэра Вячеслава Балалаева в городе сейчас нет. Говорят, уехал в Смоленск. Хотя еще накануне активно раздавал СМИ интервью.
«Семья считалась благополучной, отношения девочки с детьми были нормальные. Недавно пришел новый классный руководитель, она обрадовалась. Мы не знаем, кто на нее мог повлиять, возможно, интернет», — заявил он.
Поговорить соглашается его зам по образованию, Геннадий Гуренков. Он входит в состав рабочей группы, которая параллельно со следователями пытается выяснить причины и обстоятельства смерти девочки. Но наша беседе не клеится. С самого начала разговор больше похож на перекрестное интервью.
Геннадий Гуренков: Не дожидаясь окончания расследования все уже сделали выводы. Это я про таких «добросовестных» корреспондентов, которым уже сразу все понятно стало, которые уже назначили виновных. Виновны оказались абсолютно все.
Что вы сами думаете о произошедшем?
Я очень долго проработал сам в школе, работал долго и учителем, и директором, уже одиннадцатый год работаю здесь, тоже связан с детьми, курирую работу комитета по образованию. Дети, конечно, бывают разные. Есть дети, которые просто-напросто закрыты сами по себе, им достаточно одного-двух людей для общения, и все. Все считают почему-то, что если есть ребенок, то он должен общаться и иметь в общении огромный круг [сверстников].
Я разговаривал с матерью ее, мать не сказала, что ее там гнобили. Говорила, что были один-два человека, которые обзывались, и мать говорит, а что, вас не обзывали? Обзывали каждого в школе. Но это не было целенаправленной травлей.
Ученики отказались разговаривать с журналистами. Что они вам рассказали о том, какой была Даша?
Она училась в ту меру, которой ей было достаточно. Она не хватала звезд с неба, но в то же время, она не была отстающей. Она не напрашивалась, но если ей что-то поручили, она выполняла, и выполняла добросовестно. На переменах она старалась держаться обособленно. Как ребята говорят, больше была в телефоне.
Нам сегодня рассказали, что класс ей объявлял бойкоты, никто с ней не разговаривал, не называл ее по имени.
Я не могу это ни подтвердить, ни опровергнуть, у меня пока такой информации нет. Я с детьми не разговаривал. Вчера глава [района] разговаривал с одним и с другим классом, порядка полутора часов, и нигде не нашлось подтверждения среди детей, что ее кто-то гнобил или еще что-то.
Какие предположения, почему она покончила с собой?
[после долгой паузы] Трудно вообще предполагать. Когда я вчера разговаривал с матерью и с ее старшей сестрой, сестра сказала, что она в воскресенье готовилась идти в школу. Она приготовила домашнее задание, она предупредила мать, что у нее нет первого урока и чтобы мать ее не будила рано, а разбудила ко второму уроку. То есть настроение у нее было нормальное.
То, что средства массовой информации сейчас пытаются выдать, что она написала президенту письмо (известно, что девочка действительно писала президенту, из-за чего, вероятно, история и разошлась по федеральным СМИ, — прим. «Ленты.ру») о том, что ее гнобят — в этом очень много неправды. Письмо президенту я видел.
Расскажите о нем.
Это обыкновенное письмо ребенка, который сообщает президенту, что у ее матери не такая большая зарплата. Там не было ничего, из-за чего такой сыр-бор. Дело в том, что старшая сестра в свое время тоже писала письмо президенту. Когда-то она занималась в конно-спортивной школе, и у нас директор конно-спортивной школы погибла, и почему-то дети решили, что школа теперь существовать не будет, и они, по наивности, написали это письмо с просьбой помочь сохранить школу.
Тем не менее из администрации президента письмо спустили в администрацию района.
Нет, в администрацию района это письмо не пришло, потому что по [работе] администрации там ничего нет. Оно пришло в больницу, потому что в нем говорилось, что в больнице не все так нормально. Чисто детский взгляд. Если мы честно будем говорить, сколько у нас людей получает такую зарплату? Мама имела все доплаты, которые положены по закону.
И все же, живет ребенок из очень небогатой семьи, девочка ни с кем не общается. Очень много факторов, которые можно было заметить, вы так не считаете? Сейчас главное, о чем все говорят — недоглядели.
Тяжело сейчас сказать, что именно недоглядели. Ведь она же не одна такая. Я вам говорю, что у нас может быть тридцать, а может быть и больше процентов населения живет именно так, и именно такие дети, небольшие зарплаты.
Это одна из старейших школ, с хорошими традициями. В эту школу родители стараются детей своих отдать. Если рядом есть школы, где нет второй смены, то второй школе есть. Школа с хорошей репутацией.
Психолог есть во второй школе?
Психолога попробуйте найти. Специалиста. Во-первых, в штате не во всех школах есть ставка психолога. Ни в одной сельской школе нет штатного психолога, и даже штатной единицы. Но штаты, к сожалению, не район устанавливает.
Учителей-то нет в школах. Предметников катастрофически не хватает. И за последнее время очень мало пришло после институтов. Средние зарплаты у нас неплохие, потому что люди в основном работают уже с большим стажем. Я скажу так, если придешь после института работать, то зарплата будет меньше, чем у этой мамы, уборщицы. И кто же пойдет? Когда мы говорим, что стареют педагогические кадры, и нет замены — ее и не будет, пока мы не решим эту проблему.
Детей фактически обвиняют, что они довели одноклассницу до самоубийства. Что они сами говорят по этому поводу?
Пока что ни один ребенок не сказал, что... Они сказали так. Она просто сама не очень-то общалась, но это как таковой травлей не было. И есть ребята, которые говорили, да нормальная она была абсолютно. То есть никто ничего плохого...
Говорил коллегам вашим, говорю вам, что сейчас все, конечно, пытаются обвинить школу. Школа не доработала, школа не досмотрела. А кто-нибудь вник в суть, что сейчас навалили на школу? Кто-нибудь сейчас знает, чем занимается учитель? Сейчас учитель должен написать какую-то программу, какую-то адаптировать под себя, через каждые три-пять лет приезжает обрнадзор, начинает проверять этого учителя, «у вас в программе не то слово стоит». Раз в пять лет он должен пройти аттестацию, участвовать в куче конкурсов, писать какие-то заметки, иначе он не подтвердит, что он учитель высшей категории.
Как это относится к нашей теме?
Это относится. Если хотите в чем-то обвинить учителей, то снимите вы с них эти нагрузки! Дайте школе работать в том режиме, в котором она задумана. Школа должна обучать и воспитывать.
В этой истории сложно подвести какую-то черту. Можно было бы обратиться к опыту читателей, попросить делиться историями, начать со слов «возможно, многие вспомнят такую девочку в своем классе».
Лучше начать со слова «точно». Я точно помню такую девочку у нас в классе. Она комплексовала из-за внешности, ее оскорбляли, и почти никто из одноклассников ее не защищал, в том числе и я, из-за чего, конечно, позже было очень паршиво. Чудо, что наша классная руководительница не закрывала на это глаза. Помню, как подслушал разговор между ними. В нем девочка жаловалась и плакала, мечтала о пластической операции, говорила, что очень любит маленьких детей и хочет с ними работать. Не знаю, что с ней стало.
Еще я прекрасно помню учительницу, любимым выражением которой было «тварь такая». Это было в начале 2000-х. Глядя на историю в Сафоново понимаешь, что некоторые вещи не меняются.